Читаем без скачивания Золотой человек - Мор Йокаи

Ни слова не поняла Тимея из того, что здесь говорили. Но одно ей стало ясно: Тимар — ее верный покровитель, не оставлявший ее в беде за все время их долгого путешествия, «трижды» рисковавший ради нее жизнью, единственный человек в этом мире, с которым можно было объясниться на знакомом ей языке, теперь окончательно покидает ее и она, наверное, уже никогда больше не услышит его голоса.

Но нет, в последний раз он обратился к ней перед уходом.

— Вот ваша коробка, Тимея, — сказал он по-гречески. И достал из-под плаща жестянку с восточными сладостями.

Тимея подбежала к нему и взяла коробку. Затем она поспешила к Аталии и, мило улыбаясь, протянула ей подарок, с великим трудом доставленный из далеких краев.

Аталия открыла крышку.

— Фи! — презрительно произнесла она. — Запах розовой воды! Так воняет прислуга, когда по воскресеньям, надушившись, идет в церковь.

Слов этих Тимея не поняла. Но по брезгливой мине, состроенной Аталией, она догадалась, что восточные сладости пришлись ей не по вкусу, и опечалилась. Потом девушка попробовала угостить турецкой халвой г-жу Зофию. Но и та отказалась, сославшись на свои плохие зубы, которые не переносят сладкого. Совсем загрустив, Тимея растерянно подала коробку молодому офицеру. Тот нашел угощенье чудесным и с явным удовольствием положил в рот три кусочка халвы, за что в награду получил благодарную улыбку Тимеи.

Тимар стоял в дверях и все видел.

Но когда Тимея вспомнила о нем и обернулась к дверям, чтобы и его угостить восточными сладостями, Тимара уже и след простыл.

Вскоре откланялся и офицер.

Будучи настоящим кавалером, он, прощаясь с Тимеей, галантно склонил голову, и это очень тронуло девушку.

Вскоре вернулся г-н Бразович, и они с г-жой Зофией заговорили на каком-то смешанном языке. Некоторые слова казались Тимее понятными, но это еще больше запутывало девушку.

Между тем хозяева дома советовались, что им делать с неожиданной нахлебницей. Все ее состояние составит в лучшем случае двенадцать тысяч золотых, включая сюда и стоимость затонувшей пшеницы, если за нее хоть что-нибудь удастся выручить. Сумма явно недостаточная, чтобы обращаться с Тимеей как с барышней, наравне с Аталией. Добрая г-жа Зофия высказала мнение, что нежданную гостью следует сразу же определить в прислуги: пусть приучится к кухне, к уборке, к стирке белья, к глажению, это пойдет ей только на пользу. Ведь с таким приданым, как у нее, нельзя рассчитывать на богатого жениха. Заурядный шкипер — вот ее пара. А такому мужу нужно, чтобы жена его была прислугой, а не барыней. Однако г-н Бразович не разделял точку зрения своей супруги. В самом деле, что скажут люди? В конце концов они пришли к половинчатому решению: Тимея будет считаться приемной дочерью, воспитанницей, то есть займет несколько более высокое положение, чем обычная прислуга. Обедать она будет вместе с хозяевами, а работать — наравне с прислугой. Заниматься большой стиркой ей, пожалуй, ни к чему, а вот стирать тонкое белье и кружева Аталии ей не помешает. Шить тоже надо ее обучить, пусть обшивает домашних, находясь при этом не на половине прислуги, а в господских покоях. В обязанность Тимее следует вменить также и присмотр за туалетом Аталии: ведь их дочери так или иначе нужна личная горничная, а сироте это, несомненно, доставит удовольствие. К тому же Тимея будет получать в награду старые, вышедшие из моды платья, которые надоели Аталии.

Тимея с ее приданым в двенадцать тысяч форинтов должна еще благодарить судьбу за то, что Бразовичи облагодетельствовали ее.

И Тимея действительно была благодарна судьбе.

Без отца, без матери, одинокая, покинутая всеми, заброшенная волею судьбы на чужбину, она удивительно быстро привязалась к новому дому. Всем здесь она готова была услужить — искренне и бескорыстно. Тимея разделила судьбу многих турчанок.

Девушка довольствовалась тем, что за ужином сидела рядом с Аталией. Не дожидаясь, пока ей скажут, она первая вставала из-за стола, чтобы подать тарелки, сменить ножи и вилки, причем делала это весело, непринужденно, с трогательной старательностью. Она боялась хоть чем-нибудь раздосадовать семью своего опекуна и потому старалась не выглядеть грустной или обиженной, хотя причин для этого было предостаточно. Особенно стремилась она завоевать расположение Аталии. С немым восхищением смотрела Тимея — совсем еще девочка — на Аталию, очарованная красотой и прелестью расцветающей женщины. Она не могла оторвать свой восторженный взгляд от румяных щек и сверкающих глаз Аталии.

