Читаем без скачивания Испытание - Нисон Александрович Ходза
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Юрась открыл глаза. Светило яркое солнце, он лежал под деревом, и где-то совсем близко старалась кукушка: "Ку-ку… ку-ку… ку-ку…"
Он вскочил и огляделся. Тихо покачивались вершины деревьев, щебетали птицы, стрекотали неутомимые кузнечики. Впервые со вчерашнего утра Юрасю захотелось есть. Он оглянулся, ища свой мешок, и вдруг вспомнил, что оставил его в кустарнике. Как только Юрась понял, что у него нет ни крошки хлеба, голод навалился на него с такой силой, что у него закружилась голова. Ему стало страшно: куда он забрел? Как выбраться из незнакомого леса? Что с ним будет, если он проплутает в лесу пять-шесть, а может быть, и десять дней? Ведь он умрет от голода, и никто даже не узнает, что он умер.
Теперь он мог думать только о еде. Стоял конец июля, в лесу иногда попадались кусты малины, смородины, заросли орешника. Но с каждым часом ему хотелось есть все больше и больше.
Скоро к голоду прибавилась жажда. На всем пути Юрасю не встретилось ни ручейка, ни озера. Он брел по лесу, надеясь выйти на какую-нибудь тропинку, зная, что лесная тропа рано или поздно приведет его к людям. Тогда он досыта поест, разживется хлебом и снова пойдет на восток, к фронту.
Тропинку он заметил у малинника. Ягоды были обобраны, кусты поломаны. Кто-то недавно здесь побывал.
Значит, деревня недалеко. Юрась торопливо зашагал по тропинке.
Солнце уже пошло к закату, когда тропинка вдруг вильнула в сторону и Юрась увидел вдали на пригорке большое селенье. Он ускорил шаг и вскоре оказался на околице деревни. Из окна ближайшей хаты высунулась чья-то косматая голова и сразу же исчезла.
"Зайду в этот дом. — Юрась в нерешительности остановился у плетня. — Надо узнать, нет ли в деревне немцев…"
Но прежде чем он решился войти в хату, звякнула щеколда калитки, и перед Юрасем вырос широкоплечий сутулый мужик.
— Куда бредешь? — спросил он, щуря на Юрася водянистые глаза.
— В Минск… родственники там у меня…
— В Минск? А чего же ты в другую сторону идешь?
— Я заблудился… Сейчас я вам объясню, товарищ…
— Я тебе покажу! Товарищ! — Лицо косматого мужика перекосилось от злобы. — В гестапе узнаешь, где теперь твои "товарищи"!
Схватив Юрася за ворот, мужик втолкнул его во двор…
У НАЧАЛЬНИКА ПОЛИЦИИ
Весть об аресте Юрася принес Кручина.
— Грета велела передать… В гестапо наш Юрась… В Гридичах его схватили. Фамилию свою не назвал, другую придумал. Сказал, что в Минск шел, родных искать. Одно плохо — нашли у него пионерский галстук в кармане. Надо же! Взял с собой красный галстук, несмышленыш! — Кручина горестно развел руками.
Тимофей Петрович сидел пришибленный, боясь поверить словам старика.
— Как же?.. Как же так?… — твердил он растерянно. — Ты не путаешь?
Кручина обиделся:
— Неужели Грета будет зря такое говорить?..
Тимофея Петровича охватило отчаяние. Как спасти мальчика? Ехать в Гладов и заявить, что Юрась его сын? Но разве это поможет. Наоборот! Немцы начнут допытываться, почему Юрась назвал себя чужим именем, почему ушел от отца. Что делать? Как вырвать Юрася из рук врагов?!
— Положение трудное, — сокрушенно покачал головой Кручина. — Немцы и полицаи знают, что вы живете вдвоем. А как теперь получается? Был хлопец, и не стало его! Куда, спросят, делся?..
Удрученный несчастьем, Тимофей Петрович до сих пор не подумал, что арест Юрася, даже если обман не откроется, ставит его под удар.
— Может, заявить Гармашу, что утоп хлопец, — предложил нерешительно Кручина. — Дескать, так и так, — несчастный случай. Купался и утоп.
Тимофей Петрович ожег старика таким взглядом, что тот заерзал и виновато забормотал:
— Да я это так… От слова худа не бывает… Может, и обойдется. Немцы тебя знают, доверие оказывают… скажешь, что мальчишка малость не в себе…
То, чего не понимал Кручина, Тимофею Петровичу было ясно. Юрась убежал из дому, потому что не хотел больше жить рядом с отцом-предателем. Но кто же тот человек, которому он отдал свой мешок?
Скрип телеги и громкие голоса прервали несвязные мысли Тимофея Петровича.
— Кто это? — встревожился Кручина.
— Сиди, я посмотрю, — Тимофей Петрович вышел из дому.
У крыльца остановилась телега, в ней сидели два вооруженных карабинами полицая. Тимофей Петрович знал обоих, они служили в гладовской полиции.
Поигрывая карабинами, полицаи переглянулись, и один из них, с лицом плоским и круглым, точно блин, лениво приказал:
— Сидай в телегу, поехали!
— Куда? — голос Тимофея Петровича звучал спокойно, но, как всегда, в момент опасности, мысль работала быстро и четко: "Выяснили, кто такой Юрась. Теперь все кончено! Это провал! Арест!" — Куда поехали? — снова спросил он.
— Ясно куда, — усмехнулся плосколицый полицай. — К нашему начальнику. Хочет с тобой побалакать, поговорить душевно!
Второй полицай уперся в Тимофея Петровича злобным неподвижным взглядом.
— Садись, не задерживай! — прикрикнул он. — Приказано доставить до обеда.
Тимофей Петрович медлил. Положение безвыходное. Остается слабая надежда — сбежать по дороге. Пристрелить их и сбежать.
— Долго еще ждать? А ну, враз! — Плосколицый наставил на лесника карабин.
Тимофей Петрович подошел к телеге.
— Садись на передок, — сказал второй полицай. — Будешь править. Не барин на извозчиках разъезжать!
— Верно! — поддержал плосколицый. — Садись спе-реду, а мы за твоей спиной присмотрим.
Тимофей Петрович понял: бежать не удастся…
В дороге полицаи забавлялись, стреляя на лету в ворон. Пугаясь выстрелов, лошадь неслась вскачь. Не прошло и часа, как телега остановилась у полицейского управления.
Сжатый с двух сторон полицаями, Марченко вошел в кабинет начальника полиции Дашкевича. До войны Дашкевич был директором ресторана в Минске. Когда немцы заняли столицу Белоруссии, Дашкевич явился в гестапо и вручил фашистам список известных ему коммунистов. В награду его назначили начальником полиции в Гладове.
— Привезли, пан начальник, — доложил плосколицый полицай. — Прикажете обыскать?
— Идите, — сказал Дашкевич. — Остальное без вас…
Полицаи ушли.
— Садись. — сказал
