Читаем без скачивания Портрет кавалера в голубом камзоле - Наталья Солнцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Неужто Ольга? – вспыхнуло в меркнущем сознании чужеземца. – Откуда она здесь?»
– Ольга… – сипло позвал он, но девушка молча поманила его за собой.
– Сюда… сюда… – пронеслось над трясиной.
Орн, шатаясь, двинулся следом за чудесным видением. Сжалился над ним Дух Болот, послал проводника… Вернее, прелестную проводницу. Она выведет его из гиблого места на твердую землю, где растут деревья и где он сможет вскочить на коня и умчаться на свою далекую полузабытую родину…
Шаг, еще шаг. Фр-рр-ррр! – возмутилась топь, не желая упускать добычу. Орн больше не глядел под ноги, устремившись к спасению в виде светящегося женского силуэта. Девушка будто порхала, легко и беззвучно мелькая перед его усталым взором.
– Ольга-а-а…
Проводница не оборачивалась. Ее рукава взмахивали, словно крылья ночной птицы, которая вот-вот оторвется от мшистых кочек и умчится в холодные небеса.
– Нет… нет… не оставляй меня, – шептал обветренными губами Орн. – Без тебя я пропаду…
– Пропадеш-шш-ш-ш… – змеей шипела мерзкая старуха с уродливым горбом на спине.
Ее седые космы развевались, белея в темноте. Ее клюка с хлюпаньем вгрызалась в черную жижу, и брызги летели Орну в лицо. Он не пытался закрыться, боясь потерять из виду девичью фигурку…
В какой-то момент он сообразил, что никакой девушки впереди нет, а вместо нее злобно хихикает отвратительная горбунья в жалких лохмотьях.
– Ольга-а-а-ааа!.. – завопил Орн, размахивая руками. – Ольга-а-а-а…
Он почувствовал, как его нога скользнула куда-то вниз, и в ужасе рванулся, еще глубже увязая в зыбучей трясине. Шапка свалилась с его головы, кафтан намок. Топь плотоядно причмокивала, увлекая его в свое гнилое чрево…
Последнее, что он услышал, было бульканье пузырьков газа и звонкий девичий хохот:
– Ха-ха-ха!.. Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха…
Глава 16
Поселок Летники. Наше время.Банкир не оставлял надежды уговорить Зубова продать если не всю коллекцию, то хотя бы ее часть.
– Полотна у тебя, Валера, не ахти… Ни одной яркой звезды нет. Ни Боровиковского, ни Левицкого, ни Рокотова. Картины, прямо скажем, на любителя. Продавай, пока покупатель есть. А то получится, как с театром. Загорелся, остыл… рвение иссякло…
– Не надо меня учить, – огрызался тот.
– Слышал я, у тебя вторая актриса покончила с собой. Глядишь, так вся труппа перемрет…
– Хватит! – ударил кулаком по столу Зубов. – Раскаркался, ворон!
Рюмка с текилой подпрыгнула, жалобно звякнули ложки и вилки. Банкир брезгливо поморщился:
– Тише… посуду-то зачем бить…
Они сидели в неоконченном зимнем саду загородного дома Зубова, выпивали и закусывали. Федор Петрович приехал по делам, заодно решил снова прощупать почву. Не созрел ли партнер для выгодной сделки?
– Француз хорошую сумму дает. Готов хоть завтра перевести на счет.
– Плевать мне на твоего ф-француза…
– Грубый ты, Валера, невоспитанный. И пьешь много.
Смерть Полины Жемчужной в самом деле заставила Зубова изменить своему правилу не злоупотреблять спиртным.
– Чего ты пристал ко мне? Чего душу травишь? Без тебя тошно…
– В искусстве ты человек случайный, – вкрадчиво говорил банкир. – Это все импульсы. Вспыхнул, погас… опять вспыхнул. Ты ведь не истинный коллекционер. Любитель… аматер…
– Что ты понимаешь? Заладил, продай да продай…
Зубов проглотил текилу и раздраженно отодвинул рюмку. Та опрокинулась. Федор Петрович, не терпевший беспорядка, поставил ее и вытер салфеткой капли.
– Тебе-то самому приглянулось что-нибудь? – хмуро полюбопытствовал хозяин.
– Ничего.
– Я так и подумал…
Банкиру вспомнилось странное и волнующее ощущение, которое он испытал в галерее, куда Зубов после настойчивых просьб соизволил-таки привести его: внутренняя щекотка, одолевавшая его всякий раз перед рискованным предприятием. Федор Петрович не любил авантюры, но если выгода обещала с лихвой покрыть издержки, в том числе и моральные, иногда пускался во все тяжкие. Похожий зуд охватил его перед изображениями давно канувших в лету помещиков, их жен и дочерей в атласных лифах и с розами в напудренных волосах, знатных вельмож, крестьянок с ямочками на румяных щеках. Одна из картин была скрыта за резными деревянными ставнями, словно окно.
