Читаем без скачивания Честь самурая - Эйдзи Ёсикава
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внезапно густые кусты, растущие напротив того места, где он сидел, зашевелились.
— Кто там? — Взор Сёню потемнел от ярости. — Если враг — выходи!
В голосе его был такой смертельный холод, что приблизившийся к нему самурай Токугавы поневоле попятился.
Сёню крикнул снова:
— Значит, ты враг? Если так, возьми мою голову — то будет великий подвиг. С тобой говорит Икэда Сёню!
Самурай, затаившийся в зарослях, поднял голову и посмотрел на восседающего на походном сиденье Сёню. На мгновение его бросило в дрожь, но, совладав с нею, он поднялся на ноги и заговорил дерзким голосом:
— Что ж, хорошая мне досталась добыча. Меня зовут Нагаи Дэмпатиро, я самурай из клана Токугава. Готовься к бою! — И он направил на противника копье.
В ответ следовало ожидать от прославленного военачальника искусного и молниеносного удара мечом, но копье Дэмпатиро, не встретив сопротивления, вошло в бок Сёню, как игла в глину. Сам Дэмпатиро не устоял на ногах после такого мощного удара.
Сёню рухнул, копье пробило его тело насквозь.
— Возьми мою голову! — вновь закричал он.
Даже сейчас в руке у него не было меча. Он сам накликал свою смерть, сам предложил врагу взять свою голову. Дэмпатиро от неожиданности растерялся, но когда понял, какие именно чувства владеют поверженным вражеским военачальником и почему он решил умереть именно так, то был настолько потрясен, что едва не разрыдался.
— О! — только и сумел выдохнуть он.
Но Дэмпатиро был сейчас настолько вне себя от радости, что ему досталась столь драгоценная добыча, что просто позабыл о дальнейшем.
И тут у него за спиной послышался шум: это поспешали его соратники, каждому из них хотелось взойти на вершину холма первым.
— Меня зовут Андо Хикобэй! Готовься к бою!
— Меня зовут Уэмура Дэнэмон!
— Меня зовут Хатия Ситибэй! Я самурай из клана Токугава!
Каждый из них называл свое имя, чтобы предъявить права на голову Сёню.
Чьим же мечом она была отрублена? Чьи окровавленные руки ухватили ее за косицу и подняли в воздух?
— Я взял голову Икэды Сёню! — закричал Нагаи Дэмпатиро.
— Нет, я! — воскликнул Андо Хикобэй.
— Голова Сёню принадлежит мне! — заорал Уэмура Дэнэмон.
Лилась кровь, гремели голоса. Схлестнулись три самурайских гордости, три тщеславия. Четверо, пятеро воинов — толпа соперников все прибывала, и вот уже толпой двинулись они прочь, неся на высоко поднятом острие копья отрубленную голову военачальника.
— Икэда Сёню убит!
Клич волной прокатился по полю боя от подножия до низин, заставив воинов Токугавы издать вопль радости.
А воинам из клана Икэда, которым удалось спастись бегством, было сейчас не до возгласов. В одно мгновение они лишились Неба и земли и превратились в сухие листья, уносимые ветром неизвестно куда. Да и где на всей земле было им сейчас искать спасения?
— Не упускайте их! Не оставляйте в живых никого!
— Гонитесь за ними! Перебейте всех!
Победители, охваченные неутолимой жаждой крови, убивали воинов Икэды повсюду, где те попадались им на глаза.
Для тех, кто заранее был готов погибнуть в бою, лишить другого жизни было так же просто, как оборвать лепестки на срезанном цветке. Сёню убили, Нагаёси пал на поле брани, и воины Токугавы добивали немногих оставшихся в живых под Танодзири самураев Икэды.
Один за другим появлялись в ставке со своей добычей военачальники и бросали ее к подножию знамени с золотым веером.
Иэясу выглядел озабоченным: возвращались немногие.
Этот великий полководец редко выдавал свои чувства. На этот раз его тревожило, что воины Токугавы увлеклись преследованием отступающего врага и оторвались от основных сил. Многие не вернулись даже после призывного сигнала. Должно быть, их опьянила одержанная победа.
Иэясу несколько раз повторил:
— Дело не в том, чтобы громоздить одну победу на другую. Нехорошо стремиться к победе после того, как она одержана.
Он не произносил имени Хидэёси, но, вне всякого сомнения, догадывался, что этот прирожденный стратег уже ткнул пальцем в карту, показывая, как именно следует отомстить за великое поражение, понесенное его войском.
— Длительное преследование всегда опасно. Отправился ли уже Сиродза?
— Да. Получив ваши указания, он немедленно выехал, — ответил Ии.
