Читаем без скачивания Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 15. Лев Новоженов - Алексеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну пока, а то заболтался я с тобой. Мне еще в другие гости сегодня бежать надо…
Путешественник
Взглянув на Федора Булкина, вы никогда бы не подумали, что этот человек всегда находится не з том месте, где он сейчас находится. Казалось бы, Федя Булкин сейчас здесь, у себя, на 9-м этаже, пьет с женой чай. Ан нет! Это его телесная оболочка здесь, а сам, настоящий, истинный Федя Булкин, его духовная, так сказать, субстанций в данный момент сидит на веранде приморского кафе, болтает ногой и без устали подливает лимонад в бокал, который держит тонкими пальцами хорошенькая блондинка.
Или, допустим, Федя Булкин на родительском собрании у сына-второклассника. Вот Федин пиджак, голова, ноги, вот Федин внимательный взгляд. Опять ошиблись! Федя Булкин сейчас берет семь взяток да мизере, километров за двадцать отсюда в узком кругу друзей. Так-то!
Надо вам сказать, что эту свою поразительную способность — путешествовать во времени и пространстве в любом направлении — Федя развил еще в школьные годы. Бывало, только начнет учитель объяснять устройство парового двигателя, как Федя тут же покидает свое бренное тело, потихоньку выскальзывает из класса — и был таков. Правда, случались и накладки. Не всегда Федя успевал вовремя возвращаться обратно.
— Булкин, к доске! — например, неожиданно говорит учитель. — Расскажите нам, как же работает паровой двигатель?
А Булкина-то и нет. Где Булкин? Федя в это время, перескакивая через меридианы, климатические пояса и континенты, только еще возвращается в класс.
— Федька, тебя к доске! — шипит сосед.
— А? Что? — бормочет Федя, который на самом-то деле сейчас только пересекает Валдайскую возвышенность.
— Ну-с, долго вас еще ждать, Булкин? — спрашивает учитель.
Федино тело медленно встает и бредет к доске.
— Мой дядя самых честных правил, — мямлит оно, — когда не в шутку занемог, он уважать себя…
Класс хохочет.
— Садитесь — два! — говорит учитель.
Худо-бедно, но Федя все-таки закончил школу, потом институт и стал работать в одном конструкторском бюро. Часто, стоя за кульманом, он проделывал увлекательнейшие экспедиции то к тропикам, то к Северному полюсу. В общем, если уж называть пещи своими именами, Федя прогуливал целые дни, причем начальство об этом ничего не знало.
Путешествие в Арктику было последним Фединым путешествием. Надо сказать, оно было на редкость трудным. На своем пути отважные исследователи во главе с Федей встречали неприступные торосы, сражались с рассвирепевшими белыми медведями, проваливались в полыньи. Заглядывал Федя в конструкторское бюро лишь к обеду, а затем снова продолжал штурм полюса.
И вот, когда цель была уже близка, Федя различил сквозь пургу бежавшего навстречу человека. Человек размахивал руками, и было видно, что все, что защищает его от холода — это костюм и рубашка: галстуком. Человек приблизился.
— Вы? — оторопь взяла Федю. Он узнал своего непосредственного начальник? — Значит, вы тоже?.
— Да, мне тоже пришлось научиться путешествовать таким образом, — укоризненно сказал начальник. — Иначе вас разве найдешь. Вроде на своем рабочем месте, а на самом-то деле… Весь земной шар обшарил, покуда на вас наткнулся. Совсем сбился, знаете, с ног.
— Понятно, — сказал Федя. Что ему еще оставалось говорить.
— Прощу вас, мил-человек, — умоляюще произнес начальник, — возвращайтесь на свое рабочее место, а то план горит. Возвращайтесь, голубчик, а?
— Хорошо, — пообещал Федя.
— Ну вот и молодцом, — обрадовался начальник и тоже заспешил обратно. Правда, на минутку он по пути заскочил к дочке в пионерский лагерь, но это же на минутку.
Испорченные часы
У Федора Федоровича Кротова испортились часы. Ужасно он распереживался, Федор Федорович. Ходил к специалистам, думал, помогут. А те только руками разводят.
Друзья утешали Кротова.
— Плюнь, — говорили друзья, — выбрось из головы. Подумаешь, часы! У тебя другие часы будут. Еще лучше!
— Как же плюнуть?! — отвечал Кротов. — Любил и их. Хорошие часы. Как раз после обеда. С 1.30 до 16. Бывало, придешь из столовой в кабинет, голову на письменный стол положишь — и сразу заснул. А теперь сна ни в одном глазу.
Очень, знаете, жаль человека.
Прощание с Березовкой
Лето провели мы в Березовке, снимали дачу. Но вот незаметно подступило время прощаться. В последний раз прошлись мы по лесу, поклонились тихой речке, сказали «до свиданья» душистому полю. Печальными глазами проводила нас соседская буренка, и ей мы тоже сказали спасибо за чудесное молоко, которым поила она все наше семейство.
Вернувшись на дачу, мы разыскали в саду хозяина.
— Ну, Василь Петрович, — сказал я, — как ни грустно, а расставаться надо!
— Зови меня просто Вася, — сказал он, смахивая скупую мужскую слезу.
— И ты меня зови просто Петя, — растроганно произнес я. — Комнатку мы у тебя снимали, Вася. Ровно три месяца.
— И терраску, — сказал хозяин, еле сдерживая рыдания. — Терраску тоже. Ровно три месяца и два
ДНЯ.
— Хорошая терраска, — сказал я, прикладывая платок к глазам. — Хорошая, хоть и маленькая. Повернуться негде.
— Это точно, что маленькая, — согласился он, принимая валерьяновые капли. — Зато солнечная. Рамы большие.
— Как наша с тобой дружба! — сказал я, и мы троекратно расцеловались.
— Так сколько же с нас, Вася, за комнатку и ма-а-а-ленькую терраску?
— Триста пятьдесят. Но прошу, не надо об этом, Скажи лучше, письма писать будешь? Телеграфируй, как доехал. Очень буду волноваться.
— Триста. И ты тоже пиши. Не забывай друга Петю.
— Как можно забыть! Привык я к тебе. К жене твоей. Сыну. Шустрый мальчонка. На прошлой неделе чашку у меня разбил. Скучать без него буду.
— Красивая чашка, — вздохнул я, — правда,
Лез ручки. С ручкой ей бы цены не было.
— Без ручки, но дорога как память. От дедушки осталась. Бедный дедушка! Триста тридцать, и по рукам!
— Триста двадцать!
— Триста двадцать пять!
Я выворачиваю бумажник наизнанку. Хозяин с хозяйкой провожают нас до околицы и долго машут вслед носовыми платками. До свидания, Березовка!
Служебные диалоги
Его стол — у окна, мой — чуть ближе к двери. Телефон у нас параллельный.
Он входит, садится за стол и говорит:
— Если позвонят, меня нет
— А где вы? — спрашиваю я.
— Я здесь. Но для них меня нет. Ни для кого.
— Ага, значит, вы уехали, — догадываюсь я.
— Уехал.
— Надолго?
— Буду часа через два.
Он склоняется над своим столом, я — над своим. Наконец он поднимает голову и говорит:
— Я приехал.
Я киваю, и мы опять склоняемся над столами, каждый над своим.
Через некоторое время он встает.
— Я уехал.
— В каком смысле? — осторожно осведомляюсь я.
— В прямом.
— А если позвонят?
— Скажите, что я здесь, но
