Читаем без скачивания Всего один взгляд - Харлан Кобен

Поглядывая на четкий профиль Майка, Чарлин вспоминала историю их знакомства. Она училась на первом курсе в Университете Вандербильта в Нэшвилле. Недалеко от студгородка был парк… с копией афинского Парфенона. Построенный в 1897 году в честь столетия выставки «Экспо», этот павильон считался самой точной в мире копией прославленного храма, венчавшего Акрополь. Люди специально приезжали в Нэшвилл, штат Теннесси, чтобы посмотреть, каким был Парфенон в дни своего расцвета.

Восемнадцатилетняя студентка, теплым осенним днем она сидела перед «античным» сооружением и пыталась представить себя в Древней Греции, когда сзади послышалось:

— Не получается?

Она обернулась. Майк стоял, держа руки в карманах. Выглядел он при этом чертовски привлекательно.

— Что?

Чуть улыбаясь, он подошел к ней, держась с покоряющей уверенностью, и кивнул на огромное здание.

— Это точная копия Парфенона, таким его видели великие философы вроде Платона и Сократа, но при виде храма в голову приходит — и что, это все?

Чарлин улыбнулась и заметила, как расширились глаза незнакомца. Ее неотразимая улыбка попала в цель.

— Да, он не оставляет места воображению.

Майк по-птичьи наклонил голову набок:

— То есть?

— При виде руин афинского Парфенона пытаешься представить, каким он был, и реальность никогда не уживется с образом, возникшим в нашем сознании.

Майк медленно кивнул, обдумывая ее слова.

— Не согласен? — спросила она.

— У меня другая теория, — ответил Майк.

— Интересно послушать.

Он подошел совсем близко и присел на корточки.

— Здесь нет призраков.

Тут уже Чарлин скептически наклонила голову.

— Нам нужна история. Нам требуется, чтобы здесь прошли греки в сандалиях. Нужны столетия, кровь, смерти и пот, копившиеся за четыреста лет до Рождества Христова. В этом Парфеноне никогда не молился Сократ, Платон не спорил у его дверей. В копиях не водятся привидения. Копия — это тело без души.

Молодая Чарлин снова улыбнулась:

— Ты ко всем девушкам подкатываешь с этой теорией?

— Да нет, она совсем новая, еще не обкатанная. Тебе нравится?

Она сделала неопределенный жест рукой:

— Ну, так себе.

С того дня Чарлин не была с другим мужчиной. Много лет в годовщину знакомства они с мужем ездили к нэшвиллскому Парфенону. В этом году впервые не поехали.

— Вон он, — сказал Майк.

«Форд-виндстар» ехал по Голливуд-авеню на запад, к Семнадцатому шоссе. Чарлин снова позвонила в Службу 911. Оператор впервые серьезно отнеслась к ее словам:

— Мы потеряли радиосвязь с полицейским, выехавшим на вызов!

— Взломщик направляется к Семнадцатому шоссе, к югу от начала Голливуд-авеню, — сказала Чарлин. — Он едет на «форде-виндстаре».

— Номер машины?

— Не могу рассмотреть.

— Наши люди уже занимаются и вашим первым вызовом, и этим «фордом». Можете прекратить погоню.

Чарлин опустила телефон.

— Майк?

— Все нормально, — ответил он.

Она откинулась на спинку сиденья и унеслась мыслями к собственному дому, к призракам и телам без души.

Эрика Ву трудно было чем-то удивить.

Но когда в прицепившейся к нему машине он разглядел соседку Сайкса с каким-то мужчиной, видимо, ее мужем, это уже не лезло ни в какие рамки. Проблема требовала неотложного решения.

Ну и женщина!

Она его раскрыла. Она его выследила. Она вызвала полицию. Ву еще тогда понял, что она обязательно позвонит им снова, и рассчитывал уехать от дома Сайкса достаточно далеко, прежде чем полиция отреагирует на второй вызов. Когда дело касается транспорта, копы отнюдь не всемогущи: достаточно вспомнить не столь давнее дело «вашингтонского снайпера», когда сотни полицейских и патрульных черт-те сколько ловили двух дилетантов.

Если ему удастся оторваться, он спасен.

Однако возникло непредвиденное осложнение — эта женщина.

Они едут за ним. Они будут сообщать полиции, куда он направляется, на какое шоссе свернул. Так ему не уйти.

Вывод: нужно их остановить.

Ву заметил указатель поворота к торговому центру «Парамус-парк» и свернул туда, пересек несколько полос. Женщина со своим мужем последовали за ним. Из-за позднего времени магазины были закрыты. Ву въехал на пустую парковку и остановился. Женщина и ее муж, как приклеенные, не отстали и тут.

Это было хорошо.

Потому что пришло время раскрыть карты.

