Читаем без скачивания Большой укол - Михаил Попов

— Ладно, — Колпаков перевел взгляд на Дрынова, — при ночном обследовании завала удалось обнаружить что–нибудь интересное?

— Да, многое что.

— Я имею в виду — есть у вас уверенность, что там, за камнями, вход в глубокую пещеру?

— Пожалуй. Пожалуй, да. Собаки ведут себя так, словно внутри что–то происходит.

Полковник прошелся по мягкому настилу из опавших еловых игл. Приложил к глазам бинокль, будто рассчитывал с его помощью разглядеть ближайшее будущее. Он, конечно, нервничал. Если окажется после взрыва, который должен расчистить вход, что за валунами скрывается всего лишь каменная нора, набитая окаменевшими костями и экскрементами, он будет слишком глупо и бледно выглядеть в глазах начальства. Если отступиться прямо сейчас, то у него останется возможность как–то оправдаться. Девчонку в конце концов поймали, завал нашли, и как раз в том месте, что было указано на карте полунемца.

Иван Рубинович очень хотел закурить. Он расстался с дымом уж лет семь назад, мечты о сигарете появлялись у него всякий раз, когда он оказывался в неприятной ситуации, или начинал на кого–то злиться. Сейчас он злился на Колпакова. На Колпакова, который его «околпачил». Щенок! Из его лепета, там, в вагоне, могло показаться, что он на самом деле, поймал судьбу за вымя. Аккуратно для ситуации, можно было и в самом деле тихо объехать длинного идеалиста. Ибо ведет он себя малопонятно, если не подозрительно. Иван Рубинович, с некоторых пор наблюдая за действиями своего странного начальника, различал в них все больше признаков агонии. Видел, что он горит, правда, не понимал природу огня. Поэтому, предпочитал держаться в стороне и в тишине, на хорошо огороженной должностными инструкциями территории. Черт дернул его кинуться на первый же призыв рыжего живчика. Безумие начинать такую операцию, не известив прямого начальника. Да, его нет дома, нет на работе, нет нигде — но это всего лишь косвенные основания и мало смягчающие обстоятельства. Отвечать придется не косвенно. В случае провала. Иван Рубинович в провале не сомневался.

— Все заряды положены?

— Уже час как.

— Если хотите знать мое мнение…

— Я знаю ваше мнение, Иван Рубинович — подождать, поискать, правильно?

— Правильно.

— Есть ситуации, когда ждать нельзя. Майор!

— Слушаю.

— Последний вопрос. Никто внутри не пострадает… если внутри есть кто–нибудь?

— Мои ребята постарались, взрывы должны произвести только откупоривающий эффект. Какие–то камешки шуганут, конечно, в дыру, но лес рубят, камни летят.

— Действуйте. Ровно в 16.15. крутите свою машину. Далее — противогазы. Всех лекарей еще раз накрутите. Санитарные вертолеты можно поднять в воздух в 16 ровно. Площадка для них готова?

— Да, есть там местечко, метрах в ста.

— Теперь все, кажется.

— А если, акты, так сказать, сопротивления, товарищ полковник? Эта девица, Ундина, Шерстюку моему губу прокусила, до сих пор не заживает.

Колпаков внезапно чихнул.

— Сопротивление? Не думаю, что следует ждать сопротивления в обычном смысле, я имею в виду, огнестрельное оружие. Главное, не снимать противогазы. Если кто–то там очень заартачится, можно применить что–то вроде силы. Впрочем, мы пойдем по пятам за передовой группой. Главное не просмотреть один объектив — я его назвал «роддом».

— Почему роддом?

— Не знаю, Иван Рубинович, я не придумывал, само в голову пришло.

— Как он выглядит, этот роддом? — с легким недовольством в голосе, спросил майор. Ему не нравилось возникновение новых нюансов накануне операции. К тому же он понял — генерал тоже не в восторге от затеиваемого.

— Мне же людям объяснять.

Полковник поглядел ему в глаза долгим–долгим взглядом.

— Не знаю, майор, не знаю. Могу только сказать — это особенное место. Оно будет, обязательно будет, отличаться от всего остального. Вы сразу поймете — это «роддом». Там возможна охрана. Не знаю какая, не знаю сколько, не знаю кто.

Щека майора нервно дернулась, ничего себе задание, сказал он этим движением. Полковник понял его.

— Вы знали, куда идете на службу. Сколь бы бредовыми не казались вам мои команды, старайтесь их выполнять, как можно ближе к тексту бреда.

— Все, что вам станет известно в результате этой операции, составляет безусловную государственную тайну, — сказал свое слово Иван Рубинович.

Дрынов кивнул.

