Читаем без скачивания Половина желтого солнца - Чимаманда Адичи

— На самом деле Сардауну не убили, мадам, — шепотом сообщил он. — Аллах помог ему бежать в Мекку.

Оланна вежливо улыбнулась и не стала возражать: ведь этому человеку, у которого с зеркала заднего вида свисали четки, вера необходима. Сардауна — не только премьер Севера, но и духовный вождь миллионов мусульман.

Оланна передала Аризе слова таксиста, но та лишь плечами пожала: «Чего только не болтают». Покрывало Аризе было повязано ниже талии, блуза широкая. Они сидели в гостиной со свадебными фотографиями на засаленных обоях, а Малышка играла во дворе с детьми. Оланне не хотелось, чтобы Малышка касалась этих оборванных, сопливых ребятишек, но она не стала ей запрещать, стыдясь своей брезгливости.

— Завтра полетим в Лагос первым рейсом, Ари, а потом пойдем по магазинам, подберем все для малыша. Но ты должна отдохнуть перед поездкой, не хочу тебя утомлять, — сказала Оланна.

— Подумаешь, утомлять. Сестренка, я ж беременная, а не больная. Такие, как я, работают в поле до самых родов. Вот, погляди, я платье шью! — Аризе указала на столик в углу, где среди раскроенной материи стояла швейная машинка «Зингер».

— Я о своем крестнике пекусь, — возразила Оланна. И, задрав Аризе блузку, прижалась щекой к ее тугому животу — такой обычай завелся у них с тех самых пор, как Аризе забеременела. Если делать так почаще, считала Аризе, малыш впитает характер Оланны и будет на нее похож.

— Неважно, что снаружи, — говорила Аризе, — но внутри она должна быть в тебя. Пусть будет такой же умницей и знает книжную премудрость.

— Она? А вдруг он?

— Нет, это девочка, вот увидишь. Ннакванзе говорит, у нас будет сын, похожий на него, а я уверена: Бог не допустит, чтобы у моего ребенка было лицо как блюдце! Так ему и говорю.

Оланна засмеялась. Аризе встала, открыла эмалированную шкатулку и достала пачку денег:

— Сестрица Кайнене на прошлой неделе прислала. Ребенку на подарки.

— Спасибо ей, — сказала Оланна сухо, зная, что Аризе за ней наблюдает.

— Вам с сестрицей Кайнене надо поговорить. Что было, то было.

— Как поговоришь, если с тобой не желают разговаривать? — Оланне хотелось сменить тему, как всегда, когда речь заходила о Кайнене. — Пусть Малышка поздоровается с тетей Ифекой. — Не дав Аризе шанса раскрыть рот, она выбежала во двор.

Малышка вся перепачкалась в песке; Оланна умыла ее и вывела на улицу. Дядя Мбези еще не вернулся с рынка, и Оланна с Малышкой на коленях присела на скамейку возле киоска тети Ифеки. С визгом носились Дети под деревом кука, где-то громко играл граммофон; вдруг мужчины, стоявшие кучкой у ворот, стали подпевать, смеясь и толкая друг друга. Засмеялась и тетя Ифека, захлопала в ладоши.

— Над чем смеетесь? — спросила Оланна.

— Над песней Рекса Лоусона, — сказала тетя Ифека.

— Что в ней смешного?

— В припеве он козлом блеет: «Мме-мме-мме». Совсем как Сардауна, когда просил пощады. Когда солдаты целились в его дом из миномета, он спрятался за спинами жен и заблеял: «Мме-мме-мме, пожалуйста, не убивайте меня, мме-мме-мме!»

Тетя Ифека опять засмеялась, а с ней и Малышка, хоть ничего и не поняла.

— Ясно.

Оланна вспомнила об Оконджи: быть может, и о нем говорят, что перед смертью он блеял козлом? Она отвернулась. На другой стороне улицы бегала наперегонки детвора, катая автомобильные шины. Вдалеке начинался небольшой смерч, поднимались в воздух белесые облачка пыли.

— Сардауна был ajo mmadu, злой человек, — сказала тетя Ифека. — Он нас ненавидел. Ненавидел всякого, кто не снимал перед ним обувь и не кланялся ему. Разве не он запрещал нашим детям ходить в школы?

— Незачем было его убивать, — тихо возразила Оланна. — Посадили бы в тюрьму, и довольно.

Тетя Ифека фыркнула:

— В какую такую тюрьму? Здесь, в Нигерии, где он всем заправлял? — Она встала, чтобы запереть киоск. — Пойдем в дом, найду Малышке чего-нибудь поесть.

Все та же песня Рекса Лоусона играла дома у Аризе, когда Оланна вернулась. Ннакванзе тоже хохотал над ней от души. Два передних резца у него были огромные, и, когда он смеялся, казалось, что зубов у него во рту слишком много.

— Мме-мме-мме! — дурачился Ннакванзе. — Будто козла режут — мме-мме-мме!

— Не смешно, — нахмурилась Оланна.

