Читаем без скачивания Дети судьбы - Джеффри Арчер

— Ты счастливчик, Флетчер, — заключила его мать; Энни воткнула нож в нижний слой торта.

— Я это знал ещё до того, как она сняла с зубов эти уродливые пластинки, — сказал Флетчер.

Энни передала нож Джоанне.

— Загадай желание, — прошептал Джимми.

— Я уже загадала, салага, — ответила Джоанна. — И, более того, оно уже исполнилось.

— А, ты имеешь в виду, что тебе удалось выйти за меня замуж?

— Боже мой, конечно, нет; кое-что важнее этого.

— Что может быть важнее этого?

— То, что у нас будет ребёнок.

Джимми крепко обнял жену.

— Когда ты об этом узнала?

— Точно не знаю, но я перестала принимать пилюли, как только убедилась, что ты окончишь колледж.

— Замечательно! Пойдём, расскажем об этом гостям.

— Скажи только слово, и я воткну этот нож в тебя, а не в торт. Я всегда знала, что нельзя выходить замуж за рыжего первокурсника.

— Пари держу: ребёнок будет рыжим.

— Не будь так в этом уверен, салага, потому что если ты кому-нибудь об этом скажешь, я тут же добавлю, что не уверена, чей это ребёнок.

— Леди и джентльмены! — громко воскликнул Джимми, а его жена подняла нож. — Я должен сделать одно объявление. — Все затихли. — У нас с Джоанной будет ребёнок.

Несколько секунд все молчали, а потом раздался грохот аплодисментов.

— Тебе не жить, салага! — провозгласила Джоанна, вонзая нож в торт.

— Я это понял в ту минуту, как встретил вас, миссис Гейтс, но думаю, что у нас должно быть по крайней мере трое детей, а тогда уже можно меня убивать.

— Итак, сенатор, вы скоро станете дедом, — обратилась к нему Рут. — Поздравляю. Я жду не дождусь, когда стану бабушкой, хотя подозреваю, что Энни родит ребёнка не очень скоро.

— Бьюсь об заклад, она об этом и думать не будет, пока не окончит колледж, — сказал Гарри Гейтс, — особенно когда они узнают, какие у меня планы для Флетчера.

— Но, может быть, Флетчер не согласится с вашими планами? — спросила Рут.

— Согласится…

— А по-вашему, он ещё не догадался о ваших планах?

— Он мог догадаться о них уже в тот день, когда впервые встретился со мной на матче Хочкиса против Тафта десять лет назад. Я уже тогда понял, что он способен подняться куда выше, чем я.

Сенатор обнял Рут.

— Однако есть одна трудность, которую, как я надеюсь, вы поможете мне преодолеть.

— Что это за трудность? — спросила Рут.

— По-моему, Флетчер ещё не решил, кто он — республиканец или демократ, а я знаю, что ваш муж…

— Правда, чудесно, что Джоанна ожидает ребёнка? — спросил Флетчер у своей тёщи.

— Конечно, — сказала Марта. — Гарри уже подсчитывает, сколько лишних голосов он получит, став дедом.

— А почему он так думает? — спросил Флетчер.

— Пенсионеры составляют всё большую часть населения, так что шансы Гарри повысятся по крайней мере на один процент, когда они увидят фотографию, на которой он катит детскую коляску.

— А если у нас с Энни будет ребёнок, они повысятся ещё на один процент?

— Нет, нет, — сказала Марта, — здесь играет роль фактор времени. Нужно помнить, что Гарри будет снова переизбираться через два года.

— Так вы думаете, что мы должны планировать рождение нашего первого ребёнка так, чтобы оно совпало с датой следующих перевыборов Гарри?

— Вы даже не представляете себе, сколько политиков так и поступают, — ответила Марта.

— Поздравляю, Джоанна! — сказал сенатор, обнимая свою сноху.

— Ваш сын когда-нибудь научится хранить тайны? — спросила Джоанна, вынимая нож из торта.

— Нет, если они радуют его друзей, — ответил сенатор, — но если он будет думать, что это повредит кому-то, кого он любит, он будет хранить тайну до конца своих дней.

16

Профессор Карл Абрахамс вошёл в лекционную аудиторию, когда часы пробили девять. Профессор читал восемь лекций в семестр, и, по слухам, за тридцать семь лет он не пропустил ни одной из них. Многие другие слухи про Карла Абрахамса не могли быть подтверждены, так что он отметал их как показания с чужих слов и потому недопустимые в зале суда.

