Читаем без скачивания Звезды над озером - Ирина Лазарева

— Циники! Грубые, бездушные чурбаны! — рассердилась Настя. — Теперь я понимаю, почему все женщины ругают мужчин.

Весельчаки переглянулись и приняли до невозможности благочестивый вид.

Глава 11

2008 год

Я уже неделю дома, в Санкт-Петербурге. Мне все-таки удалось сделать кое-какие записи: бабушка рассказала нам многое, но воспоминания ее отрывочны, к тому же память, прочная на прошлое, в настоящем ее подводит — она то и дело берется рассказывать одно и то же. Иногда плачет. Мучить ее бесчеловечно, я проклинаю Даньку, он еще поплатится за свою гнусность, а бабушке мы пообещали, что дневники обязательно вернем.

Женя по приезде на следующий же день уехал по делам куда-то недалеко, как он сказал — в пригород. Пропадал три дня, но как только вернулся, я сразу к нему. Теперь нам трудно обходиться друг без друга.

Сегодня воскресенье. В городе опять дожди; после нашего сверкающего отпуска действительность могла бы показаться унылой, но одно обстоятельство окрашивает мою жизнь в солнечные тона: Женя сделал мне предложение. Вечером собирается прийти с официальным визитом к нам домой и просить у родителей моей руки.

Я в восторге и одновременно в страшных переживаниях! Домочадцев, конечно, предупредила, с самого утра переполох, все волнуются — мы с мамой готовим праздничный ужин, так, чтобы было разнообразие, но без излишней помпезности, соответственно случаю.

Брат Димка добровольно отправился в парикмахерскую укорачивать вихры.

Папаня с утра напустил на себя отеческую суровость — входит в роль.

Я решаю подстраховаться и заглядываю в родительскую спальню. Так и есть: на кровати разложен полковничий мундир при всех регалиях.

Бегу в гостиную:

— Па, ты на парад собрался? До мая еще далеко.

— Это на вечер, — со значительным видом сообщает отец. — Не забывай, что Евгений придет главным образом ко мне.

Пока я подбираю убедительные аргументы, входит мама, которая гораздо лучше меня владеет словом, и говорит:

— Очумел ты, Полуянов! Все тебя подмывает вырядиться — к месту и не к месту. Парень свататься придет, а не присягу принимать.

— Цыц, женщины! Много вы понимаете! Присягать на верность придет, зачем же еще? Родине присягу давал, теперь семье будет служить верой и правдой. И коль возникнут у него правильные ассоциации при виде моей формы, значит, цель достигнута. А он парень умный, все поймет, как надо.

Мне крайне приятно услышать такую оценку моего жениха от папы, но все же я любопытствую, на каком основании он сделал сей вывод, ведь с Женей они общались совсем мало.

— Умный мужчина обязательно постарается понравиться родным и знакомым любимой девушки, если всерьез и надолго хочет завоевать ее сердце. Уж я-то знаю, поверь моему опыту. Евгений именно так себя и повел с самого начала — что здесь, что в Ереване. Все о нем хорошо отзываются. Следовательно, есть голова на плечах, кроме того, мне это многое говорит о его чувствах к тебе.

Я задумываюсь — а ведь он глубоко прав, способность Жени находить общий язык с моими близкими с самого начала сильно возвысила его в моих глазах.

Обнимаю своего папулю и целую: как хорошо, когда можно узнать мнение настоящего мужчины, когда отец — друг и советчик.

Мама, не сумев сломить сопротивление, пожимает плечами и уходит на кухню, я тоже понимаю, что спорить по поводу мундира бесполезно. Папа уверен, что излишняя торжественность не помешает, пусть будущий зять крепко запомнит сегодняшний день.

К семи часам ужин готов, стол накрыт белой скатертью и сервирован, сверкает хрусталем, лучшим маминым фарфором и столовыми приборами, в воздухе витают ароматы жаркого, салатов, сладкой выпечки.

Папа монументален и великолепен, Димка причесан, побрит, умыт, строго одет, я с трудом узнаю в нем своего брата. Обычно он напоминает рэпера, а сегодня похож на мальчика из церковного хора. Мама подобрала скромное, но хорошее платье, весьма уместное для сегодняшнего вечера.

А вот со мной дело плохо, я ношусь как ошпаренная от зеркала к гардеробу, никак не могу решить, что надеть, до сих пор взъерошенная, без макияжа, из одежды на мне одни трусы. Крою себя последними словами.

В это время в дверь скребется Димка. Высовываю кудлатую голову в коридор:

— Ну чего тебе? Я и так не успеваю одеться.

— Кать, что теперь, ему орден отдавать? — канючит брат.

— Отдавать, и без разговоров!

— Откуда знаешь, что он захочет его обратно?

— Дима, я же сказала — без разговоров. Долго объяснять.

— Подожду, пока он сам попросит. Ты тут не командуй, — бурчит наш фалерист. Для него изъятие из коллекции главного экспоната — трагедия вселенского масштаба.

Меня обдает сквознячком беспокойства, холодной струйкой забытых на сегодня проблем. Разговор об ордене напомнил неприятные для меня моменты, когда Женя уходит в себя и становится закрытым, почти недосягаемым, — есть у него такая черта, и тогда я пугаюсь его глубокой внутренней обособленности, во мне возмущается собственница. Мне хочется знать все его мысли и малейшее движение чувств. Правильно ли это? Скорее всего, нет. И можно ли до конца узнать человека, если он сам себя порой не знает?

Интересно, какой я выгляжу в его глазах. Не мешает и мне напустить немного загадочности.

От этих мыслей все сразу встает на свои места, я знаю, во что одеться и как накраситься. Быстро укладываю волосы с помощью фена, затем вынимаю из гардероба платье цвета предрассветного тумана, оно воздушное, в летящих складках, чуть тронутое люрексом, как каплями росы. Вдеваю в мочки ушей по утренней звезде из алмазной крошки. На губы — только блеск, дымчатые тени на веки, можно слегка подкрасить глаза. Высокий каблук дома не к месту, есть серые изящные туфельки на маленьком каблуке.

Уф! Кажется, неплохо, и вид вполне загадочный, надо только постараться поменьше болтать и хихикать.

Женя звонит в дверь ровно в семь! Он всегда до ужаса пунктуален, надеюсь, что это не педантизм, а вежливость королей; в любом случае у меня будут проблемы, так как сама я вечно везде опаздываю. Надо заняться самовоспитанием. На предстоящую супружескую жизнь я смотрю только с позитивной стороны, и мне не страшно, что придется поступиться некоторыми своими привычками.

Распахиваю входную дверь. Здороваюсь с двумя розовыми кустами, они заслоняют дверной проем, но сверху все же виднеется макушка Жениной головы.

Кусты протискиваются в прихожую, один преподносится подошедшей маме, другой мне, а я, позабыв о своей загадочности, висну на шее гостя.

Неожиданно из-за плеча Жени бочком выдвигается женщина лет пятидесяти, еще ладная, дородная, по виду не питерская, хотя и приоделась во все новое, но что-то сразу выдает в ней провинциальную жительницу.