Читаем без скачивания Любовь неукротимая - Хизер Сноу

– Пен, – простонал он с вожделением, которое эхом отозвалось в ее груди.

Ее пальцы проскользнули вниз по его телу, а он запустил руку в ее пышные кудри, убранные в прическу. Шпильки со звоном попадали на пол, освобождая локоны, и Габриэль вновь припал к ее губам.

Пенелопа жадно вдохнула, ожидая, что этот поцелуй вызовет у нее столь же сильные чувства, как и предыдущий. Его язык проник в ее рот, переплетясь с ее языком в интимном, нежном и одновременно грубом танце.

Пенелопа ощутила разочарование, но сладкое разочарование – оттого что ее никогда не целовали так прежде, но теперь она наконец познала такую дразнящую близость, заставляющую все тело дрожать от удовольствия. Пен ведь не была невинна: даже после двух лет одиночества ее тело помнило, что за этим последует. Она сжала ногами бедра Габриэля и начала волнообразно двигаться, прижимаясь и отстраняясь от него, словно подталкивая его сделать то, чего она сейчас так желала.

Однако вместо того чтобы взять ее за бедра и сильнее прижать к себе, Габриэль замедлил поцелуй, а потом и вовсе прервал, отстранившись от ее губ и принявшись полизывать шею, отчего сердце Пен забилось еще чаще, и она издала сладостный стон.

Но он должен был отпустить ее. Пенелопа вновь прильнула к нему, стараясь разжечь в нем еще большее желание, но вместо этого услышала сиплый смешок, от которого мурашки пробежали по всему телу. Черт бы его побрал! Она сгорает от желания, а он просто забавляется? Пенелопа затряслась, словно от холода, дыхание перехватило.

«Что же я делаю?!» – спросила она себя. Пен ведь поцеловала Габриэля лишь ради того, чтобы привести в чувства, прогнать панику. Что ж, сработало. Сработало даже лучше, чем она ожидала, только вот сама она, кажется, потеряла рассудок.

Смущение накатило волной, и она отстранилась. Габриэль в замешательстве уставился на нее.

– Пен?

– Извини, – проронила она, отталкиваясь.

Пенелопа одним лишь легким и весьма грациозным движением спрыгнула с его колен и приземлилась напротив – с такой ловкостью, которой позавидовал бы, пожалуй, любой танцор. Она уперлась спиной в подушки настолько сильно, что, казалось, пыталась слиться со стенкой кареты – лишь бы оказаться подальше от Габриэля.

Воцарилось неловкое молчание, нарушаемое лишь звуками тяжелых вздохов. Пенелопа не могла заставить себя взглянуть на Габриэля, и ее взор застыл на его сапогах. Вскоре она услышала шуршание: Габриэль привстал, чтобы привести в порядок одежду.

– Пенелопа…

Только теперь она подняла глаза. Выражение его лица оказалось именно таким, каким она и ожидала сейчас увидеть: словно он пытался устоять на острие ножа, дабы не рухнуть в пропасть – пропасть желания, манящую и затягивающую. Он сидел слишком прямо, немного стиснув зубы, а затуманенные страстью глаза слегка потемнели.

– Что…

– Я… я не знаю, что на меня нашло, – проговорила Пенелопа дрожащим голосом. Но ведь это не совсем правда, разве нет? Возможно, она и не знала, что заставило ее поцеловать Габриэля во второй раз, но уж в природе последующего за этим поцелуем чувства она не сомневалась. Это было вожделение, как оно есть. И именно это спалило ее разум дотла. И даже сейчас приятное тепло по-прежнему растекалось по ее чреву, вызывая горячую боль страсти. Уже два года Пенелопа не испытывала ничего подобного. И теперь едва заметное влечение вспыхнуло неукротимым желанием, пробудившимся всего лишь легким касанием его губ.

Пенелопа медленно поднесла руку ко рту, слегка проведя по губе пальцем.

– Извини… – повторила она, больше для себя, чем для Габриэля. – Мне не следовало целовать тебя.

Но Габриэль ничего не ответил, а только продолжил пристально смотреть на нее, не отводя взора ни на мгновение. Пен уже подумала, что он решил оставить все как есть, ограничившись ее извинениями, но вдруг он спросил:

– И зачем же ты в таком случае это сделала?

– Я…

Как она могла ответить на вопрос, ответа на который не знала? Конечно, если не учитывать самый первый поцелуй. Однако Пен решила начать именно с него и, распрямив плечи и откашлявшись, сказала:

– Это было необходимо для твоего лечения.

Габриэль округлил глаза от изумления. Определенно такого ответа он не ожидал. Пенелопа поспешила объяснить, догадываясь, что ее ответ легко можно истолковать превратно:

– Я просто хотела вывести тебя из состояния паники, чтобы предотвратить приступ. И сработало ведь? Теперь ты спокоен.