— Идите и пришлите ко мне профессора Осколкина, у меня есть к нему несколько словечек.

— Есть.

Когда майор растворился в ельнике Иван Рубинович, державшийся на краю полянки, как бы чуть в стороне от ответственности за происходящее, неестественно быстро подлетел к Колпакову.

— Слушай, Вася, что ты затеваешь? Какой еще «роддом»?

Колпаков усмехнулся, чуть самодовольно, чуть безумно. Генерал продолжал напряженно дышать ему в ухо.

— Я всегда считал, что у нас только один небожитель в погонах, который готовит себя для борьбы с мировым злом, генерал–лейтенант от инквизиции. Ты теперь тоже туда же?! Что вы там себе навыдумывали?

Вытирая платком запотевшую ушную раковину, Колпаков отстранился.

— Ты старомоден, Иван Рубинович, даже старомоднее, чем я думал.

— Эти песни я слышу давно.

— Вот видишь.

— Не хами, Вася, не надо. Ты заманил меня сюда, чтобы прикрыть свою вылазку, так изволь…

— Изволю, Иван Рубинович. Начну с правды — действительно заманил! Одному мне Дрынов с Осколкиным вряд ли стали бы подчиняться. Ты для них доказательство, что все идет почти так, как надо. Ты знак качества приказа.

— Будешь хамить…

— Постой. Я опять про старомодность, но ты не обижайся. Неужели тебя ни на какие особенные мысли не навело появление этого Айболита навыворот?

— Мутация.

— Здесь другое. Мутация — это неуправляемый процесс, идущий в неизвестном направлении. А тут мы имеем дело с чем–то в вышей степени управляемым. Этот мальтийский выходец, не зря собрал в одном месте гигантское, как я понимаю, количество алкашей, ублюдков, уродов, наркоманов, токсикоманов, просто психов от природных. Сманивал годами и пользовал годами своими, никому неизвестными лекарствами. Короче говоря, он взболтал человеческий бульон, настоянный на новейшей химии, и из этого раствора полезли монстры, его способности, просто особая форма гипноза.

Колпаков брезгливо отмахнулся.

— Гипноз. Навоз. И не забывай, что у твоего гипнотизера есть сестрица. О том, на что способна она, нам ничего не известно.

— Может, она ни на что не способна? — усмехнулся генерал.

— Я склонен верить в данной ситуации в худшее. Девочка есть и где–то быстренько подрастает. Мистер Локей позаботился о ее безопасности. Под этой горой у него черновое производство, домна, так сказать, а уже выкованные инструменты он прячет в заграничный бархат. Он понимает, что такой большой бардак, как его подземелье, набитое отбросами рода человеческого, рано или поздно мы накроем, поэтому он абонировал себе сейф в таком банке, который никогда не попадет под подозрение. А если попадет, то останется для нас недоступен.

— И для чего ему все это? — Иван Рубинович усмехнулся еще откровеннее, — ведь, согласись, Вася, ничего, кроме банального и избитого господства над миром в голову не приходит. А мы, стало быть, те герои, призванные разрушить козни и чары. Может ли быть положение позорней для нормального человека?

Колпаков ответил не сразу, похлопал себя по карманам пятнистого комбинезона, как бы в поисках новых аргументов, сорвал с еловой ветки, невежливо влезшей в самый центр разговора несколько иголок, пожевал их передними зубами. Сплюнул.

— А вот не скажу!

— Ты и так уже сказал достаточно. Там, в вагоне, ты очень боялся, что подслушают, а здесь ведь за каждым кустом…

— Теперь уже все равно.

— Что, все равно?

— Если мы сегодня найдем «роддом»…

— Ну?

Поглядев на часы, Колпаков нервно огляделся.

— ГДе же профессура? Знаешь, Иван Рубинович, как–то у капитана «Ливерпуля»…

— Кого, кого?!

— Есть такая команда футбольная.

— Ах, футбольная, — слишком понимающе, кивнул генерал.

— Да, так вот, у него спросили, чем для него является футбол? Он ответил: «для некоторых это дело жизни и смерти, на самом деле, все значительно серьезнее». Не знаю, объяснил я тебе что–нибудь. Вон мелькнул он, наш белый халат. Пока он не подошел, скажу тебе еще вот что, товарищ генерал. Стало мне известно несколько фактов, из которых я сделал вывод, что буквально на днях должны состояться в Замке, в «роддоме» этого Замка третьи роды, понимаешь, Иван Рубинович, третьи! Сначала мальчик–гипнотизер, возможности которого нам не вполне известны, потом девочка, силы ее нам вполне неизвестны, и наконец, роды номер три. Кто может поклясться, что процесс не идет по нарастающей?!