Услышав об этом, Иэясу отдал еще один приказ:
— Ты тоже ступай, Ии. Останови всех, кто продолжает преследование, и прикажи им немедленно повернуть назад.
Когда преследующие убегающего противника воины Токугавы дошли до реки Яда, они обнаружили там копьеносцев под началом Найто Сиродзаэмона, выстроившихся в ряд вдоль берега с копьями наперевес.
— Стойте!
— Остановитесь!
— Князь приказал прекратить преследование!
Только этими словами и нацеленными в грудь копьями собственных союзников преследователи были остановлены.
По дороге без устали мчался Ии, обрушивая на головы воинов угрозы и проклятия.
— Наш князь сказал: те, кто опьянен победой и продолжает преследование вопреки приказу, будут по возвращении преданы суду. Назад! Все назад! Немедленно возвращайтесь!
В конце концов воины Токугавы постепенно пришли в себя и вернулись.
Была вторая половина часа Лошади, солнце стояло в зените. Кучевые облака свидетельствовали, что близится лето, шел четвертый месяц. Кровь, грязь и пот покрывали пылавшие лица воинов.
В час Барана Иэясу покинул ставку на склоне Фудзиганэ, переправился через реку Канарэ и осмотрел отрубленные головы врагов у подножия горы Гондодзи.
Битва затянулась на полдня. Все поле было усеяно мертвыми телами. Победители вели подсчет потерь. Западное войско потеряло свыше двух тысяч пятисот человек, тогда как потери Иэясу и Нобуо составляли пятьсот девяносто человек убитыми и несколько сотен тяжелораненых.
— Великую победу мы одержали, и все же нам не следует чересчур упиваться ею, — заметил один из военачальников. — В конце концов, клан Икэда — всего лишь один из корпусов в армии Хидэёси, а нам для победы над ним пришлось снять с холма Комаки и бросить в бой все свое войско. Вместе с тем, поведи мы себя иначе или потерпи поражение, это оказалось бы для нас воистину роковым. Полагаю, лучшее решение теперь для нас — как можно скорей отступить в крепость Обата.
Однако другой военачальник, ссылаясь на потери противника, поспешил возразить:
— Это неверно. Как только почувствуешь вкус победы, надо стремиться в бой и впредь. Таков основной закон войны. Понятно, что, услышав о сокрушительном поражении, Хидэёси разгневается. Наверняка он соберет свои силы в один кулак и устремит его в эту сторону. Не лучше ли нам дождаться его здесь, проведя все необходимые приготовления, чтобы наверняка завладеть головой князя Обезьяны?
Прервав спор, Иэясу повторил:
— Не следует громоздить одну победу на другую. Воины устали. Хидэёси наверняка взбивает дорожную пыль, поспешая сюда, но нам нет надобности ввязываться в новый бой сегодня. Еще слишком рано. Отдохнем и наберемся сил в крепости Обата.
Безотлагательно приняв решение, Иэясу со своим войском прошел южнее чащ Хакусана и еще до заката добрался до крепости Обата.
Введя в крепость войско и заперев ворота, Иэясу впервые за день позволил себе порадоваться одержанной победе. Мысленно воспроизводя ход событий в затянувшемся на полдня сражении, он осознал, что и он сам, и его воины действовали безупречно. Радость командира или рядового воина заключается в том, чтобы первым отрубить голову противнику или вырвать первое копье из вражеских рук, но тайное удовлетворение к полководцу приходит тогда, когда он осознает, что его дальновидные расчеты оказались правильными, а хитроумные замыслы — осуществленными.
Для этого надо быть истинным мастером военного дела. А истинный мастер безошибочно узнает другого мастера. Поэтому Иэясу непрестанно думал, что же попытается предпринять Хидэёси. Размышляя над этим, князь Токугава внезапно ощутил смертельную усталость и позволил себе ненадолго забыться сном в главной крепости Обата, давая отдых душе и телу.
После того как Сёню вместе с сыном простились с Хидэёси утром девятого числа, он призвал к себе Хосокаву Тадаоки в ставку в Гакудэне и поручил ему, равно как еще нескольким военачальникам, немедленно атаковать холм Комаки. Когда войско отправилось в бой, Хидэёси поднялся на наблюдательную вышку, чтобы следить оттуда за развитием событий. Рядом с ним находился и тоже вглядывался в даль Масуда Дзинэмон.
— Горячность Тадаоки может увести его слишком глубоко в расположение противника.
Увидев, что войско под командованием Хосокавы вплотную подошло к неприятельским укреплениям, Дзинэмон поделился с князем своими опасениями и посмотрел ему в лицо.