Читаем без скачивания Братья-рыцари и камни Гроба Господня - Алекс Никмар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отправив квалификатора разбираться с расползшимся по обочинам караваном трибунала, легат продолжал в полном одиночестве стоять на дороге. Раздававшиеся за его спиной звуки возни с телегами и лошадьми его не беспокоили, он не оборачивался на тревожное ржание ещё не успокоившихся лошадей, на недовольные возгласы возниц и требовательный голос квалификатора. Вся эта суета его никоим образом не волновала. Монсеньор легат просто стоял и смотрел на север — где-то там впереди был Тампль, а в Тампле ожидал своей судьбы Жак де Моле — последний Великий магистр ордена Бедных рыцарей Христа и Храма Соломонова. Встреча с ним — теперь только это было для легата действительно важно…
Время шло. Усилиями квалификатора и сопровождавших трибунал немногочисленных стражников и слуг, подоспевших из хвоста колонны на помощь возницам, караван постепенно приходил в порядок и с минуты на минуту готов был тронуться дальше. Несмотря на это, легат оставался всё на том же месте, где его оставил квалификатор.
Необычайно обострившееся внутреннее чутье монсеньора предсказывало ему новую встречу, оно нашёптывало ему, что нужно лишь немного подождать, и эта важная для него встреча вот-вот состоится. Он терпеливо ждал, и вскоре его ожидание было вознаграждено звуком отдалённого конского топота.
Прошедший вместе с бурей дождь хорошо прибил дорожную пыль, поэтому скорое приближение кавалерийского отряда обнаружилось только тогда, когда он появился в прямой видимости доминиканцев. Монсеньору легату, оказавшемуся ближе всех остальных к двигающимся конникам, уже издали стал хорошо различим синий с золотым баннер на копье одного из скачущих во главе отряда верховых. Вскоре и привставшим на передках повозок монахам стало понятно, что приближающийся к ним отряд принадлежит не кому-то из местных сеньоров, а именно к королевскому войску Филиппа Красивого.
Прошло несколько минут, и всадники приблизились к стоявшему на дороге странствующему трибуналу. Властным движением руки командира, отряд слаженно остановился в трёх десятках шагов от передней, из скучившихся на дороге повозок и всего в нескольких туазах от одиноко стоявшего, плотно запахнувшегося в свой черный плащ папского легата.
Монсеньор Бамо ни знаком, ни жестом не проявил своего отношения к происходящему, и это, видимо, вызвало у командира конников некоторое замешательство, которое, впрочем, длилось совсем недолго.
От отряда отделился высокий статный рыцарь в сопровождении сержанта с баннером королевской конницы. Поверх тщательно отполированной оруженосцами кольчуги, на рыцаре были одеты богато расшитая золотой парчой котта и синий с золотом плащ королевских рыцарей.
Рыцарь ещё даже не снял частично прикрывавший его голову шлем, а легат уже понял кто перед ним, ведь на кавалерийском щите приближающегося к нему командира отряда красовались три вертикальные чёрные полосы на жёлтом геральдическом фоне. Не знать того, кому принадлежит этот герб, монсеньор Бамо не мог — ещё бы — это был окситанский герб, хорошо известный при папском дворе по событиям 7 сентября 1303 года, когда его владелец нанёс покойному Папе Бонифацию VIII свою, прогремевшую на весь христианский мир пощёчину латной перчаткой. Такое никогда и никому не забывается…
Подъехав к ожидавшему его легату, рыцарь снял шлем и, учтиво наклонив голову, поинтересовался:
— Монсеньор Бамо?
Легат утвердительно кивнул, и всадник, полным достоинства голосом, представился:
— Я главный королевский советник и хранитель большой королевской печати Гийом де Ногаре. Со мной почётный караул королевских сержантов. Увидев, что творится с погодой, мы по повелению нашего светлейшего короля Филиппа поспешили к вам на встречу и теперь хвалим Бога за то, что с вами всё в порядке. Теперь мы можем сопроводить вас прямо в Тампль. К вашему размещению в нём всё уже давно готово.
— Я знаю — кто вы, мессир де Ногаре… — Ги Бамо снова кивнул и, глядя в глаза рыцарю, спросил:
— Великий магистр в темнице? Надеюсь, он закован и надёжно охраняется?
— Да. Почему это вас так беспокоит? — де Ногаре усмехнулся. — Тамплиеры построили крепкий замок, подвалы, на которых он стоит — ещё крепче, из них просто так не выберешься!
Легат не воспринял предложенный ему шутливый тон:
— Так он в цепях?
— Да.
— Вы его уже допрашивали?
— Конечно, лично я… — де Ногаре ещё не успел закончить фразу, как легат внезапно оборвал его полным гнева голосом:
— Но по какому праву?! Вы что: не знаете того, что де Моле — как еретик — прежде всего подлежит суду церкви?! Для допроса еретиков существует Священный трибунал инквизиции — только он ведёт все допросы по специальному, утверждённому Папой протоколу! — голос Legatus Missus стал громче, он звенел как металл, по которому бьёт кузнечный молот:
— Эти допросы, мессир де Ногаре, ведутся до тех пор, пока церковь в лице Святейшего трибунала не признается в своём бессилии вернуть вероотступника в лоно нашей Святой католической церкви! Только тогда еретик — изобличенный, но не признавшийся в своей ереси и не покаявшийся в ней — передаётся светской власти, да и то лишь для того, чтобы она спалила его на костре! Никакие другие допросы — ни до, ни после — категорически недопустимы, ибо участвующие в нём лица подлежат такому же дознанию, как и сами еретики!
— Но монсеньор легат!..
— Молчите! Вы что, не знаете, что каждое слово еретика на допросе является тайной и не подлежит никакому разглашению, поскольку уже само по себе, оно несёт угрозу нашей Святой апостольской церкви?!
— Монсеньор легат! Вы видно забываете, что говорите с главным королевским советником?! Сбавьте тон и оставьте свой пыл на дожидающегося вас де Моле!..
Повисло недолгое молчание, после которого легат, заметив то, как напряглось лицо сидевшего в седле рыцаря, поспешил смягчить свой тон:
— Мне хорошо известна ваша репутация, мессир де Ногаре. Вы понимаете — о чём идёт речь… — в ответ рыцарь решительно вскинул вверх подбородок и показательно неопределённо пожал плечами. Этим жестом он давал прекрасную возможность легату самому сгладить последствия его эмоциональной вспышки, и монсеньор Бамо благоразумно решил ею воспользоваться:
— Я не хочу
