Читаем без скачивания Греховная связь - Розалин Майлз

Он ласково улыбнулся ей.

— Пойдем, Алли.

Та странная атмосфера, которая появлялась, когда они оставались наедине, опять воцарилась между ними, пока они шли к машине. Вечер был удивительный, просто волшебный; на ясном небе висела огромная луна, деревья отбрасывали зыбкие черные тени.

— Я тебе, пожалуй, дам еще один урок вождения, — начал он со смешком. — Боюсь только, в темноте ты наскочишь на дерево! — Она рассмеялась. — И с огорчением должен заметить, что бедная старушка очень изменилась с тех пор, как я купил ее. Правда, она была не новенькая — из вторых рук, а то и из сто вторых! А последнее время она вообще грозит испустить дух!

К его радости мотор завелся сразу, они отъехали от пасторского дома и покатили по мысу. Роберт почувствовал, что настроение ее опять меняется, словно девушка, как морские приливы и отливы, зависела от луны.

— Смотрите, — наконец сказала она, и голос был чуть хрипловат от наполнявшего его глубокого неведомого чувства. — Смотрите, — показала она на море. — Вон там, на горизонте корабль.

Сидящий глубоко в воде лайнер, еле различимый на фоне темнеющего неба, мелькнул на светящейся линии горизонта и исчез из поля зрения.

— Куда он уходит?

— Куда? Наверное, в Сидней. А, может, в Мельбурн. А то и в Англию…

— Я не о том. Я хочу сказать, куда он исчез? С детства так и не могла этого понять.

— Что не могла понять? — Голос ее звучал хрипловато, и было в нем что-то соблазнительное. Он снова насторожился и следил внимательно за малейшим изменением ее интонации.

— Я вот о чем. Если земля круглая, как нас учили, то откуда эта прямая линия — там, где край?

— Даже не знаю. — Он много чего не знал, когда бывал с ней.

Он ничего не знает, думала она. Даже не знает, что я сижу и думаю о…

— Я тоже не знала, — растягивала она слова, будто говорила в полусне. — Долгие годы не знала. А потом наконец поняла.

Он думал о Галилее, Гершеле[9], Эйнштейне, о всех великих астрономах прошлого — но Алли Калдер… ее жажда знания, ее борьба за свободу самовыражения по своей силе и важности не уступала им. Однако с таким вот телом — как можно ее воспринимать серьезно? Тело… он попытался взять себя в руки и продолжать разговор.

— Как тебе это удалось, Алли?

Она возвращалась к своей теме, подогреваемая его интересом.

— Однажды ночью я удрала из дома — отец убил бы меня, если б узнал. Я пошла на пляж и стала смотреть, как луна всходила над морем. Я наблюдала всю ночь напролет — не спала, иначе все бы испортила — и вот наутро из-за горизонта появилось солнце. Тогда я поверила.

— Поверила. — Он видел маленькую розовую ладошку, покоящуюся на бедре рядом. Внезапно неистовое острейшее желание схватить ее, поднести к губам и покусывать каждый пальчик пронзило его. Он не посмел шевельнуться, чтобы не нарушить очарование момента.

— Да, поверила. И тогда все приобрело смысл, понимаете? Картинки в книжках с этими сферами, планетами и прочее — и все приобрело смысл, на самом деле, впервые. Видно было, что земля, наша земля — одна из них, и мы не представляем ничего особенного — и какая она необъятная — и в то же время такая маленькая… И потому мы все можем делать что хотим и когда хотим, — голос ее опять изменился. — Мы здесь ненадолго. А нас окружает бесконечность. И я хочу получить от жизни свое, хочу жить и радоваться, прежде, чем умру!

— Радоваться? — настороженным подозрительным голосом спросил он. — Что ты понимаешь под словом „радоваться“?

Ей хотелось закричать, ударить его, оскорбить, чтобы он, наконец, заметил ее. Да почему ты никак не проснешься? — звенело у нее в голове. Почему же ты не видишь, что творится у тебя под носом? Почему же ты не можешь прикоснуться ко мне, обнять меня, поцеловать, почему ты не можешь…

— Что за разговор, — произнес он все тем же наставническим тоном. — Что у нас за разговор! Неужели ни о чем поинтереснее мы не можем поговорить!

Она разрывалась между злостью и послушанием.

— Вы же знаете, что я ни с кем так не разговариваю, как с вами! Я так вообще никогда в жизни не разговаривала! Но вы правы! Что за разговор!

Сердце его наполнила нежность; он улыбнулся.

— Никаких запретных тем, Алли?

У нее вырвался вздох — глубокий-глубокий.

— В вашем мире их слишком много, Роберт. — Он отметил, что впервые она произнесла его имя абсолютно естественно — без смущения, без агрессии, без принуждения.

