Читаем без скачивания Ремесло - Леонид Бершидский

Понимая эти три базовые вещи, я сейчас зарабатываю на жизнь колумнистикой — пишу на английском для Bloomberg View, на русском — для Forbes.ru и Snob.ru. Это довольно удобное занятие: не состоя нигде в штате, сидя дома или где-нибудь на Гоа, можно заработать не меньше, чем вкалывая главредом. Кроме того, писать колонки — в отличие от репортерских текстов — можно, даже если ты занимаешься еще каким-то бизнесом: ведь ты не претендуешь на объективность, и дело редактора, предоставлять ли тебе трибуну (правильно только сообщать редактору о всех возможных конфликтах интересов: знать о них он имеет право).

Чтобы за колонки начали платить, нужно мало-мальски известное имя — иначе читатель вряд ли проявит первоначальный интерес. Видимо, из-за этого входного барьера Дэвид Рэндалл писал в книге «Универсальный журналист»: «Те, кто достиг такого уровня, что им дали право вести колонку, либо не нуждаются в советах, либо обладают (или вскоре приобретут) таким „Я“, которое не даст им принять ни один совет». Хотя почти во всем остальном, что Рэндалл изложил в этой книжке, я согласен, тут он не прав. Ведь чтобы платить продолжали, по нынешним временам надо, чтобы колонки регулярно генерировали хороший трафик; нечастые осечки простят, системное отсутствие просмотров и фейсбучных лайков — нет. Мне кажется, после нескольких лет занятий колумнистикой, последние четыре года — в Интернете, я немного разобрался, что нужно, чтобы колонка «полетела». Достаточно любых двух признаков из нижеследующего списка (а иногда, редко, — и одного).

1) Животрепещущая тема, особенно если удалось одним из первых написать на нее развернутый комментарий. Мне, например, кажется, довелось выпустить (на Forbes.ru) первую в Рунете колонку о пятилетнем приговоре, вынесенном оппозиционеру Алексею Навальному якобы за кражу леса у госпредприятия «Кировлес». Этим процессом тогда интересовались сотни тысяч людей, и колонка собрала больше 2500 лайков на одном только «Фейсбуке», хотя это далеко не лучший мой текст: глядя на него на следующий день, я понимаю, что его надо было иначе структурировать.

2) Искренняя эмоция — такая, на которую не жалко самых сильных слов и за которую не страшно отвечать, потому что горячо веришь в сказанное. В мае 2011 года Владимир Федорин написал на том же Forbes.ru о тогда еще президенте Дмитрии Медведеве:

«Вчера перед журналистами предстал случайно оказавшийся у власти человек с заурядными способностями и плохо подавляемыми позывами к насилию. Комментировать это кривляние — не уважать ни себя, ни читателей. Проект „президент Медведев“ закрыт. Вопрос в том, что делать с этим знанием обществу. У этого вопроса есть конкретные адресаты. В концепт „медведевской оттепели“, или Медведева как меньшего зла по сравнению с Владимиром Путиным, инвестировали многие интеллектуалы с безупречной репутацией — от Александра Аузана до Эллы Памфиловой и Сергея Гуриева. Сегодня очевидно, что все попытки просветить взрослого мужчину, занимающего пост президента России, не привели ни к чему. Под говорильню о модернизации страна продолжала деградировать. Участвуя в кремлевских форумах, рабочих группах, „лучшие люди России“ легитимизировали режим, создавая ему прикрытие на Западе и в среде либеральной интеллигенции. Тем временем подчиненные президента или подчиненные его подчиненных как ни в чем не бывало продолжали убивать, воровать, душить оппозицию… Президентство Медведева подошло к концу. Его репутационный капитал („Четыре И“, „Свобода лучше, чем несвобода“, „Вперед, Россия“) полностью растрачен. Интеллектуалам, которым он делал авансы, пора определяться. Сколько можно разговаривать с преступниками и теми, кто этих преступников покрывает. С каждым разом входить в совет нечестивых без ущерба для собственной репутации все труднее. Хорошо, в первый раз вы не знали, что приглашение на круглый стол в Кремль прислали наперсточники. Но почему вы пошли туда и во второй раз, и в третий? Может, вы тоже в доле?»

Этот текст широко распространился по сети. Slon.ru назвал его одним из главных за год. Больше того, он оказался пророческим. Уже в сентябре 2011-го проект «Медведев» был и в самом деле закрыт, а еще почти через два года и у интеллектуалов, в нем участвовавших, не было никаких сомнений, что происходит и что им делать: упомянутый Федориным Сергей Гуриев, например, спешно покинул страну, чтобы не оказаться за решеткой.

