Читаем без скачивания Прозрачная женщина (сборник) - Станислав Родионов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Бывает.
– Тогда все в норме?
– Смотря что считать нормой, смотря что считать счастьем...
– А вы знаете, что им считать?
– Мне, Нина, положено знать.
– Как следователю?
– Как человеку, прожившему пятьдесят лет.
– Вы, наверное, все знаете.
– Если бы. Проработав день, покончив с дневными заботами, уже ночью, в тишине, знаешь о чем я себя спрашиваю?
– Не упустить бы какого преступника.
– Спрашиваю, что я за день сделал не так. И нахожу, да не одно, и не два...
– Сергей Георгиевич, про меня тоже... ночью спросите?
– Про тебя я уже сейчас спрашиваю. Правильно ли я говорил с человеком, не понимавшим, что такое счастье?
– До вызова к вам вроде бы знала.
– Я бы учредил должность толкователя, что ли. Объяснять людям, что они счастливы, или как быть счастливым.
– Если счастья нет, то не растолкуешь.
– Дай-ка твой шарфик... Так...
– Что вы делаете?
– Завязываю тебе глаза. Как, ничего не видишь?
– Зачем это?
– Посиди так, посиди... Возьми-ка ручку и распишись.
– Не вижу.
– Попиши, посиди... А теперь пройди до двери. Так, смелее...
– Ой, наткнулась.
– Ладно, иди на место. Ну, стул-то не сбивай.
– Господи, прямо по ноге.
– Развязывай. Так, глянь в окно. Солнышко, небо до звезд, окна блестят, люди улыбаются... Хорошо быть зрячим, а?
– К чему это?
– Объясняю, какое счастье быть здоровым. Разумеется, это только намек на состояние слепого: ты же знаешь, что стоит только открыть глаза... А как тебе объяснить твое же собственное счастливейшее состояние молодости, свободы... Ощущение безмерности жизни и времени, которого у тебя впереди лет сорок... А чувство мира, потому что нет войны...
– Умом я все это понимаю.
– Кто такой – несчастный человек, по-твоему?
– У которого неприятности.
– Нет. Несчастный тот, кто не понял чуда своего существования; тот, кто не понял чуда жизни.
– Все общие слова. Вот кто бы взял да и научил быть счастливой...
– Я научу.
– Ну и как?
– Хочешь быть счастливой – будь.
– Шутите.
– Нисколько. Нина, допустим, тебе предложили два варианта: получить готовый дом или возможность его построить. Что бы ты выбрала?
– Я знаю, как надо ответить: мол, начала бы строить... Но я бы взяла готовый.
– Отсюда и все твои беды.
– Любой незакомплексованный не стал бы корчиться.
– Счастье, Нина, это здание, которое надо построить. Из кирпичиков. Несколько кирпичей я уже назвал: здоровье, свобода, молодость, мир... И, конечно, любовь. Ты ведь не только дом не стала бы возводить, ты и любовь-то взяла бы готовенькую.
– Как это готовенькую?
– Сидишь дома, открывается дверь, входит парень – и все. А дальше пошла сплошная элегантность: свечи, шампанское, бананы, водка со змеей, пурпур... И это любовь? Вместе вы ничего не создали и ничего не выстрадали, не передумали и не помечтали... Впрочем, ты даже ничего о нем не знаешь.
– По-вашему, с шалаша начинать?
– Именно.
– Старомодно. Теперь приданое дают, подавиться можно.
– Ну, и счастливы они, с приданым-то? Каждая третья семья распадается.
– У меня и распадаться нечему.
– Если оставила ребенка, то у тебя тоже будет семья.
– Ребенок без отца...
– Ты же говоришь, что любишь Валерия? Тогда жди его, носи передачи, сообщи о ребенке... Это не пурпур, но это и есть любовь.
– Какие же передачи? Он же еще на свободе...
– Поймаем, это дело времени.
– Сколько ему дадут?
– Не знаю, грехов много. Максимальное наказание – пятнадцать лет...
– А простить могут?
– За что простить-то?
– Ребенок будет у него...
– Ребенок будет у тебя. А ты ему кто?
– Сергей Георгиевич, а с заключенными браки разрешают?
– Да, случается.
– Из-за ребенка ему хоть срок скостят?
– Нина, несколько крупных краж, наверное, на сотни тысяч. Ценности неизвестно где. Профессиональный хитрый преступник, намеревается бежать за границу – где повод смягчить наказание?
– Другим-то смягчают. Теперь милосердие.
– Другим есть за что.
– Сергей Георгиевич, а разве бывают такие люди, у которых ничего хорошего нет?
– Что у него хорошее, что?
– Если я назову, то ему зачтется?
– Смягчают вину не хороший характер или любовь, скажем, к детям, а обстоятельства, указанные в законе.
– Какие?
– Вот что смягчит вину, и существенно... Если Куфелкин явится с повинной и вернет украденное.
– Сергей Георгиевич, я что-то хочу вам сказать...
– По-моему, ты все время что-то говоришь.
– Очень серьезное.
– Слушаю.
– Дайте дух перевести...
– Тебе не плохо?
– Да нет, я решиться не могу.
– Я подожду.
