Читаем без скачивания Дикие лошади. У любой истории есть начало - Джаннетт Уоллс

По пути назад в Ред Лейк говорила в основном я. За неделю я обдумала положение, в котором она оказалась, и изложила ей свои соображения. Я могу написать родителям, подготовить их и разжалобить. Я уверена, что они простят и примут ее. Я уже нашла адрес детского приюта в Финиксе на тот случай, если Хелен решит пойти этим путем. Вокруг Ред Лейка было много мужчин, искавших себе жен, поэтому при желании она может выйти замуж после родов. Я даже имела в виду две конкретные кандидатуры: Рустера и Джима Смита. Впрочем, я не стала вдаваться в подробности о каждом из этих мужчин.

Казалось, что Хелен меня не слушает, а думает о чем-то своем. Она курила одну сигарету за другой, говорила незаконченными предложениями, и вместо того, чтобы сконцентрироваться на важном, ее мысли витали в облаках. Она думала о возможности вернуться к одному из своих Прекрасных принцев после того, как родит и отправит ребенка в приют, и переживала о том, что роды могут испортить ей фигуру, которая совершенно необходима для сцен в фильме, в которых актриса должна быть в купальнике.

«Послушай, Хелен, — сказала я, — настало время трезво и реалистично оценить ситуацию».

«Да куда уж более реалистично? — ответила мне она. — Девушка с плохой фигурой никогда не станет звездой».

Я решила, что сейчас не время спорить. Когда человек ранен, в первую очередь необходимо остановить кровь. А потом уже решать, как лучше всего его лечить.

Моя кровать оказалось маленькой для нас обеих. Мы ложились рядом, как в детстве. Стоял октябрь, и ночи в пустыне были холодными, поэтому мы прижимались друг к другу, чтобы было теплее. Иногда ночью Хелен начинала плакать. Я считала, что это хороший знак, говорящий о том, что она понимает, в каком серьезном положении находится. Когда она начинала плакать, я крепко ее обнимала и уверяла, что она все переживет и выживет, как тогда, когда мы пережили на дереве наводнение в Техасе.

«Нам надо лишь найти дерево, — говорила я. — Главное — найти дерево, на котором мы можем быть в безопасности».

Пока я преподавала, Хелен тихонечко сидела в моей комнате. Она никогда не шумела и по многу часов спала. Я надеялась на то, что она отдохнет и ее ум прояснится, и тогда она сможет спокойно и конструктивно подумать о своем будущем. Но Хелен продолжала оставаться неспокойной и нервной, и так мечтательно говорила о Голливуде, что ее разговоры начали меня раздражать.

Я решила, что Хелен нужны солнце и свежий воздух. Мы прогулялись по городу, и представляла ее в качестве своей сестры из Лос-Анджелеса, которая приехала погостить и отдохнуть. Джим Смит привез Хелен в тачке на следующие скачки, в которых я должна была участвовать. Он вел себя очень вежливо, но как только я увидела их вместе, то сразу поняла, что они не пара.

Зато Рустер мгновенно проявил к Хелен интерес и потом сообщил мне, что моя сестра «удивительная красотка».

Правда, Хелен нисколько им не заинтересовалась. «Он глотает табачный сок, — пожаловалась она. — Мне тошно становится, когда я вижу, как у него кадык вверх и вниз ходит».

Мне казалось, что Хелен не стоит быть излишне требовательной в ее ситуации, но с другой стороны, возможно, помощник шерифа на полставки, который только научился писать свое имя, — не лучшая для нее пара.

Хелен очень понравилась моя красная рубашка. Увидев ее, она попросила ее померить и настолько обрадовалась и оживилась, застегивая пуговицы, что мне показалось, будто она избавилась от своей хандры. Она начала заправлять рубашку в юбку и я заметила, что у нее появился живот. Вскорости в историю о том, что Хелен сюда приехала отдохнуть, никто не поверит. Я поняла, что вне зависимости от настроения сестры, эта проблема никуда не рассосется.

Мы с Хелен начали ходить в католическую церковь Ред Лейка. Церковь располагалась в здании из необожженного кирпича старой католической миссии. Я не особенно любила отца Каванаха — высокого человека, у которого полностью отсутствовало чувство юмора и от улыбки которого кисло молоко и краска отшелушивалась от стен. Но в церковь ходило много местных фермеров, и я подумала, что Хелен будет полезно выйти в свет и увидеть людей.

Однажды, приблизительно через шесть недель после приезда Хелен, мы были в душной церкви. Во время службы мы то вставали, то становились на колени. Хелен была одета в свободную, не прилегающую к телу одежду, чтобы скрыть свой растущий живот. Неожиданно она потеряла сознание и упала. Отец Каванах подошел к ней, попробовал рукой ее лоб, а потом на мгновение задумался и потрогал ее живот. «Она беременна! — воскликнул он, и потом, увидев, что на ее руке нет кольца, добавил: — И она не замужем».

Отец Каванах потребовал, чтобы Хелен исповедовалась, однако, когда она это сделала, он не отпустил ее грехи, а заявил, что ее душа находится в смертельной опасности. Она совершила плотский грех, была блудницей, сказал он, и ей надо жить в специальных приютах для блудниц при церкви.

Хелен вернулась с этой исповеди в расстроенных чувствах. Она не собиралась переезжать в церковный приют для блудниц — да и я бы ни за что не позволила ей это сделать, — и теперь все жители города знали о ее положении. Отношение людей к нам заметно изменилось. Женщины начали избегать нас, отводили глаза, когда мы проходили по улице, а ковбои начали смотреть на нас, как на девушек легкого поведения. Однажды на улице мы прошли мимо старой мексиканки, и когда я оглянулась, то увидела, что та истово крестится.

Через пару недель после исповеди Хелен в нашу дверь кто-то постучал. Я открыла и увидела школьного инспектора мистера Макинтоша, того самого, который уволил меня после окончания войны.

Он приподнял свою шляпу-федору, посмотрел внутрь комнаты, в которой Хелен мыла тарелки после ужина, и произнес: «Мисс Кейси, я могу поговорить с вами наедине?»

«Я пойду прогуляюсь», — сказала Хелен, вытерла руки о фартук и вышла из комнаты. Когда Хелен прошла мимо мистера Макинтоша, тот нарочито вежливо снова приподнял на голове шляпу.

Я не хотела впускать его в свою жилую комнату, на полу которой лежал раскрытый чемодан Хелен и стояла немытая посуда, поэтому провела его в классную комнату.

Нервно теребя свою шляпу и не глядя мне в глаза, мистер Макинтош начал подготовленную заранее речь о состоянии Хелен, морали, впечатлительных детях и правилах департамента образования штата. Я ответила ему, что Хелен обратилась за помощью ко мне, своей сестре, и в ее положении никуда не может уехать. Я заметила, что она не общается с моими учениками. Но мистер Макинтош перебил меня и сказал, что не может обсуждать этот вопрос, потому что знает, что родители моих учеников возмущены и негодуют, что дело зашло слишком далеко, и если я хочу продолжать работать учительницей в Ред Лейке, то Хелен должна уехать из города. После этого он надел шляпу и отбыл.