Читаем без скачивания Право Света, право Тьмы - Надежда Первухина

— Так, так, — нервно забормотал Танадель и отчего-то побледнел.

— Мы сели кататься на колесо обозрения: я, мама и папа. У меня в руках было мороженое, такой пломбир в брикетике. Оно почти растаяло, есть его было противно, а просто так выкинуть — неинтересно. И когда колесо чуть поднялось над землей, я увидел, как рядом проходит какой-то дяденька и у него лысина так здорово блестит…

Танадель нервно прикрыл рукой макушку.

— И меня словно бес под руку толкнул. Я размахнулся — и мороженым на лысину дяденьке, — тихо закончил Емельян.

— Вот не надо про беса! Не надо все валить на потусторонние силы! — завопил Танадель. — Ты просто был испорченный нахальный мальчишка! Ты понял, что можно устроить каверзу безнаказанно! А твое проклятое мороженое испортило мне всю жизнь! Потому что я тогда шел на свидание с женщиной, которая мне безумно нравилась! А вместо свидания мне пришлось бежать в химчистку… А моя возлюбленная обиделась и ушла! Я так и не женился, хотя это, может, и к лучшему… И все из-за какого-то малолетнего хулигана! Но я тебя запомнил, я поклялся, что, когда придет время, я найду тебя и отомщу! И я нашел!

— Простите меня, Танадель, — повторил священник. — Я уже тогда понял, что за любой проступок придется расплачиваться. Сразу же понял. Потому что мне было стыдно. И знаете, наверное, это был самый мой подлый и постыдный поступок за всю жизнь. Он не давал мне покоя, он грыз меня после каждого покаяния, хотя сколько я каялся, знает только Бог… Вот потому-то я и смог узнать того, кого когда-то обидел. Не сразу, правда, узнал, но узнал. Тех, кому сделал больно, даже в шутку, даже по глупости, — не забываешь.

— Видно, и впрямь здорово тебя по башке огрели, Емельян, — сердито рявкнул колдун. — Ты думаешь, что я смогу простить тебя? Ты думаешь, что так легко отделаешься?

— А это уже не моя забота, — ответил священник. — Мне легко уже хотя бы потому, что я сумел попросить у вас прощения.

— Нужны мне твои извинения, как же! — Танадель явно не хотел сдавать позиции. — Я намерен мстить, и отомщу!

И тут на паперть поднялся Изяслав Радомирович Торчков. При виде мэра толпа еще больше зашумела, но он картинным взмахом руки восстановил сравнительную тишину. Дождался, когда все внимание будет сосредоточено на его персоне, и заговорил:

— Дорогие сограждане! Мы только что стали свидетелями того, к каким разрушительным последствиям может привести испорченность характера одного отдельно взятого человека! Когда-то давным-давно сопливый мальчишка из побуждений озорства уронил пожилому солидному дяденьке мороженое на лысину! Прошли годы, и выяснилось, что мальчик стал священником, а дяденька — колдуном. И вот этот колдун заявляется в мирный город, нарушает местные законы, губительно воздействует на здешнюю экологию, сеет среди населения панику и нездоровое любопытство! А все почему? Этот колдун считает себя существом

высшего порядка, он был в Европе, занимает некий руководящий пост в тайном оккультном обществе… Какое ему, казалось бы, дело до жителей нашего скромного, но славного города? Что ж, он вызывает на дуэль представителя оппозиционной метафизической концепции, демонстрируя этим, так сказать, вечное противостояние магии и религии. Но для чего?

Он заявляет, что стремится извести под корень все священство в нашем городе, ибо оно не позволяет свободно дышать нам, простым российским оккультистам! Дорогие сограждане, я сразу заявил протест таким решительным действиям этого выскочки от магии! Мы все — колдуны, ведьмы, вампиры, ликантропы, умертвия, некроманты — должны быть терпимыми и гуманными, ибо это принцип жизни новой эпохи, новой эры, в которую мы почти вошли! Я заявил Танаделю, что он не имеет права сражаться со священником, что это противоречит принципам достойного колдовства, но он не внял моим словам! А теперь я смеюсь над этим Танаделем! Да, я смеюсь вам в лицо, господин колдун, потому что все ваши пафосные речи — не более чем глупая и мелочная месть мальчику, который давным-давно испачкал вашу лысину мороженым!

— Браво! — зааплодировала этой горячей речи Изяслава Радомировича толпа. Мэр несколько театрально поклонился.

Танадель смерил его уничтожающим взглядом.

