Читаем без скачивания Загадки истории России - Николай Непомнящий

Досифея умерла в 1810 году в возрасте шестидесяти четырех лет и была погребена в фамильной усыпальнице бояр Романовых в Новоспасском монастыре. Отпевал ее епископ Августин, бывший тогда управляющим московской епархией, а на похоронах присутствовала вся знать Москвы.

Но кем же в таком случае была эта секретная монахиня, похороненная с такой пышностью? Едва ли дочь Елизаветы от Разумовского — та была на семь или восемь лет моложе Досифеи. Так, может быть, стоит вспомнить детей Елизаветы и Шубина, конкретно — дочь, которая, как мы помним, уехала из России в 40-х годах. Куда уехала и почему? На этот счет имеются свидетельства: уехала в Кенигсберг, потому что ее выдали замуж, а отец мужа, то есть свекор, являлся комендантом главного города Пруссии. Но со временем муж и свекор умерли, и женщина, которой было уже за сорок, осталась одна. Так не ее ли привезли в Ивановский монастырь, не она ли превратилась в монахиню Досифею?

Резон в этих догадках есть, но не совсем сходятся даты. Досифея умерла в шестьдесят четыре года, а безымянная девочка, присутствовавшая за одним столом с Елизаветой, родилась не позднее 1730 года. Значит, ей, если это ее похоронили в Новоспасском монастыре, должно было быть лет восемьдесят. Но, с другой стороны, даты жизни Досифеи, указанные на могильной плите, могли быть специально показаны неверно. Когда есть что скрывать, прибегают и к таким приемам. А скрывать, как нам кажется, было что. В следующей главе мы поговорим об этом подробно, а пока лишь заметим: при ближайшем рассмотрении вопроса, связанном с «княжной Таракановой», обнаруживается столько необъяснимых деталей, что общепринятые версии начинают серьезно колебаться. И когда читаешь материалы, посвященные загадке самозванки, невольно начинаешь спрашивать себя: если узницу Алексеевского равелина считали таковой, то почему Екатерина II во все время расследования этого дела так тревожилась и переживала, будто со дня на день ожидала каких-то чрезвычайных событий? И почему русские цари, начиная с Павла I, проявляли самое пристальное внимание к делу самозванки и даже пытались фальсифицировать его? (Во всяком случае, как показали позднейшие розыски, из дела бесследно исчезли многие важные документы, и оно оказалось, таким образом, сильно «подчищено». — Б.В.) Не потому ли в конце концов и возник сакраментальный вопрос: а если не самозванка?

А если не самозванка?

Автор вполне осознает, что, поставив вопрос подобным образом, он вступает в такие дебри русской политической истории, которые и по сию пору считаются непроходимыми. И непроходимость эта образовалась не от наличия множества «белых пятен» в истории появления самозванки, а от того, что эти «пятна» появились, по нашему мнению, не сами по себе, а были созданы искусственно. На протяжении двух с лишним веков, что отделяют нас от начала самозванческой интриги, ее так часто касались опытные руки фальсификаторов, что сейчас невероятно трудно пробиться к правде через наслоения искусной лжи и связать воедино концы чрезвычайно запутанной истории.

Кое-что в этом направлении уже сделано некоторыми нынешними исследователями; мы же, воспользовавшись их результатами, попробуем продвинуться еще дальше, а заодно выскажем ряд своих соображений по теме нашего разговора — соображений, которые хотя и не внесут кардинальных перемен в историографию вопроса, но зато, как нам кажется, помогут понять, ПОЧЕМУ вокруг имени «княжны Таракановой» возникло такое множество всевозможных мистификаций.

Начнем с главного, с вопроса: чьей же все-таки дочерью была женщина, умершая в декабре 1775 года в Алексеевском равелине? По мнению большинства историков — императрицы Елизаветы и графа Алексея Разумовского. Эта версия как бы общепризнанна и как бы не нуждается уже ни в каких уточнениях и дополнениях. Расхожее мнение, что большинство всегда право, если его внедрять в науку, приведет лишь к однообразию, от которого один шаг до скудоумия. Мы это говорим еще и потому, что в вопросе о происхождении «княжны Таракановой» существует и другая версия, отличная от той, что является на сегодняшний день определяющей. Ее авторы, соглашаясь с тем, что матерью самозванки являлась Елизавета, числят ее отцом не Разумовского, а другого человека — Ивана Ивановича Шувалова.