Он окинул взглядом карету, задумчиво нахмурившись.

– Нет, не спокоен. – В его голосе послышалась нотка удивления. Габриэль снова обратил взгляд к Пенелопе. – Но кажется, я начинаю думать, что Аллен был в чем-то и прав, когда обвинял тебя в предосудительных действиях… – Он говорил дразнящим голосом, а в глазах по-прежнему не утихало пламя страсти.

Пенелопа почувствовала, как на щеках запылал румянец, но ответила в прежней манере:

– Я сначала думала дать тебе пощечину, да посильнее. Сработало бы не хуже поцелуя. Думаешь, такой метод Аллен бы одобрил?

Габриэль фальшиво содрогнулся, будто от страха.

– Он бы оценил. Но мне бы этот метод не доставил ни капли удовольствия.

Маркиз улыбнулся ей, и она ответила тем же, чувствуя, что щеки пылают все сильнее.

Габриэль откинулся на подушки и закрыл глаза, скрестив руки на груди и закинув ногу на ногу. Пенелопа сдержанно вздохнула. Она не имела ни малейшего представления, о чем он сейчас думает, но была благодарна за то, что он не придал этому эпизоду особого значения. Вероятно, они даже смогут и впредь общаться, словно ничего не произошло. Пенелопа надеялась на это всей душой.

– Пен? – окликнул ее Габриэль, приоткрыв один глаз. – Ты всех своих бывших солдат лечила поцелуями или только меня?

– Я… что?! – возмущенно воскликнула она. – Нет! Разумеется, нет!

Он закрыл глаз и добавил:

– Значит, только меня.

Пенелопа готова была поклясться, что уголки его губ приподнялись в улыбке. И она поняла: забывать случившееся он не намерен.

Габриэль не знал, как долго притворялся спящим. Все это время он думал о Пенелопе: представлял ее сидящей на его коленях, с приподнятыми до талии юб… Боже! Ее губы слаще всего, чего когда-либо касался его язык! Он никогда не забудет этого вкуса. Как никогда не забудет и ее движений, ее томных стонов и вздохов.

Не то чтобы он жаловался, но какого черта его так волнует все это?

Габриэль помнил, как она пыталась привести его в чувства, ее голос звучал словно из тьмы, сквозь туман он ощутил ее умиротворяющие прикосновения… А потом она поцеловала его, разжигая в теле огромный костер, пламя, уничтожающее все, кроме нее. И если бы она не взяла себя в руки…

Он издал чуть слышный стон и слегка поерзал на месте, стараясь усесться так, чтобы Пенелопа не заметила его вожделения.

– Не надо притворяться спящим…

Габриэль открыл глаза и взглянул на нее. Она привела себя в порядок, уложила в прическу волосы – он чувствовал, как она собирала шпильки с пола. Будь Габриэль джентльменом, он помог бы ей. Однако он не стал, ибо больше не доверял самому себе.

О боже! Даже сейчас, в этом скучном черном платье Пенелопа была невообразимо привлекательна. Габриэль задержал взор на уголках ее губ, приподнятых в скупой улыбке. Он представил язык, скрывающийся за этими губами…

– В конце концов, это был всего лишь дружеский поцелуй, ведь так?

Габриэль взглянул ей в глаза. Пенелопа по-прежнему улыбалась, но улыбка казалась фальшивой. Он видел, что ее переполняют стыд и смущение.

Обдумывая ответ, он выпрямился на сиденье. Сказать ей, что этот поцелуй был далек от дружеского? Да и по тону самой Пенелопы было понятно, что она совсем так не считала.

– Я просто хотела сказать, – продолжила она, не дождавшись ответа, – что нам не следует придавать этому какое-то особое значение.

– Хм-м, – промычал Габриэль задумчиво. Он согласился бы с Пенелопой, но, черт возьми, это был самый волнующий поцелуй в его жизни, и он не хотел притворяться, что его никогда и не было. – А как нам следует это расценивать?

– Ну… – Пенелопа нервно сглотнула. – Сам знаешь.

Он в удивлении приподнял бровь, демонстрируя полное непонимание, и щеки спутницы запылали. Пенелопа лихорадочно теребила ткань платья. Возможно, он слишком жесток к ней, но наблюдать ее волнение было настоящим наслаждением. Ведь, стало быть, его поцелуй для нее тоже значит нечто большее и, несомненно, на всю жизнь оставит в ее душе неизгладимый след. Только вот Пенелопа в отличие от Габриэля хотела все забыть и как можно скорее.

Она выпрямила спину и поджала губы.

– Если уж тебе так важно знать, что это было, то давай остановимся на внезапном влечении.

Габриэль прищурился, не отводя взгляда от Пенелопы.

– И нам не в чем винить себя, – неправильно поняв его реакцию, принялась объяснять она. – Мы молоды, свободны и… сейчас довольно тяжелое время для нас обоих. Так что все вполне естественно.