Читаем без скачивания Половина желтого солнца - Чимаманда Адичи

Ричард впервые всерьез представил, что Маду может погибнуть. Сам не зная почему, он отложил отъезд в Нсукку. Для того ли, чтобы поддержать Кайнене, если она узнает о смерти Маду? В те дни она была так взвинчена, что и Ричард стал беспокоиться о Маду, браня себя за беспокойство и стыдясь, что бранил. Нельзя быть таким мелким, тем более что Кайнене делила с ним свою тревогу, словно считала Маду их общим другом. Она рассказывала, кому звонила, как наводила справки. Никто ничего не знал. Жена Маду была в полном неведении. В Лагосе беспорядки, родители Кайнене уехали в Англию. Многие офицеры-игбо были убиты. Расправлялись с ними организованно; один солдат, по ее словам, рассказывал, что в их батальоне протрубили сбор и, когда все построились, северяне вызвали всех солдат-игбо, увели и расстреляли.

Кайнене ходила притихшая, молчаливая, но не проронила ни слезинки. И в тот день, когда она сказала, сдерживая рыдания: «Плохие новости», Ричард был уверен, что речь о Маду. Он уже подбирал слова утешения, когда услышал:

— Удоди. Полковника Удоди Экечи убили.

— Удоди? — Ричард был так уверен, что речь о Маду, что на миг опешил.

— Солдаты-северяне посадили его в камеру в казармах и заставляли есть его же испражнения. Он ел свое дерьмо. — Кайнене умолкла. — Потом его избили до потери сознания, привязали к железному кресту и бросили обратно в камеру. Так он и умер, привязанный к кресту. Он умер на кресте.

Ричард опустился на стул. Его неприязнь к Удоди — шумному, вечно пьяному, насквозь двуличному — за годы их знакомства лишь возросла, однако весть о его смерти не могла не потрясти.

— Кто сообщил?

— Мария Обеле. Жена Удоди — ее двоюродная сестра. Она слышала, что никто из офицеров-игбо на Севере не спасся. Но в Умунначи ходят слухи, что Маду сбежал. Адаоби ничего не знает. Как он мог сбежать? Как?

— Может, где-то скрывается?

— Как? — повторила Кайнене.

Полковник Маду появился в доме Кайнене через две недели. Он казался еще выше ростом, так сильно похудел; под белой рубашкой торчали лопатки.

Кайнене вскрикнула.

— Маду! Неужели ты?

Не успел Ричард понять, кто первым к кому бросился, а Кайнене и Маду уже обнимались; Кайнене гладила лицо и руки Маду с такой нежностью, что Ричард отвел взгляд. Он подошел к бару, налил Маду виски, а себе джина.

— Спасибо, Ричард.

Но виски Маду не взял. Ричард помялся с бокалами в руках и поставил один на стол.

Кайнене села на низенький столик, лицом к Маду.

— Говорили, что тебя расстреляли в Кадуне, потом — что похоронили заживо в буше, потом — что ты сбежал, потом — что ты в лагосской тюрьме.

Маду молчал, Кайнене не отрывала глаз от его лица. Ричард допил джин, плеснул еще.

— Помнишь моего друга Ибрагима? Из Сэндхерста? — прервал молчание Маду. — Ибрагим спас мне жизнь, предупредил утром накануне переворота. Сам он замешан не был, но, как почти все офицеры-северяне, знал, что готовится. Ибрагим отвез меня к своему двоюродному брату и попросил отвести меня на задний двор, где держали скот. Я две ночи спал в курятнике.

— Да ты что!

— Солдаты пришли и обыскали дом. Все знали о нашей с Ибрагимом дружбе и подозревали, что он помог мне бежать. Но в курятник не заглянули. — Полковник Маду, прервавшись, посмотрел вдаль. — Понятия не имел, что куриный помет так мерзко воняет, пока не проторчал в нем почти три дня. На третий день Ибрагим прислал ко мне мальчишку с кафтаном и деньгами. Я переоделся кочевником-фулани и двинулся через самые глухие деревушки. На счастье, мне повстречался водитель грузовика, игбо из Охафии, он довез меня до Кафанчана, там живет мой двоюродный брат. Ты ведь знаешь Онункво? Он начальник станции на железной дороге, он и сказал мне, что северяне заняли мост Макурди. Этот мост — настоящая могила. Каждую машину обыскивали, задерживали пассажирские поезда, всех пойманных солдат-игбо расстреливали, а трупы бросали под мост. Многие солдаты были переодеты, но их отличали по ногам.

— Каким образом? — Кайнене подалась вперед.