Тоже фаворит и тоже граф. Но вот что странно: лишь только берешься за чтение биографии Шувалова, как возникает первое недоумение — никто из его биографов не указывает с достаточной ясностью, кто были родители графа. У каждого здесь существует свой вариант, который лишь запутывает картину. Но неужели нельзя преодолеть эту разноголосицу? Неужели в архивах не сохранилось ни одного документа, проливающего свет на обстоятельства рождения Шувалова? Представьте, не сохранилось. О его двоюродных братьях, Александре и Петре, известно все, о нем же — ничего (мы имеем в виду юридические документы, подтверждающие факт рождения. — Авт.). Поэтому резонен вопрос: куда подевалась «метрика» Ивана Ивановича?

Столь же неопределенны и обстоятельства образования и службы Шувалова. А они, эти обстоятельства, были, по-видимому, очень благоприятны, поскольку сам Вольтер, властитель дум того времени, так отзывался о Шувалове: «Это один из людей наиболее образованных и наиболее приятных, каких мне только приходилось встречать». Лестная оценка, если к тому же учесть, что Шувалову в это время было всего двадцать пять лет.

Не менее загадочно и появление Шувалова при дворе. Он объявляется там из совершеннейшей неизвестности сразу в ранге камер-пажа. Ничего странного, говорят некоторые историки, так как Шувалов был фаворитом Елизаветы. Верно, был. Но есть одна существенная деталь, которая не укладывается в их установленные рамки фаворитизма: примеры Разумовского, братьев Орловых, Потемкина и других позволяют утверждать, что все они сначала становились фаворитами, то есть любовниками, и уж потом получали награды и чины. В случае с Шуваловым все обстоит наоборот.

Что же получается? Все видят молодого, блестяще образованного камер-пажа, но никто не может объяснить, где и как получил Шувалов и свое образование, и свой придворный чин. Нам кажется, здесь может быть только один ответ: кто-то, весьма могущественный и знатный, принял самое непосредственное участие в судьбе Шувалова. Его родители этого сделать не могли, ибо, по словам биографов, они были людьми «средственного состояния», то есть не располагали достаточными материальными возможностями.

Как говорит Казимир Валишевский, роман Елизаветы и Шувалова начался в 1749 году; таким образом, резоннее допустить, что отцом самозванки был именно Шувалов, а не Разумовский. Самозванка, по общему мнению, родилась в 1752 году, тогда как дети Разумовского должны быть гораздо старше.

Но разве этот факт меняет что-нибудь в той системе взглядов, какая сложилась вокруг спора о личности самозванки? Оказывается, меняет, и очень сильно. И главным образом потому, что в распоряжении историков имеются документы, из которых следует невероятный на первый взгляд вывод: помимо того, что Иван Шувалов был фаворитом Елизаветы, он к тому же являлся сыном императрицы Анны Иоанновны! А это кардинально меняло весь династический расклад русских самодержцев, что и заставляло их уделять самое пристальное внимание «делу» самозванки. Но прежде чем говорить об этом подробно, познакомим читателей с другим «делом» — барона Аша. В подлиннике оно озаглавлено довольно витиевато: «О продерзостях: противностях государственным правилам и неистовых словах отставного от военной службы бригадира барона Федора Федорова сына фон Аша».

В чем же заключались его «продерзости»?

По смерти императрицы Елизаветы граф Иван Шувалов еще некоторое время жил в России, но сразу же после переворота 1762 года и вступления на трон Екатерины II отправился в заграничное путешествие. В те времена русские вельможи часто выезжали за границу и подолгу проживали там, но пребывание в чужих палестинах Ивана Шувалова представляет из себя своеобразный рекорд — он жил в разных городах Европы целых пятнадцать лет!

Как отъезд, так и приезд Шувалова на родину тоже вызывает немало вопросов, но мы пока что продолжим разговор о бароне Аше. Так вот, едва Иван Шувалов успел возвратиться в родные пенаты, как в один прекрасный день, а именно 20 октября 1777 года, к нему в дом явился незнакомый человек, представившийся бароном Федором Ашем. Он передал Шувалову конверт с письмом, написанным, по его словам, его покойным отцом Фридрихом Ашем.

Шувалов вскрыл конверт и стал читать письмо, из которого явствовало, что он — сын императрицы Анны Иоанновны и ее фаворита Бирона и что ему надлежит по праву возложить на себя корону Российской империи.

Федор Аш был человеком чести. Исполняя повеление отца, он доставил его письмо адресату. И что же? Как же поступил Иван Шувалов по отношению к человеку, который, направляясь в дом вельможи, вряд ли предполагал о предательстве? Но именно оно и состоялось, потому что как по-другому назвать поступок Шувалова, который, не обращая больше внимания на Аша, тут же отправляется с письмом сначала к генерал-прокурору, а от него — к императрице Екатерине.