«Что это? – удивился банкир. – Особая ценность? Будь любезен, открой…»
«Еще чего!»
Зубов с непонятной жадностью во взоре следил за реакцией гостя. Банкир привык контролировать эмоции и сохранял невозмутимость.
«Верно, какая-нибудь деревенская Джоконда? – с издевкой осведомился он. – Мона Лиза провинциального разлива?»
«Угадал», – напряженно ответил Зубов.
«Так покажи мне ее!»
«Экскурсия окончена, – отрезал хозяин. – Идем…»
«Постой, – опешил Федор Петрович. – Ты меня заинтриговал. Я хочу взглянуть на то, что ты прячешь от чужих глаз! Если там действительно шедевр… неужто тебе неохота похвастаться?»
Зубов не поддался на провокацию. Казалось, он сделал некий вывод… убедился в чем-то и теперь спешил увести назойливого посетителя из своей галереи.
«Нет уж! Извини, друг, но я непременно должен увидеть эту таинственную картину… – сопротивлялся гость. – Это даже невежливо с твоей стороны. Ты отказываешь мне в сущей безделице?»
«Вот именно, отказываю».
Банкир сдался и покорно пошел за Зубовым обратно в гостиную. Но беседа не клеилась, и он, разочарованный и огорченный, откланялся.
Узнав из новостей об очередной смерти актрисы зубовского театра, он счел себя обязанным посетить партнера, заодно и совместить соболезнования, обсуждение дел и новую попытку склонить хозяина коллекции к продаже картин. Возможно, Зубов уже не станет упорствовать.
– Как идет следствие? – спросил он, нарушая затянувшееся молчание.
– По поводу смерти Лихвицкой? Да никак… Я встречался с двумя оперативниками, они полны пессимизма. Настаивают на том, что Лихвицкая стала жертвой несчастного случая. В комнате – только ее отпечатки. Накануне она много выпила, – на столе в кухне стояла наполовину опустошенная бутылка водки. А потом полезла в ванную и… Намекали на гнетущую атмосферу в труппе после самоубийства Полины. Дескать, наблюдается явление массового психоза… когда смерть одной женщины влечет за собой депрессию ее подруг. Особенно тех, кто был к ней сильно привязан. Бред, Федя! Эти люди просто не хотят утруждать себя поисками убийцы.
– Ты подозреваешь, что имело место убийство?
– Не знаю… Я уже сам себе кажусь безумным фантазером.
– В самоубийство Полины ты тоже не веришь?
Зубов отрицательно покачал головой:
– Не такой она была человек, чтобы убить себя. Она нервничала, чего-то боялась… Незадолго до… той репетиции… Полина попросила у меня крупную сумму денег. Якобы на лечение матери. Я не поверил, но дал. Теперь уж все равно…
Он махнул рукой и потянулся за бутылкой текилы.
– Валера, я прошу тебя, – мягко произнес Федор Петрович. – Хватит пить. Этим ты горю не поможешь.
– А чем? Чем я себе помогу?
– Ну… заплати сыщикам, в конце концов, пусть они почувствуют заинтересованность. Пусть ищут!
– Дело скоро закроют… Кого искать? Где? В моем театре? Чтобы еще кто-нибудь, не дай бог, повесился или застрелился? Уволь, Федя.
– Почему обязательно в театре? У этой… э-э…
– Лихвицкой…
– Да! – энергично кивнул Федор Петрович. – У нее могли быть знакомые в Москве. Любовник… сожитель. Мало ли, какие у нее «хвосты» там, откуда она прикатила в столицу? Может, бывший хахаль приехал и расправился с ней. Кстати, она ничего не употребляла?
– Наркотики? Нет… только снотворное. Криминалисты нашли в ее тумбочке упаковку снотворных таблеток. Там не хватало нескольких штук.
– Значит, она почувствовала себя невыносимо одинокой после смерти подруги. И решила свести счеты с жизнью. А ты казнишь себя, будто во всем виноват.
– Она ездила с нами в Ярославль на похороны. Как она рыдала, Федя…
– Вот видишь! Мегаполисы по-разному действуют на психику людей, особенно на женщин. Оторванные от родного дома, от близких, одни рвутся вперед, закусив удила, и покоряют вершины, а другие… изнашиваются и угасают. Скольких Москва пережевала и выплюнула? Не сосчитать.
– Наверное, ты прав…
Банкир задумчиво постукивал пальцами по столешнице.
– Слушай, я только сейчас сообразил. Полина-то родом из Ярославля?
– Угу… – Зубов внезапно оживился и просветлел лицом. – Знаменитая Прасковья Жемчугова тоже родилась в Ярославской губернии, в семье кузнеца: горбатого пьяницы, зато мастера на все руки. В семь лет ее взяли в барский дом на воспитание и обучение. Там-то и увидел ее вернувшийся из заграничного вояжа молодой Шереметев. Я когда все сопоставил…