— Но их не должно быть. Ты сама сказала Мы здесь на земле ненадолго. И должны говорить правду.

Она не ответила. Взгляд ее все еще был прикован к горизонту; отсюда, с высоты мыса открывалась панорама безбрежного спокойного моря, постепенно становящегося пурпурным, потом серым и черным. Сейчас она казалась куда спокойнее, умиротвореннее и ближе; такой он ее не видел. Неужели время, проведенное в их доме, начинало оказывать свое действие? Неужели эти разговоры урывками дали ей почувствовать, что она такая же личность, такая же ценность — что ее благополучие, ее будущее действительно важно ему, ее священнику, ее другу?

— Как-то я забрела сюда одна глухой ночью, прямо на вершину мыса, — вновь заговорила она бесцветным, сонным голосом. — Море открывалось на десятки миль, ночь была ясная. Над водой виднелся светящийся силуэт — и до меня доносились обрывки музыки — ничего прекраснее я в жизни не слышала.

— Музыки?

— Ну да. Вдали плыл огромный корабль — океанский лайнер. На них, наверное, есть свои оркестры, я так полагаю, — а огни — как на новогодней елке. Было так красиво — слов нет, как красиво.

— Я помню. Сам смотрел на них от нашего дома.

Алли вдруг совершенно пробудилась, но была совсем другой. Скосив глаза, она рассмотрела его во мгле.

— Только я уверена, вы не плакали от желания оказаться там, стать одним из тех богачей, что танцуют под музыку на палубе! Вам-то не приходилось молиться о том, чтобы унестись за сотни миль, лишь бы подальше отсюда!

— Нет, — ответил он неторопливо, всем сердцем болея за это дитя.

— Ну, а я молилась! И знаете что? — Ему было известно, что она сейчас скажет. — Я и сейчас молюсь об этом! Я хочу жить, жить, пока не умерла. А для этого надо уехать отсюда!

Он не хотел, чтоб она уезжала, он это знал. Но знал также и то, что говорить этого не должен.

— Перед тобой большой мир, Алли. Ты должна взять его, схватить обеими руками. Ты теперь женщина. Ты должна решать сама за себя. И окружающим тебе людям придется с этим смириться. В жизни многое надо сделать. И нельзя терять время. Чем раньше начать, тем лучше.

— Да, ну а как насчет вас? — Голос ее снова изменился.

— Что насчет меня?

— Вам много надо сделать? Или то, что вы здесь делаете, — цель вашей жизни?

— О Алли! — Зачем обременять ее своими надеждами, своими мечтами, своими страхами и разочарованиями?

— Давайте! Я вам поведала все мои секреты. Теперь расскажите ваши. — Она опять была ребенком, настаивающим, чтоб все было „по-честному“. Но это был вопрос женщины, и на него надо было ответить по-мужски честно.

— Я хочу сделать намного больше, — медленно начал он, — намного больше, чем могу здесь, в Брайтстоуне. Я знаю — мне так много дано — и я мечтаю о более широком поприще.

— О более широком поприще, — он видел, что ей понравилось это выражение. — Но в качестве ли священника? В качестве ли священника?

— О да. — Здесь он чувствовал себя наконец на твердой почве. — Всегда в качестве священника Если, разумеется, Богу будет угодно!

Они мчались по дороге; внизу под обрывом притаился в ожидании город. Она незаметно рассматривала его четко вылепленное лицо с крепкими челюстями, удивительно красивый очерк губ, большую копну светлых волос, спадающих с высокого загорелого лба. Боже правый, ну почему он должен быть священником? Это занятие для куда более пожилых людей, таких как пресвятой Джо, последний и неутешный бенефициарий[10] святого Иуды. Невероятно!

Ему бы быть киногероем. Или, по крайней мере, телезвездой.

Словно читая ее мысли, Роберт улыбнулся одной из своих обворожительных улыбок.

— Обо мне не стоит беспокоиться, Алли. Это вам мы хотим помочь, чем только можем.

В этот момент идущая им навстречу машина стала яростно гудеть, чтобы привлечь их внимание. Через секунду напротив затормозил голубой „додж“ и оттуда высунулась голова Поля. Роберт резко остановил машину.

— Я направлялся в приход, Алли, — крикнул Поль. — Хотел повидать Клер, а заодно подбросить тебя домой. А ты, вижу, уже здесь. Ну, я все равно на мыс. Увидимся там, Роб.

— Это еще бабушка надвое сказала, — проворчал Роберт. Как он и опасался, такая резкая остановка оказалась не по силам его развалюхе. Старушка закашлялась, пару раз дернулась и заглохла. Поль ехидно засмеялся.