Читаем без скачивания Ремесло - Леонид Бершидский

Свинаренко: Серьезно?

Гребенщиков: Да! Про Ельцина я знал все, про Хрущева я знал все, про Брежнева я знал вдвое больше, чем все, а про Путина я не знаю ничего! И он не вызывает у меня желания знать! Поэтому, по моей шкале ценностей, этот президент на голову выше предыдущих. Потому что он делает свое дело лучше, чем предыдущие, и я не желаю о нем знать ничего.

Свинаренко: К тому же в отличие от предыдущих он тебе орден вручил.

Гребенщиков: Нет, мне вручала орден губернатор Петербурга Валентина Матвиенко.

Свинаренко: Борис, что касается политики, то она мне тоже не очень интересна. Но иногда, я говорю это виноватым голосом, приходится обращать на нее внимание. Мне вот очень интересно послушать про твой поход к политику Суркову.

Гребенщиков: Я не знаю, вспоминал ли он песню «Поезд в огне», когда звал нас… Но должен сказать, что одним из инициаторов той встречи был я. Собрались там, значит, музыканты и первые полчаса хором кричали: «Нас не подкупишь!» Они думали, что их будут подкупать, чтоб они не пошли на майдан в Москве! Но после, когда они перестали кричать, выяснилось, что никто не собирается их подкупать. Им ничего не предлагают!

Свинаренко: Смешно. А ты знал, что денег там не будет?

Гребенщиков: Я знал об этом изначально. И я смеялся над ними; немножко.

Как вы думаете, почему не сработал психологический метод интеллектуала Панюшкина, а дворовый якобы простоватого Свинаренко — сработал? Ведь вместо обычной дозы сарказма и усталой отрешенности Свин, как его уважительно зовут товарищи, получил от умнейшего, ироничнейшего Бориса Борисовича признание в любви к Путину и в том, что он был одним из организаторов довольно позорной, надо признать, встречи с Сурковым. Все это Гребенщикову потом не раз припоминали.

Уж не потому ли у Свинаренко получилось, что, как пел когда-то Гребенщиков, «Граф Гарсия, могучий пироман, / не раз был глупым дворником обманут?»

Ас-интервьюер, возможно, хотел бы представить дело таким образом. Именно поэтому он рассказывает про свой «творческий метод», не забывая ссылаться на коллегу Митрофанова. Но на самом деле Свинаренко ПРОСТО ОТЛИЧНО ЗНАЛ, КУДА ОН ИДЕТ. Путь, которым он вел Гребенщикова, сперва усыпив его бдительность, а потом постепенно повышая «политический градус» разговора, не привязан намертво к свинаренковской фирменной панибратской манере. Все то же самое можно было бы сделать и в другом тоне: важна линия, которую ведет твердая рука, а не цвет этой линии.

Федорин на свинаренковское амикошонство неспособен; подвыпив, он декламирует гекзаметры на древнегреческом. Но и он советует задавать главные вопросы, начиная со второй трети беседы. В его исполнении интервью с Гребенщиковым вышло бы куда более чопорным, но я не сомневаюсь, что Володя вел бы собеседника примерно тем же путем, что и старый коммерсантовец. Потому что дело, конечно же, в подготовке.

Если ваш собеседник часто дает интервью, обязательно надо прочитать как можно больше этих разговоров. В них хороший ремесленник ищет три вещи:

1) вопросы, на которые человек отвечает заученно и шаблонно;

2) вопросы, которыми можно разозлить или хотя бы раздражить собеседника;

3) темы, на которые собеседник охотно поддерживает легкую беседу.

Первых, понятное дело, не надо задавать — это напрасная трата времени. Вторые пригодятся, если нужен будет эмоциональный выплеск перед главными вопросами. Третьи — для подводки к главным вопросам.

Подготовка к интервью — это стратегическая игра, результат которой — вовсе не список вопросов, по которому журналист движется, игнорируя ответы. (Кстати, именно поэтому бессмысленно отправлять список вопросов вашему фигуранту и ждать письменных ответов: не имея возможности доспросить, повести разговор дальше, вы не получите ничего хорошего).

Собственно говоря, хороший интервьюер если и пишет для себя список вопросов, то только чтобы не забыть спросить о чем-то важном. Ход беседы невозможно предсказать. Вы не знаете, сколько ходов вам потребуется, чтобы привести собеседника к цели. Но если не терять ее из виду, все получится, как у Свинаренко, который, конечно, действовал не по списку.