— Еще как смешно, сестренка, — сказала Аризе. — Ты начиталась своих умных книг и совсем разучилась смеяться.

Ннакванзе сидел на полу возле ног Аризе и поглаживал ей живот. Он беспокоился куда меньше Аризе, что та не беременела первые три года брака. А когда к ним зачастила его мать и каждый раз, тыча в живот Аризе, умоляла признаться, сколько абортов та сделала до свадьбы, Ннакванзе велел ей больше не приходить. Запретил он и приносить для Аризе горькие вонючие настои. Теперь, когда Аризе ждала ребенка, он работал на железной дороге сверхурочно и просил Аризе брать поменьше заказов на шитье.

Ннакванзе продолжал напевать и смеяться: «Будто козла режут — мме-мме-мме!»

Оланна поднялась и зябко поежилась от пронизывающего ночного ветра.

— Ари, шла бы ты спать, надо отдохнуть перед Лагосом.

Ннакванзе хотел помочь Аризе подняться, но та отмахнулась:

— Не надо со мной как с больной. Я беременная, только и всего.

Оланна была довольна, что дома в Лагосе никого не будет. Отец позвонил и предупредил, что они едут за границу. Видно, решил переждать, пока все успокоится, но ни он, ни мать в этом не признались. Просто сказали, что едут в отпуск. У них было принято многое обходить молчанием. Точно так же родители не замечали, что Оланна и Кайнене больше не разговаривают и Оланна приезжает домой только в отсутствие сестры.

В такси по дороге из аэропорта Аризе учила Малышку песенке, а Оланна смотрела, как за окном проносится Лагос: потоки машин, ржавые автобусы, толпы усталых людей на остановках, зазывалы, нищие на плоских деревянных каталках, уличные торговцы в лохмотьях — суют подносы прохожим, которым покупать не на что или нет охоты.

Таксист затормозил перед домом родителей, обнесенным стеной, глянул на высокие ворота.

— Министр, которого убили, жил где-то рядом? — спросил он.

Оланна, сделав вид, что не слышит, обратилась к Малышке:

— Смотри, что с твоим платьем! Бегом в дом, переодеваться!

Чуть позже Ибекие, шофер матери, отвез их в супермаркет «Кингсвэй». Там пахло свежей краской. Аризе прохаживалась по рядам, выбирала приданое для девочки: одежду, розовую коляску, пластмассовую куклу с голубыми глазами.

— В торговых центрах всегда такая чистота, сестричка, — смеялась она. — Ни пылинки!

Оланна взяла с полки белое платьице с розовыми кружевами:

— Какая прелесть!

— Дороговато, — нахмурилась Аризе.

— Тебя не спрашивают.

Малышка достала с нижней полки куклу, перевернула вниз головой, кукла пискнула.

— Нельзя, Малышка. — Оланна вернула куклу на место.

Походив еще немного по магазину, они отправились на рынок, чтобы Аризе выбрала себе ткани. Там толпился народ: взрослые и дети сбивались кучками вокруг кипящих котлов с едой, женщины жарили в закопченных сковородах кукурузу и бананы, мужчины в расстегнутых рубахах кидали мешки в грузовики с мудрыми изречениями на бортах, написанными от руки краской: «Ничто не вечно» или «Всевышнему виднее». Ибекие поставил машину рядом с газетными киосками. Оланна посмотрела на людей, читавших «Дейли тайме», и задохнулась от гордости. Статья Оденигбо несомненно лучшая в номере. Оланна сама ее правила, убирала пышные фразы, чтобы сделать понятней основную мысль: лишь унитарное правительство способно свести на нет межрегиональную рознь.

Взяв за руку Малышку, Оланна двинулась мимо уличных торговцев под зонтами, с аккуратно разложенными на эмалированных подносах батарейками, навесными замками, сигаретами. Неожиданно впереди Оланна заметила толпу. В гуще народа стоял человек в линялой майке, а двое других поочередно били его по щекам, хлестко, наотмашь: «Почему? Почему не сознаешься?» Тот смотрел на них пустым взглядом, при каждом ударе мотая головой. Аризе застыла на месте.

В толпе кто-то крикнул:

— Мы считаем игбо! Выходите и сознавайтесь! Кто здесь игбо?

Аризе шепнула Оланне: «Молчи!» — а сама громко затараторила на йоруба и повернула назад, к выходу, увлекая за собой Оланну с Малышкой. На них не обращали внимание. Рядом били по затылку еще одного мужчину в рубашке с коротким рукавом: «Ты ведь игбо! Не отпирайся! Сознайся!»

Малышка заплакала, Оланна взяла девочку на руки. Они с Аризе шли молча и заговорили только в машине. Ибекие уже развернулся и без конца поглядывал в зеркало заднего вида.

— Я видел, как люди бежали, — сказал он.

— Что происходит? — спросила Оланна.

Аризе пожала плечами:

— Говорят, после переворота то же самое творится в Кадуне и в Зарии. Ходят по улицам и нападают на игбо — мол, это они устроили переворот.