Между тем Федориным руководило не какое-то особенное знание — а эмоция, не более чем сильное чувство. Если задача колумниста — привлечь читателя на свою сторону, эмоциональный резонанс, пожалуй, лучшее средство для достижения цели.

3) Понимание материала. Хороший колумнист много читает по теме, прежде чем высказаться, и иногда делает чисто репортерскую работу, обзванивая экспертов и участников событий. Вопреки расхожему мнению, писать колонки бывает труднее, чем ворочать мешки: иногда, чтобы изготовить осмысленный текст, приходится перелопатить горы научных работ и даже прочитать книжку или две. Российские колумнисты редко это делают, хотя примеров такой работы достаточно на Западе. Заслуживает изучения, например, блестящая продукция звезды Financial Times Мартина Вулфа.

4) Провокация. Однажды я написал в журнал «Большой город» колонку про воспитание детей как бизнес-проект. Я даже изготовил в Excel экономическую модель, которая доказывала, что с чисто деловой точки зрения выгоднее держать деньги на депозите, чем растить детей в расчете на то, что в старости они помогут материально. Смысл упражнения был в том, чтобы заставить родителей задуматься о собственном бескорыстии: не рассчитывают ли они часом на благодарность подросших сыновей и дочек? Не делают ли дурацкую «инвестицию в будущее»? Десятки людей, прочитавших текст, записли меня в моральные уроды, — всегда есть опасность, что вас не поймут: люди постепенно разучиваются читать внимательно даже по работе. Зато с просмотрами и перепостами все было нормально: мы с публикатором остались довольны.

5) Привлекающий внимание заголовок. На Bloomberg View я периодически пишу о российских событиях с участием персонажей, о которых основная масса читателей — американцы — ничего не знают. Но стоит в заголовке текста об основателе «Вконтакте» Павле Дурове написать «Русский Цукерберг», читателям сразу становится интересно. Впрочем, о заголовках мы уже говорили.

6) Яркая фраза в начале или в конце текста. Как ни странно, важность такого «крючка» отлично понимает непрофессиональный колумнист, уже упоминавшийся Алексей Навальный. Одно из его ЖЖ-разоблачений — о главе РЖД Владимире Якунине — начиналось словами: «Все началось с шубохранилища». Мало того, что текст после такой первой фразы невозможно не читать дальше, — ей гарантирована судьба мема.

7) Узнаваемый стиль. Вот, например, чья цитата?

«Инаугурация вице-премьера и казначея Александра Лившица прошла не менее возвышенным образом. Члены коллегии Минфина благословили Лившица чудотворным образом гр. Витте и пожелали ему как в смысле долголетнего казначейского служения, так и в части золотого обеспечения рубля сравняться со славным предшественником. В выборе культовых фигур Минфин демонстрирует неуклонное движение вспять. Три года назад, при Борисе Федорове, объектом культа был наркомфин Г. Я. Сокольников (Бриллиант), автор девиза „Эмиссия — опиум для народного хозяйства“, теперь произошла сдвижка к гр. Витте, а вскоре, очевидно, героем, достойным подражания, окажется минфин времен Николая Павловича гр. Вронченко, в присутствии которого император собственноручно вычеркнул бланманже из меню дворцового обеда и обратился к министру с исторической фразой: „Я требую — слышишь ли, требую! — чтобы в государстве не было долгов“».

Конечно же, это Максим Соколов, патриарх российской колумнистики. Текст 1996 года, а ведь и сейчас он так пишет. Вязкий, ироничный, богатый историческими отсылками текст Соколова можно любить или ненавидеть, но не узнать — невозможно. Вот так и формируется постоянная аудитория, а публикатору — внушается доверие к неизменному качеству продукта.

8) Созвучие настроению аудитории. Да, профессиональный колумнист стремится понять, каков читатель ресурса или бумажного издания, в которое он регулярно пишет. Стопроцентное попадание может дать сотни тысяч просмотров. Уже упоминавшийся в 10-й главе этой книги пост блогера «Сноба» Натальи Белюшиной о том, как нынче терзают русский язык, — ярчайший пример.

9) Яркий, ясный вывод. Вообще хорошо, когда мысль в колонке одна и ее развитие четко прослеживается от начала до конца. А конец — это как раз вывод и есть. Отличный пример — колонка Федорина, которую я уже цитировал выше.

А если нет в тексте хотя бы двух из этих девяти признаков идеальной колонки — ей гарантирована быстрая бесславная смерть. Напишешь несколько таких подряд — и вот уже редактор мнется и смотрит в сторону, не зная, как тебе сообщить, что больше текстов присылать не надо.