Однако слухи эти упорно ходили и, таким образом, стали частью местного фольклора. В его язвительном остроумии сомнений не было, в этом убеждался любой студент, имевший неосторожность бросить ему перчатку. А вот действительно ли три президента приглашали его стать членом Верховного суда США — об этом знали только эти три президента. Однако было известно, что, когда его об этом спрашивали, Абрахамс отвечал, что его лучшей услугой стране была подготовка нового поколения юристов и воспитание достойных, честных адвокатов, а не бесконечное разгребание путаницы, навороченной плохими адвокатами.

Газета «Вашингтон Пост» в его краткой биографии отмечала, что Абрахамс воспитал двух членов нынешнего Верховного суда, более двадцати федеральных судей и нескольких деканов ведущих юридических факультетов.

Когда Флетчер и Джимми прослушали первую из восьми лекций профессора Абрахамса, у них не осталось никаких иллюзий относительно того, как много работы им предстоит. У Флетчера, однако, было ощущение, что на последнем курсе колледжа он и так просиживал за книгами достаточно много времени, часто за полночь. Профессору Абрахамсу потребовалось около недели, чтобы познакомить его с теми часами, когда он обычно спал.

Профессор постоянно напоминал своим студентам первого курса, что не все из них услышат его прощальную речь по случаю окончания ими университета. Флетчер стал проводить за учёбой столько часов, что Энни редко видела его до того, как закрывалась библиотека. Джимми иногда уходил из библиотеки чуть раньше, чтобы побыть с Джоанной, но обычно с грудой книг под мышкой. Флетчер сказал Энни, что он никогда не видел, чтобы её брат столько работал.

— И ему станет ещё труднее, когда родится ребёнок, — сказала Энни как-то вечером, заехав за мужем, чтобы отвезти его домой из библиотеки.

— Джоанна наверняка запланировала родить своего ребёнка во время каникул, чтобы выйти на работу в первый же день нового семестра.

— Я не хочу, чтобы наш ребёнок рос так, — сказала Энни. — Я собираюсь воспитывать детей дома и посвящать им всё своё время. Я хочу, чтобы у них был отец, который возвращается с работы не поздно и успевает им что-нибудь почитать.

— Меня это устраивает, — ответил Флетчер. — Но если ты передумаешь и решишь стать президентом корпорации «Дженерал Моторс», я с удовольствием буду менять пелёнки.

Больше всего поразило Ната по возвращении в университет то, насколько инфантильными показались ему его бывшие сокурсники. У него было достаточно зачётов, чтобы пойти на второй курс, но студенты, с которыми он общался перед уходом в армию, всё ещё обсуждали последние поп-группы или модных кинозвёзд, а он даже никогда не слышал о «Дорз».[33] Только на первой лекции он осознал, как изменилась его жизнь после пребывания во Вьетнаме.

Он также понял, что его однокашники не воспринимают его как своего — в частности, потому что некоторые профессора относились к нему с чем-то вроде благоговения. Нат наслаждался общим уважением, но быстро обнаружил, что у этой монеты есть и обратная сторона. Во время рождественских каникул он обсудил это с Томом, который объяснил, почему некоторые сокурсники его опасаются: они уверены, что он убил по крайней мере сотню вьетконговцев.

— По крайней мере сотню? — переспросил Нат.

— А другие читали, как наши солдаты обращались с вьетнамскими бабами, — сказал Том.

— Мне бы такую удачу! Если бы не Молли, я бы жил монахом.

— Я бы посоветовал тебе их не разочаровывать, — сказал Том. — Потому что пари держу: мужчины тебе завидуют, а женщины заинтригованы. Последнее, что тебе нужно, — это чтобы они увидели, что ты — нормальный, законопослушный гражданин.

— Иногда мне хочется, чтобы они помнили, что мне всего девятнадцать лет, — ответил Нат.

— Беда в том, — сказал Том, — что капитанское звание и орден Почёта как-то не вяжутся с девятнадцатью годами, и, боюсь, твоя хромота им всё время об этом напоминает.

Нат последовал совету друга и решил тратить всю энергию на занятия, на тренировки в гимнастическом зале и на бег по пересечённой местности. Врачи предупредили его, что пройдёт не меньше года, пока он будет способен снова бегать, — если вообще когда-нибудь будет способен. Выслушав это пессимистическое пророчество, Нат стал тратить не меньше часа в день на тренировки в гимнастическом зале: он взбирался по канату, поднимал тяжести и иногда играл в пинг-понг. К концу первого семестра он уже мог медленно бегать по треку — хотя ему требовался час двадцать минут, чтобы пробежать шесть миль. Он просмотрел данные своих прежних тренировок и увидел, что его рекорд на первом курсе был тридцать четыре минуты восемнадцать секунд. Он обещал себе, что побьёт этот рекорд к концу второго курса.