Часто бывает, что интервьюируемый, хоть режь его, хочет рассказать что-то свое. То есть «список» есть у него или у его пиарщиков. Пассивно выслушивать подготовленный текст — значит рисковать потерей контроля. В танце под названием «интервью» ведет всегда журналист, даже если это молодая женщина, а ее собеседник — матерый и даже опасный альфа-самец. Никогда не забуду интервью Светланы Петровой из «Ведомостей» с бизнесменом Аркадием Гайдамаком, которого часто обвиняли в незаконной торговле оружием и алмазами. Только он настроился изложить, и весьма многословно, собственную версию, откуда взялись эти обвинения, как Света перебила его: «Монолог не может быть опубликован».

«Что такое интервью? — говорил Свинаренко во Львове. — Это такой „Soft-допрос“, когда ты планируешь получить от человека информацию, которую он выдавать не планирует. Это ж не пиар. Пиар — это когда ты приходишь и говоришь „Ну, что вы хотели рассказать, вы же такой умный!..“ Настоящее интервью — это чуть-чуть допрос».

Время на выработку стратегии «допроса» обычно есть. Ведь, чтобы кого-то допросить, нужно сперва его поймать. Или захватить в результате штурма, или выманить из крепости. Работая в Forbes, Федорин называл комплекс необходимых мероприятий «осадой»: для этого журнала часто приходилось брать интервью у крупных бизнесменов, которые журналистов часто недолюбливают, видя в них профанов или вражеских агентов, а значит, договориться с пиарщиком в 99 % случаев было недостаточно. Журналисты деловых СМИ, добиваясь большого и важного интервью, часто не могут полагаться на престиж издания — фигуранты непубличны, недоверчивы и крайне самолюбивы. Приходится просить о содействии их друзей и знакомых, тех, к кому они с большой вероятностью прислушиваются. Заходить сразу с нескольких сторон, чтобы фигурант удивился, насколько широко заброшена сеть. Как и само интервью, это история про упорство в достижении цели.

«Ведомости» в 1999 году взяли самое первое интервью у Романа Абрамовича. Газета была тогда совсем новой, нам надо было зарабатывать репутацию, и к самому загадочному миллиардеру ельцинской эпохи мы пытались подобраться всеми способами, какие только могли придумать. А добились результата — случайно. Вот как описывал свою удачу Алексей Германович, который взял то памятное интервью, отправившись без всяких предварительных договоренностей на Чукотку, где олигарх баллотировался в депутаты:

«Повезло уже в том, что мы вообще сумели попасть на Чукотку. Абрамовича там ждали в четверг, 25 ноября. Нас не ждали вовсе. Тем не менее мы рискнули. Пассажирские рейсы Москва-Анадырь не летали уже две недели. В самолет олигарха нас никто не приглашал. Оставалось лететь обычным рейсом через Магадан.

Север быстро лишает авиапассажиров столичной наивности. В аэропорту Магадана выяснилось, что рейсов на Анадырь не было уже три недели — нет топлива. „Вроде керосин подвезли, но зато задуло с моря“, — деловито поясняли летчики. Очередной пятничный рейс был под вопросом. Надежды таяли на глазах.

Под самый вечер четверга неожиданно раздался звонок: представитель „Чукотавиа“ сообщал, что завтрашний рейс Кипервейм-Певек-Анадырь состоится. Через пару минут мы разговаривали с авиадиспетчером анадырьского аэропорта. По служебной спецсвязи он хрипел: „„ТУшка“ с кандидатом в депутаты приземлилась в Певеке, ожидаем ее у нас завтра“.

Я протянул в окошко кассы паспорт и деньги. „А где ваше разрешение на въезд в приграничную зону? — поинтересовалась кассирша. — Без него я билет не продам. Это нарушение паспортного режима“. Меня прошиб холодный пот. Задержка рейса на полтора часа позволила провести переговоры со службой перевозок, начальником спецконтроля, пограничниками, директором аэропорта, УВД, администрациями Чукотки и Магаданской области, главным редактором в Москве, поднятым с постели среди ночи. В итоге заветные билеты были у нас в руках.

Вскоре кряхтящий от старости „Як-40“ увозил нас на Чукотку. „За два дня улетели? — изумлялась соседка по креслу. — Я вот со 2 ноября не могла вылететь“. Через восемь часов самолет приземлился в аэропорту чукотской столицы, где нас встречала сотрудница пограничной службы. Мы почти смирились с необходимостью провести ночь в местном КПЗ, но дело, к счастью, ограничилось объяснительной, протоколом и требованием явиться в понедельник к начальнику анадырьской погранзаставы.

На следующее утро я спокойно прогуливался по зданию аэропорта. Местное начальство обещало предупредить о прилете самолета с Абрамовичем. Вдруг из коридора вылетел фотограф Олег: „Скорее, они сейчас улетают дальше!“