Читаем без скачивания Право Света, право Тьмы - Надежда Первухина

Ольга промолчала, но Зоя и без того поняла ее вопрос.

— Самые опасные из оборотней — это рыси. И волки.

…В тот же вечер дьякон Арсений был очень удивлен поведением жены. Она взяла у него молитвенник и почти час простояла перед иконами, с трудом выговаривая шепотом незнакомые церковнославянские слова. А потом полночи плакала у мужа на плече, рассказывала ему о Зое, об оборотнях, о том, в какой кошмарный город они приехали, и о том, что теперь она будет жить в церкви, потому что только там можно спрятаться от страшных кошколюдов и вервольфов.

Но прошло время, и Ольга понемногу успокоилась. Она свыклась с мыслью, что в мире, который ее окружает, есть то, что, казалось бы, вовсе не имеет права на существование. Ольга не перестала дружить с Зоей, наоборот, их дружба еще более окрепла. Особенно после того, когда Ольга сказала подруге:

— А я все равно за тебя молюсь. И за всю твою семью.

Ольга с того момента, как узнала об оборотнях и вампирах, стала чаще бывать в церкви, читать Священное Писание и прислушиваться к словам мужа. Нет, нельзя сказать, что она сильно изменилась, но все же…

— Просто моя дружба с Зоей помогла мне понять, что я обладаю преимуществом, о котором мечтают и не могут получить иные существа, — сказала она Арсению. — Это преимущество — возможность прийти в церковь и молиться, возможность получить благодать в таинствах… Это знание, что у тебя есть душа, а не только оболочка, которая меняется в полнолуние или горит от прикосновения серебра…

— Ну, ну, — сказал дьякон. — Рассуждения у тебя солидные, прямо не женские…

— Кхм!

— Кстати, милая, если твоя Зоя так любит церковную живопись и пение, как говорит, почему бы ей не приходить и не стоять в притворе? Исторически это место в храме предназначалось для тех, кто не крещен, но, так сказать, сочувствует вере.

И Зоя Волкова стала посещать церковь. Причем делала это с регулярностью, на которую не способны были даже самые ревностные в благочестии старушки. И всегда во время богослужения стояла очень чинно, без болтовни, которой очень часто грешила прекрасная половина прихожан… Зоя выстаивала ту часть литургии, которая называется литургией оглашенных, дожидалась возгласа дьякона Арсения: «Помолитеся, оглашеннии, Господеви!» и молилась, ибо оглашенными издревле назывались люди, не принявшие крещения, но собирающиеся его принять. Зоя об этом могла только мечтать, ибо вера ее была сильной и редкостной, но тело противоречило этой вере, словно отрицая саму возможность на иную жизнь. Зоя молилась, а когда дьякон Арсений возглашал: «Оглашеннии, изыдите, елицы оглашеннии, изыдите! Да никто из оглашенных, елицы вернии, паки и паки миром Господу помолимся!», Зоя выходила из храма, потому что начиналась таинственная и недоступная ей литургия верных, к которым она не могла быть причтена. И эта невозможность полной сопричастности тому, что тебе воистину дорого, жгла девушку-оборотня сильнее серебра.

С тех пор прошло несколько лет. Ольга Горюшкина полностью приняла свое новое положение и жизненный уклад, стала заправской дьяконицей, сердечно любила и почитала жену протоиерея Емельяна и выучилась у нее солить рыжики, мариновать патиссоны и делать замечательную заправку к борщам. А с Зоей они преподавали в воскресной школе: Ольга читала для старшей группы курс «Православие и русская литература», Зоя вела для маленьких детишек что-то вроде постоянной экскурсии «По святым местам России» — с видеофильмами, с рассказами о древних монастырях и храмах.

А еще Зоя Волкова писала стихи. Они были очень романтичны и возвышенны для такой толстушечки, как она. Но Ольга давно знала, что внешность — обманчива. И хотя подруга никогда при ней не превращалась, Ольга помнила, что Зоя — одна из тех…

И именно Зое Волковой принадлежала честь написания стихотворной пьесы «Вифлеемская звезда», постановкой которой в данный момент так было озабочено семейство Горюшкиных.

— Спроси у Зои, — повторил дьякон Арсений. — Может быть, она знает кого-нибудь из своих, кто исполнит роль Ирода…

(Разумеется, отец Арсений знал о некоторых особенностях физиологии лучшей подруги своей жены. И хотя он с возмущением относился к проявлениям запредельного в повседневной жизни, ему приходилось мириться с этим запредельным. Собственная жена не оборотень — и то хорошо.)

— Я, конечно, спрошу, — кивнула Ольга и потянула к себе крыло — проволочный каркас, обтянутый марлей. — Но Зоя такая робкая… Представить себе не могу, чтобы она обратилась к другим вервольфам и сказала: «Эй, ребята, давайте поможем людям! Кто сыграет в рождественской пьесе царя Ирода?»