— Господин мэр, а что будет, если я особым заклятием вызову сейчас того дхиан-когана, с которым сражался, и выпытаю у него, кто ему подал столь оригинальную идею: прикинуться священником и отправить неугодного колдуна Танаделя в собор? — ледяным тоном заговорил Танадель, и каждое его слово камнем падало на притихшую толпу. — Что будет, если этот дхиан-коган расскажет мне, кто был инициатором похищения отца Емельяна, кто спланировал эту нехитрую операцию? И мне интересно, как ответы вашего духа-покровителя, а я не сомневаюсь, господин мэр, что это именно ваш дух-покровитель… Так вот, как эти ответы соотнесутся с той клюквенной пастилой, которую вы сейчас предлагали народу, рассуждая о терпимости, гуманности и вступлении в новую эру?! Наверняка вы сами…

…И было следующее мгновение, и было оно наполнено вот чем. Не успел колдун Танадель произнести своих обличающих слов, как на него спикировала с неба быстрая черная тень. Тень с великой силой ударила Танаделя в грудь, он пошатнулся, потерял равновесие и ввалился прямо в раскрытые двери собора. Тут же раздался страшный нечеловеческий вой, и в соборе, во всей его глубине, вспыхнул ярчайший свет.

— Господи! — одновременно вскрикнули отец Емельян и дьякон Арсений и хотели броситься в собор, но тут закричал мэр:

— Всем оставаться на своих местах!

Однако мгновение прошло, а с ним окончательно и бесповоротно ушла харизма Изяслава Радомировича. Поэтому крика его никто не послушался. Священник и дьякон кинулись в собор, за ними храбро последовали их супруги и пропали в потоке ослепительного света. Народ на площади запаниковал и бросился кто куда, особенно нелюди — не хотелось чувствовать себя потенциальной жертвой неподвластной тебе высшей силы. Мэра взяли в кольцо охранники и таким манером довели до машины. Машина тут же набрала обороты, едва не передавив зазевавшихся щедровцев. Словом, ситуация выходила какая-то некрасивая и малопонятная.

Минут через пять площадь была пуста. Практически пуста, если не считать Сидора Акашкина, который как истинный ценитель факта не мог позволить себе уйти и не выяснить, чем же закончилось дело. Сидор некоторое время постоял на площади, а затем потихоньку, шажочек за шажочком, прокрался на паперть. Зажмурился, сделал еще шаг, досчитал до десяти и сунул свой любопытствующий нос внутрь соборного притвора.

…Яркого сияния уже не было. Храм, высокий, просторный, гулкий, был наполнен обыденным, постным каким-то светом заоконного дня. Сидора это вдохновило, и он, то и дело оглядываясь и хоронясь за широкими колоннами, начал свое движение. Наконец взору его предстало вот что.

Неподалеку от той части храма, которую церковники непонятно называют амвоном, на мозаичном полу распростерлось безжизненное тело. Над телом в глубокой задумчивости и, как показалось Акашкину, в страхе стояли: преосвященный Кирилл (уже без облачения, в простом подризнике), протоиерей Емельян, дьякон Арсений, а также мадам Тишина и мадам Горюшкина. В голове журналиста резво застучали клавиши ноутбука: «Вашему корреспонденту досталась выпала представилась тяжкая ноша честь возможность стать первым свидетелем нового преступления акта нетерпимости ужасного злодеяния современных к y р илыциков опиума для народа вампиров в рясах о б оротней в камилавках деятелей церкви. Они стали причиной гибели талантливого колдуна, который проездом гостил в нашем городе. До каких пор мы будем терпеть произвол тех, кто на словах призывает нас к смирению и всепрощению, а на деле глумится над бездыханными телами своих идейных противников?..»

Дальше у журналиста ничего не придумывалось, потому что «вампиры в рясах» вовсе не производили никакого глумления над «бездыханным телом идейного противника». Они, казалось, сами были ошеломлены и подавлены. Правда, архиерей произнес тихо: «Вот не было печали», на что отец Емельян ответил: «Владыко, я точно видел, что его сюда толкнули силой. Это наверняка очередная хитрость мэра», а мадам Тишина боязливо поинтересовалась, как теперь быть с телом «этого колдуна». Но тут бездыханное тело, видимо, решило само о себе позаботиться. Со старческим кряхтением тело зашевелилось и медленно приняло сидячее положение. Помотало головой. Потом поглядело на стоявших над ним людей.

— Где я? — спросил тот, кого раньше звали колдуном Танаделем.

— Он живой или притворяется? — тихо пискнула Ольга Горюшкина.

— Сейчас проверим. — Дьякон, поддерживая старика под мышки, помог ему подняться со словами: — Вы, любезный, находитесь в храме Божием.

— Да? — удивился Танадель. — Непонятно. Голова болит. Горло пересохло. Мне бы водички.