Читаем без скачивания Сердце из нежного льда - Светлана Демидова

Николай Щербань вывалился из поезда «Киев – Санкт-Петербург» на платформу Витебского вокзала. Поесть бы чего-нибудь, но деньги вышли все. С утра, что называется, маковой росинки во рту не было. Вернее, росинка была. Даже больше. Он стянул у соседей пару чайных пакетиков и весь сегодняшний день наливался чаем. Есть от этого не меньше хотелось.

Он нырнул в подземный переход к метро. Прямо у дверей на полу разместилось грязное семейство таджиков. Во всяком случае, именно так было написано на замызганном листке бумаги, которую держал в цепкой ручонке мальчишка лет семи в огромном мужском пиджаке, надетом на голое тело:

«ми таджиг згарели ничиво нет деник давай»

«Деник», видимо, давали неплохо, потому что трое пацанят мал мала меньше откусывали от половинок белых батонов и запивали тонизирующей водой «Schweppes». Очень смуглая лицом женщина, сидя в позе лотоса, кормила не менее смуглой грудью малышонка, завернутого в замасленные тряпки, и одновременно ела банан. Рядом с ней стояла небольшая, яркая и неожиданно чистая коробочка из-под «Сникерсов», в которой желтела и серебрилась мелочь. Сверху мелочи аппетитно раскинулась потертая десятка.

Перед смуглым лицом кормящей таджикской погорелицы Николай Щербань демонстративно порылся в абсолютно пустых карманах, сделал вид, что нашел никак не меньше пяти рублей, и опустил руку к коробочке из-под «Сникерсов». Таджикская мадонна, увлеченная бананом и младенцем, подданного Украины не удостоила даже взглядом, что ему было только на руку. Щербань звякнул уже лежащей в коробочке мелочью и ловким жестом, достойным Дэвида Копперфилда, прихватил с собой потертую десятку.

Унеся ноги от «людей не местных», Николай разгладил на ладони десятку и задумался. Если купить в ларьке какую-нибудь булочку, то на транспорт не хватит, а если приобрести жетон на метро, то на оставшиеся два рубля вообще ничего купить нельзя. Для чего-то вспомнились советские времена, когда на один рубль можно было в любой столовке и даже в ресторане купить комплексный обед из четырех блюд, а на второй рубль упиться пивом до непристойного состояния. Он, Николай Щербань, вообще неплохо жил при власти Советов. Его фотостудия процветала. В Софию Киевскую валом валил народ и желал фотографироваться в разных позах во всех местах музейного комплекса. Разумеется, государство даже не подозревало, сколь велики были масштабы щербаньского бизнеса, поскольку ошалелые от украинского солнца и красоты Софийского собора туристы и отдыхающие почти никогда не требовали ни чеков и никаких других документов, подтверждающих денежные расчеты с фотостудией. Особо грел руки Николай на портретах, которые были тогда в большой моде. Он был отличным фотографом, мастерски владел приемами ретуши и мог из любой рябой и всмятку морщинистой тетки сделать писаную красавицу. Можно сказать, что Щербань был родоначальником знаменитых ныне фотографий «до» и «после». У него был пухлый альбом рекламного свойства, где на каждой из страниц соседствовали по две фотографии одного и того же человека: до ретуши и после; и в отличие от нынешних аферистов Николай никого не обманывал, работал честно и качественно. Разумеется, за работу аса художественной ретуши следовало платить по двойному тарифу, но люди не жались, ибо овчинка стоила выделки.

Постепенно новые технологии начали подтачивать и расшатывать детище Николая Щербаня. Сначала в Софию Киевскую вползли одиночные ушлые деятели с экзотическими «Полароидами». Разумеется, туристы тут же выстроились в очереди за моментальными фотографиями. Но все же особой конкуренции щербаньской студии «Полароиды» не составили. Фотографии были дорогими, да к тому же со временем тускнели и выцветали. А уж с шикарными портретами, которые Николай делал своим «Зенитом», вообще ни в какое сравнение не шли. А потом все пошло кувырком. Сначала отдельные граждане новой России, «самостийной» Украины и прочих государств великого СНГ, а со временем и каждый второй гражданин экипировались дешевыми «мыльницами», которые и подрубили на корню его бизнес. Если бы Щербань мог, он сжег бы дотла фирму «Кодак» и иже с ней, которые наводнили страну дешевыми пленками и мобильной аппаратурой для проявки и печати фотографий. А Билла Гейтса вообще поставил бы к стенке. Компьютерная правка и коррекция изображений свела на нет все достижения художественной ретуши. Последний удар по делу жизни Николая нанесли цифровые фотокамеры. Если раньше особо страшненьким дамочкам можно было сказать, что вряд ли кто-нибудь где-нибудь и когда-нибудь сделает их фотоулыбки более обворожительными, то теперь они доводили до нервных тиков владельцев цифровой техники, требуя все новых и новых кадров, благо за них не требовалось платить.

Надо сказать, что многие из коллег Щербаня по фотобизнесу вовремя подсуетились, купили лицензии, эти самые цифровые камеры и при универмагах и в других местах постоянного массового скопления граждан свободной Украины устроили маленькие салончики по изготовлению фотографий на документы. Во времена массового обмена паспортов и получения прочих документов обновленного государства они вполне окупили затраты на камеры, оборудование и даже оказались в прибыли. Николай с тупым упорством продолжал цепляться за свой «Зенит» и фотостудию на территории Софии Киевской, хотя к нему уже несколько раз приходило руководство музея с намеками на то, что он является убыточным анахронизмом, атавизмом и прочими «измами», а потому в ближайшее же время подлежит удалению со здорового тела музейного комплекса как злокачественная опухоль. Щербань и сам все хорошо понимал, а что не понял, то ему доступно объяснили деловые ребята, которые собирались купить у музея его павильончик. Он бы и продал, если бы не одно «но». У него были особые клиенты, от щедрот которых он обильно кормился всегда, и даже ныне ему продолжало хватать на хлеб с маслом.

Все началось давно, лет восемнадцать назад. Однажды летом, по пути на работу, он заметил в очереди за билетами очень красивую девушку с длинными черными, волнистыми волосами. Сначала он заметил именно эти волосы и ореол блестящих пушистых тонких прядей вокруг головы. Эти пряди под лучами горячего украинского солнца, казалось, сами излучали сияние. Когда девушка повернула к нему голову, он прирос к тротуару от восхищения. У нее были глубокие темно-серые глаза, яркие сочные губы и полное отсутствие косметики. Пройти мимо такого чуда Николай не смог. Он пригласил ее в свою студию, чтобы сфотографировать. Ему уже воочию виделись ее замечательные портреты, которые здорово украсят его витрины. Девушка неожиданно быстро согласилась и улыбнулась ему так красиво, что уже по пути в студию он начал подумывать о том, не раскачать ли ее еще на что-нибудь более значительное, чем фотографирование. К тому времени Николай уже был женат, имел двоих детей. Жена Оксана, деспотичная, ревнивая и драчливая женщина, достала его своим нудежом, придирками и слежкой. Неожиданно встретившаяся юная красавица настроила Щербаня на романтический лад. Он собирался назначать ей свидания в своем салоне, единственном месте, куда Оксане не было доступа, потому что для прохода на территорию Софии ей пришлось бы каждый раз покупать билет.