13– Говорите, Валерий рецидивист... Кражи на нем висят. Да и я про него плела без зазрения совести. А вы знаете, что он конфеты любит?
– Какие конфеты?
– Самые простенькие. Например, «Школьницу» за рубль шестьдесят.
– Это ты к чему?
– Не только бананы и шампанское. А знаете, кошек обожает. Как-то принес котенка, у мальчишек отобрал. Только усы да брови торчат, до того маленький, рыженький. Носик красный, ушки розовые и ходить не может, его заносит; есть не умеет, пришлось учить мордой в молоко. Он и сейчас у меня живет.
– Ну и что?
– Однажды были мы в магазине... Валерка увидел, как старушка брала двести граммов колбасы. Да еще просила порезать. Ну кто теперь вареную дешевую колбасу берет по двести граммов? И в килограмме-то мяса не отыщешь. Что сделал Валерка? Она оставила на столе свою торбочку и пошла за свеклой. За одной штучкой, между прочим. Валерка потихоньку ей в торбу палку копченой кооперативной колбасы и запихал.
– Так, интересно.
– Он плакать любит.
– От чего?
– От много чего. В кино может заплакать на индийском фильме. Как-то деда увидал, которому улицу было не перейти, перевел, а глаза, вижу, на мокром месте. Приснится что-нибудь тяжелое, проснется и заплачет. Страшно, когда плачет мужчина.
– Видимо, нервы.
– А однажды сказал, что опостылело ему все, бросить бы и уехать на жительство в деревню.
– Что опостылело?
– Наверное, живопись. Сергей Георгиевич, я, может, и глупая, но сердцу своему верю... Любовь это, не любовь, но душа его ко мне повернута.
– Нина, это и есть то серьезное?
– Валерий не только вор, он и добрый.
– Все, что ты хотела сказать?
– Нет. Сергей Георгиевич, я от вас утаила один факт...
– Какой? Смелее-смелее.
– Сегодня пятница... В воскресенье Валерий ждет меня в Поморске.
– Это он по телефону сказал?
– Да, когда звонил ночью.
– Зачем ждет?
– Об этом разговора не было.
– Где ждет, во сколько?
– Если скажу, то что?
– Как что?.. Сама понимаешь.
– Ага, поедете и арестуете.
– Моя обязанность.
– А я?
– Мы же говорили... Если любишь, то будешь ждать.
– Пятнадцать лет? После того, как я помогла его арестовать? Да он меня проклянет, и правильно сделает.
– Но ведь ты для чего-то мне сообщила о предстоящем свидании?
– Думаете, для того, чтобы ваши сотрудники поехали вместо меня? Нет, Сергей Георгиевич, обижайтесь на меня, арестовывайте, режьте на куски, но я никогда Валерия не выдам. Да меня любой суд оправдает. Еще чего: собственноручно сажать отца будущего ребенка.
– Нина, но у меня есть и другие средства найти Куфелкина в Поморске.
– Без меня никак не найдете. А если будете за мной следить, то я не поеду.
– Как ты узнаешь, будем следить или нет?
– А я с вами договорюсь.
– О чем?
– О том, что я поеду одна в Поморск и привезу Куфелкина.
– Куда привезешь?
– Сюда, к вам.
– Ты, оказывается, умеешь острить.
– Я серьезно. Только вы дадите слово, что за мной следить никто не будет и ничего предпринимать пока не станете.
– Никаких слов давать не намерен.
– Почему?
– Ей-богу, детский сад... Ты же только сейчас говорила, что ловить отца своего ребенка не будешь?
– Разве я ловить поеду? Уговаривать явиться с повинной. Придет сам, добровольно, принесет все иконы и картины, и пурпур Ольхина... Смотришь, скостят срок. Суд не на осуд, а на рассуд.
– Нина, для тридцатилетней женщины это слишком наивно.
– Вы не верите, что так сделаю? Я дам честное слово. А мое слово верное, все в цехе подтвердят. Я могу запутаться, но уж если что знаю твердо, то на том и закаменею.
– Ты хочешь, чтобы надо мной весь город хохотал? Послал девчонку за преступником, который находится во всесоюзном розыске...
– Эх, Сергей Георгиевич, замах у вас верстовой, а шаг метровый.
– В каком смысле?
– Умный вы человек, обо всем судите. Про любовь много хорошего сказали, про смысл жизни, про счастье из кирпичиков... Глаза мне завязывали. Знаете, я вас сравнивала. Инженер знакомый на заводе есть... Примерно ваших лет. Автолюбитель, машину свою имеет. Ни поговорить с ним, ни поспорить. Про запчасти думает да про покрышки. Каждую свободную минутку выскакивает на улицу и эту машину поглаживает. Я сравнивала... Дядя Костя на нашей лестничной площадке живет, тоже ваших лет – в домино играет и телевизор смотрит. Я сравнивала... Ученого знаю, специалист по всем западным литературам, тоже ваших лет. Травы, массажи, сауны, голодания... Одного кефира может с голодухи четыре бутылки выдуть, и говорить, кроме как о своем здоровье, он ни о чем не будет. Сравнивала я, сравнивала, и досравнивалась.