— Да, это как-то бестактно, — согласился дьякон. — Но все-таки с ней нужно советоваться, тем более что она — основной автор этой затеи.

…Конец осени и начало зимы в Щедром всегда отмечены суровыми холодами. Снег еще не пал на землю, она смерзлась, заиндевела. Деревья стоят голые и несчастные, словно их обидели, и они под северным ветром гнутся, скрипят ветвями, жалуясь всякому прохожему: «Худо, ху-у-удо!» Но в нынешний год на праздник апостола Филиппа выпало столько снегу, что весь город казался будто завернутым в несколько слоев ваты. И морозы были не столь жестоки — всего-то двадцать три градуса по Цельсию, для зимнего Щедрого это просто курорт. Правда, из леса поближе к человеческому теплу и прокорму потянулись снегири, клесты и синицы. Были гости и покрупней да поопасней. Одна продавщица с рынка «Поселянин» говорила, что ранним утром, в рассветных сумерках, видала пару волков, и в том, что это волки, а не оборотни, она была убеждена, ибо какой же оборотень станет рыться в мерзлой мусорной куче да перебрехиваться с наглыми и жирными рыночными псами? А прямо на архиерейское подворье заявился медведь — худющий, жалкий, со старыми слезящимися глазами. Непонятно, почему он за лето не нагулял жиру да не лег в положенную спячку, но не прогонять же бедолагу.

Владыка распорядился медведя обильно кормить, да и сам частенько выходил к зверю с намазанной медом буханкою в руке. Медведь вел себя смирно, спал под крыльцом владычнего дома, куда архиерей велел накидать ему еловых лап да старых одеял, а едва владыка собирался на прогулку или пройтись по делу, медведь норовил набиться в сопровождающие. В городе пошли шутки, что архиерей завел себе нового телохранителя из оборотней, но урсолюды заявили, что к ним медведь сей никакого отношения не имеет, а владыке людские пересуды и вовсе были безразличны. Архиерей нарек своего косолапого знакомца Патроном, — дескать, нашелся у меня четвероногий покровитель, Патрон понемногу отъелся на архиерейских харчах, освоился и скоро стал спокойно разгуливать по всему городу. Пугались его только приезжие да свои из чересчур нервных. А непугливые горожане очень скоро поняли, что лишняя конфета в кармане поможет им приобрести в Патроне приятного, но несколько навязчивого спутника…

— Арсений? — Ольга наконец что-то решила и отложила в сторону марлевые крылья. — Я, пожалуй, схожу к Зое, поговорим с ней насчет ролей и пьесы.

— Может, лучше завтра? — чуть тревожно отозвался дьякон. — Поздновато для таких прогулок, да и живет Зоя неблизко.

— Ничего, на обратной дороге она меня проводит, и можешь не беспокоиться… — Ольга не договорила, но Арсений ее понял. Понял и вздохнул.

Ольга закуталась в пушистый платок, надела валенки (никакие модельные сапожки не выдержат щедровских морозов, потому здешние модницы если и могли чем щеголять, так это цветами и фасонами своих валенок), длинную шубу и пообещала мужу, что долго задерживаться не будет.

Вечерняя улица была прозрачной и звонкой от мороза. Ольга захлопнула дверь подъезда, и эхо от хлопка раздалось чуть ли не на другом конце города. С березы, что росла возле забора, упала снежная рассыпчатая шаль. Сумерки были сине-белыми и блестящими — взошедшая полная луна превращала сугробы в искрящиеся бриллиантами сокровищницы. Звезды дрожали в морозной дымке, словно и им было холодно. Только Сириус высверкивал беспечно на небе и казался той самой звездой, что вела в Вифлеем волхвов…

Ольга поспешила к автобусной остановке. Постояла минут десять, подождала. Вечером, да еще таким морозным, город практически вымирал. Даже общественный транспорт предпочитал отогреваться в гаражах. По этому поводу журналист Акашкин недавно напечатал в газете ядовитую статью «Куда ушли последние трамваи?». Статья громила работников общественного транспорта за то, что они не подготовили машинный парк к зимним холодам, проявили преступную беспечность, словно тут не Щедрый, а Рио-де-Жанейро… Статья в общем была правильная, только трамваев в Щедром отродясь не водилось. Но все и без того понимали — Акашкин просто точит зубы на нового мэра, проверяет, как тот отнесется к выкрутасам прессы.

— Однако так и замерзнуть недолго, — вслух высказалась Ольга, когда истекла четверть часа ожидания на остановке. Перспектива топать по промороженным пустынным улицам не очень радовала, но и стоять уже было выше ее сил. Ольга зашагала по тротуару, где снег, притоптанный за день, резко и жестко скрипел под подошвами ее валенок.