У Ву был пистолет, «вальтер-ППК», правда, он не любил им пользоваться. Не потому, что боялся крови, просто Ву предпочитал действовать руками. Пистолетом он владел прилично; руками он владел мастерски. Руки, как и все тело, он контролировал идеально; с пистолетом ему приходилось заставлять себя доверять механике, постороннему предмету. Ву это органически не переносил.

Но при необходимости прибегал к оружию.

Он проверил, заряжен ли пистолет. Дверца «форда» была не заперта. Он потянул ручку, вышел из машины и прицелился.

— Что он делает? — пробормотал Майк.

Чарлин видела, как «форд-виндстар» въехал на парковку торгового центра, где не было ни одной машины. Площадку заливал ярчайший флуоресцентный свет торгового центра — горели вывески фирменных магазинов.

«Форд» остановился.

— Держись подальше, — предупредила Чарлин.

— Я запер двери, — отозвался Майк. — Что он нам сделает?

Азиат двигался плавно и даже грациозно, однако в его движениях была какая-то отрепетированная уверенность. Странное сочетание. Обычно люди так не двигаются. Он неподвижно постоял у своего «форда», и вдруг его рука неуловимо быстро метнулась вперед — только рука, тело не дрогнуло. Было похоже, что Чарлин и Майк наблюдали оптическую иллюзию.

Ветровое стекло взорвалось.

Звук был неожиданным и оглушительным. Чарлин закричала. В лицо ей брызнуло что-то влажное и вязкое. В воздухе запахло медью. Чарлин инстинктивно пригнулась, и ей на голову обрушился водопад осколков, а затем повалилось что-то тяжелое, но мягкое.

Это был Майк.

Она снова закричала, и крик слился со звуком второго выстрела. Нельзя было сидеть, нужно было выбираться, увозить себя и мужа подальше отсюда. Майк не двигался. Оттолкнув его, Чарлин рискнула на секунду поднять голову.

Третья пуля чиркнула ей по волосам.

Она не знала, куда эта пуля попала, но в долю секунды пригнулась к самому полу. Через мгновение она все же отважилась выглянуть. Азиат шел к их машине.

Что теперь?

Бежать, спасаться, мелькнуло в голове.

Но как?

Она перевела рычаг в положение заднего хода. Нога Майка стояла на педали тормоза. Чарлин вытянула руку, обхватила его расслабленную, ставшую вялой щиколотку и сдвинула ступню на пол. Вжавшись в нишу для ног, Чарлин изо всех сил надавила ладонью на педаль акселератора, нависая над ней всем телом, всей своей тяжестью. Машина дернулась и медленно покатилась назад. Чарлин, не имея возможности приподняться, не знала, что происходит.

Но все же они двигались.

Ладонью она вдавливала педаль в пол, когда машина мягко на что-то наткнулась, возможно, на бордюрный камень. От толчка Чарлин ударилась головой о рулевую колонку. Приподнявшись, она попыталась плечом удерживать руль, а левой рукой нажимать на педаль акселератора. Снова толчок. Чарлин давила на педаль. Машина плавно покатилась, но это длилось лишь мгновение. Тишину прорезал резкий долгий сигнал, визг покрышек и ужасный шелестящий звук движения потерявших управление машин.

Последовал удар, сильный толчок, и мир погрузился в темноту.

Глава 19

Офицер Дейли побледнел. Перлмуттер выпрямился на стуле:

— Что там?

Дейли смотрел на листок бумаги в своей руке, словно опасаясь, что может раствориться в воздухе.

— Что-то не складывается, кэп.

В начале полицейской карьеры Перлмуттер ненавидел ночные смены. Тишина и одиночество были для него наказанием. Он вырос в большой — семеро детей — семье и не мыслил себе иной жизни. Они с женой Мэрион планировали завести большую семью. Перлмуттер все продумал заранее — барбекю, по выходным тренировки детской команды, школьные собрания, вечером в пятницу семейный просмотр телевизора, летние ночи на веранде — словом, копия его детства в Бруклине, но в пригородной версии, то есть в просторном доме.

У его бабки была привычка к месту и не к месту сыпать еврейскими пословицами. Любимым выражением Стью Перлмуттера было: «Когда люди планируют, Бог смеется». Мэрион, единственная женщина, которую он любил в своей жизни, умерла от эмболии в тридцать один год. Она была в кухне, делала сандвич их единственному сыну Сэмми, когда воздушный пузырек разорвал какой-то важный сосуд. Мэрион умерла мгновенно, еще до того, как упала на линолеум.

Жизнь самого Перлмуттера в тот день в каком-то смысле тоже закончилась. Он растил Сэмми как умел, но, правду сказать, душа у него к этому не лежала. Перлмуттер любил сына и свою работу, но жил для Мэрион. Дом и Сэмми живо напоминали ему о Мэрион и обо всем, чему не суждено было сбыться. На работе в одиночестве ночных смен ему почти удавалось забыть об этом.