Как и многие девочки-подростки, Тимея полагала, что тот, кто очень красив, должен быть и очень добр.

Хотя Тимея не понимала Аталию, ни слова не знавшую по-гречески, она стремилась по жестам, мимике, по выражению глаз своего кумира предвосхитить каждое ее желание.

Как-то после ужина, во время которого Тимея не дотронулась до непривычной жирной пищи, ограничившись ломтиком хлеба и фруктами, семья Бразовичей перешла в соседнюю гостиную и Аталия села за рояль. Тимея пристроилась у нее в ногах на мягком пуфе, не сводя восхищенных глаз с ее стремительно бегающих по клавишам холеных тонких пальцев.

Затем Аталия показала ей свой портрет, нарисованный Качукой. Тимея, всплеснув руками, уставилась на него.

— Ты еще никогда не видела портретов? — удивилась Аталия.

Господин Бразович ответил за Тимею.

— Где ей было видеть? Турецкая вера запрещает рисовать лица. Поэтому у них сейчас и происходят смуты: султан сделал свой портрет и повесил в зале заседания дивана. Бедный Али Чорбаджи каким-то боком был замешан в этом мятеже. Потому и пришлось ему бежать. Эх, ну и дурень же был покойный Чорбаджи!

Услышав имя отца, Тимея подошла к г-ну Бразовичу и в знак благодарности и признания поцеловала ему руку. Она думала, что отец-опекун добрым словом помянул усопшего.

Вскоре Аталия отправилась спать, и Тимея пошла со свечой проводить ее.

Сев за низенький туалетный столик в своей спальне, Аталия взглянула на себя в зеркало, широко зевнула, и лицо ее сразу помрачнело. Она устало вытянулась в кресле. «Отчего это красивое лицо вдруг так опечалилось?» — подумала Тимея. Она вынула гребень из волос Аталии, ловко разобрала пальцами локоны и связала густые каштановые волосы барышни в узел. Потом вынула из ее ушей серьги, причем так близко нагнулась к лицу Аталии, что та невольно увидела в зеркале два столь непохожих друг на друга отражения. Одно лицо с румянцем на щеках показалось ей обворожительным, другое было бледным и грустным. И тем не менее Аталия, раздосадованная, вскочила со стула и оттолкнула от себя зеркало.

— Пойдем спать!

Ей показалось, что белое лицо Тимеи бросило тень на ее изображение в зеркале. Тимея собрала и аккуратно сложила раскиданную одежду Аталии. Затем она встала на колени и стянула с барышни чулки.

Аталия приняла это как должное.

Тимея вывернула наизнанку тонкие шелковые чулки Аталии, обняла белоснежные, словно скульптурное изваяние, ноги барышни и, прижавшись к ним лицом, поцеловала их.

…Аталия и это приняла как должное.

Добрый совет

Старший лейтенант Качука, направляясь домой, прошел через кофейню и увидел там Тимара, сидящего за чашкой черного кофе.

— Ну и промок же я и продрог до костей, а у меня сегодня впереди еще куча дел! — сказал Тимар, пожимая руку офицеру, который подошел к его столу.

— Зашел бы ко мне на стакан пунша.

— Благодарю, недосуг. Надо бежать в страховое общество, чтобы помогли поскорее выгрузить судно. Они сами понимают, что чем дольше судно пробудет под водой, тем больший убыток они понесут. Оттуда бегу к главному судье, чтобы завтра спозаранку послал в Алмаш судебного исполнителя для проведения торгов. Потом хочу зайти к свиноторговцам и владельцам извозного промысла сообщить им о завтрашних торгах — пусть приедут! И ночью же отправлюсь на перекладных в Тату, к хозяину крахмальной фабрики — он, пожалуй, лучше всех сможет использовать размокшую пшеницу. Дай бог выручить для этой сироты хотя бы часть ее наследства. Да, между прочим, я должен отдать тебе письмо, которое мне вручили в Оршове.

Господин Качука пробежал глазами записку.

— Ну что ж, хорошо! Сделаешь свои дела в городе, обязательно зайди ко мне хоть на полчаса. Я живу рядом с английским парком, там увидишь — на моих воротах изображен большой двуглавый орел. Пока тебе запрягут бричку, мы успеем выпить по стакану пунша и поговорить об умных вещах. Обязательно зайди!

Тимар пообещал забежать и поспешил по своим делам.

Было уже около одиннадцати вечера, когда Михай, пройдя мимо городского парка, который все в Комароме называли просто «Англией», открыл дверь с двуглавым орлом на табличке.