— По ногам. — Маду опустил взгляд на свои туфли. — Ведь мы, солдаты, ходим все время в башмаках, вот и всякого игбо с мягкими, не загрубевшими ступнями уводили и расстреливали. Как и всякого со светлой полосой на лбу от форменного берета. Онункво посоветовал выждать несколько дней. Он считал, что через мост мне не перебраться, что меня узнают в любом обличье. Десять дней я скрывался в деревне под Кафанчаном, Онункво прятал меня то у одних, то у других знакомых. У него самого было жить опасно. В конце концов он нашел машиниста из Нневи, хорошего человека, и тот провез меня у себя в товарном поезде, в цистерне с водой. Воды там было по самый подбородок, когда поезд дергался, вода попадала в нос. На мосту поезд обыскали вдоль и поперек. Слышу шаги по крышке цистерны и думаю: конец. Но крышку открывать не стали и нас пропустили. Лишь тогда я понял, что не погиб и спасусь. Вернулся в Умунначи, а Адаоби в трауре.

В наступившем молчании Ричарду стало неловко: он не знал, что говорить, какое выражение придать лицу.

— Солдатам-игбо больше не жить в казармах с северянами. Никогда, никогда. Глаза полковника Маду сверкнули холодным огнем. — A Говон[59] не может быть главой государства. Пусть не пытаются навязать нам Говона. Есть более достойные.

— Что ты собираешься делать дальше? — спросила Кайнене.

Маду продолжал, будто не услышал:

— Стольких из нас нет. Стольких хороших офицеров. Все они верили в единую Нигерию, не были националистами. Тот же Удоди говорил на хауса лучше, чем на игбо, — и видишь, как с ним расправились! — Маду зашагал по комнате. — Дело в неравенстве наций. Я был членом комиссии, которая сказала нашему главнокомандующему, что они сеют раздор в армии. Нельзя выдвигать на высокие посты северян, если те недостойны. Но наш главнокомандующий — британец — ответил «нет». — Маду повернулся и взглянул на Ричарда.

— Попрошу Икеджиде приготовить твой любимый рис, — сказала Кайнене.

Маду пожал плечами и молча уставился в окно.

Угву накрыл к обеду стол и пригласил Хозяина, зная, что тот все равно не притронется к супу из окры,[60] а будет мерить шагами комнату и слушать радио на полной громкости. Он шагал уже час или дольше — с тех пор как ушла мисс Адебайо. Она так барабанила в дверь, что едва не разбила стекло, а когда Угву открыл, пролетела мимо него в коридор с криком: «Где твой хозяин? Где твой хозяин?»

«Сейчас позову», — ответил Угву, но мисс Адебайо уже ворвалась в кабинет. Угву расслышал ее слова: «На Севере беспорядки», и у него пересохло во рту: мисс Адебайо не стала бы зря поднимать тревогу, значит, на Севере и вправду опасно, а Оланна сейчас в Кано.

С тех пор как несколько недель назад случился новый переворот и были убиты солдаты-игбо, Угву старался разбираться в происходящем, внимательнее читал газеты, прислушивался к разговорам Хозяина с гостями. Беседы их уже не заканчивались смехом, а были омрачены недосказанностью, точно все предчувствовали беду, но никто не знал какую. Никому из них и в голову не могло прийти то, о чем сейчас говорил ведущий по Радио Энугу: «По последним данным, в Майдугури убиты около пятисот игбо».

— Вздор! — гаркнул Хозяин. — Ты слышал, что он сказал? Слышал?

— Да, сэр. — Угву испугался, как бы не проснулась Малышка.

— Не может быть!

— Сэр, ваш суп…

— Пятьсот убитых! Неправда! Невозможно!

Угву отнес тарелку на кухню и убрал в холодильник. Его тошнило от запаха приправ, от одного вида пищи. Но вот-вот проснется Малышка, надо готовить ей ужин. Угву достал из кладовки мешок с картошкой, сел чистить и вспоминал, как два дня назад Оланна уезжала в Кано за тетей Аризе.

На кухню зашла Малышка.

— Угву!

-  I tetago, проснулась? — Угву обнял ее. Заметил ли Хозяин, как она прошла мимо гостиной? — Кто тебе снился? Цыплята?

Малышка засмеялась, на щеках появились ямочки.

— Да!

— Говорила с ними?

— Да!

— Что они тебе пропищали?

Вместо обычного ответа Малышка вывернулась из объятий и села на корточки.

— Где мама Ола?

— Мама Ола скоро вернется. Помоги-ка мне убрать очистки от картошки. Собери их и брось в ведро, а когда приедет мама, скажем, что ты помогала мне на кухне.

Угву поставил на плиту картошку, искупал Малышку, припудрил детской присыпкой, достал ее розовую ночную рубашку. Оланна эту рубашку очень любила, говорила, что Малышка в ней как куколка.

В дверь постучали, Хозяин выскочил из кабинета. Угву бросился открывать, хоть и знал, что это не Оланна. У Оланны есть ключ.

— Это вы, Обиозо? — Хозяин смотрел на одного из двоих пришедших. — Обиозо?

Увидев двух незнакомцев с запавшими глазами, в испачканной одежде, Угву поспешил увести Малышку. Он принес ей в комнату ужин, поставил на столик и предложил вообразить, будто с ней сегодня ужинает Джилл из комикса про Джека и Джилл. Встав у двери, что вела в коридор, Угву заглянул в гостиную. Один из пришедших говорил, другой пил воду прямо из бутылки, хотя перед ним стоял стакан.