Читаем без скачивания Чувство цвета - Татьяна Михайловна Василевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Афанасий Евгеньевич не любил глупых и пустых разговоров. И людей склонных к фантазированию и додумыванию того что было на самом деле к тому чтобы могло быть еще. А как же иначе? Ведь так все логично и нужно помочь бедолаге следователю, а то ведь он сам не справится, не додумается до очевидного. И служителя закона, не жалующего ни дураков, ни врунов такие помощники в прямом смысле слова бесили. В душе. Внешне он сохранял спокойствие, был вежлив, терпелив. Но про себя, в отдельных «особо-выдающихся» случаях, порой тоже разыгрывал фантазийные сцены, как он этих помогальщиков учит уму разуму, чтоб поумнели.
И если бы Афанасия Евгеньевича спросили любит ли он свою работу, он бы сказал честно: «Да черт его знает. Если брать каждую составляющую в отдельности, то любить тут что-либо, будучи в здравом уме, достаточно сложно. Но я с этой работой справляюсь. А это главное. Нужно делать то что хорошо получается. Тогда будет толк. А всякие «любишь-не любишь» это уже из той же области бессмысленного словоблудия и мечтаний».
Нераскрытых дел, в практике Афанасия Евгеньевича не было. Рано или поздно он докапывался до истины.
– Роза Львовна, а скажите, пожалуйста, у Вашей соседки был эм… кавалер?
Соседка Ольги Самохиной, которую Афанасий Евгеньевич уже мысленно окрестил «Я Вас умоляю!» воинственно выпятила бюст, вероятно максимально возможного из существующих размеров, и приложила к этой монументальной части тела пухлые ладони.
– Я Вас умоляю! Ну конечно был! Это у меня уже нет никаких кавалеров, только сын Беня, который делает людям зубы и благодаря этому имеет возможность помогать своей старой матери… А у молодой красивой женщины?! Конечно у нее был кавалер!
Собрав волю в кулак, и взяв из вазочки еще одно рассыпчатое, прямо тающее во рту печенье, Афанасий Евгеньевич задал следующий вопрос, понимая, что этот разговор будет долгим, причем на этот раз ускорить процесс нет никакой возможности.
– А описать Вы его можете?
– Я Вас умоляю! Мужчина, высокий, приезжал на черной машине. Иностранной. Волосы темные. Приезжал раза два в неделю, часа на полтора, на два. Потом дверью хлопали, и я знала, что он уходит. Смотрю в окно он выходит из подьезда, садится в машину, уезжает.
– А лицо его Вы видели?
– Я Вас умоляю! Шестой этаж, а я уже давно как вышла из того возраста, когда видела без очков лучше чем сейчас в очках.
– А может Вы как-то столкнулись на улице, когда он из машины выходил. Или в лифте, или на этаже?
– Молодой человек, я в то время когда он к ней приезжал, сталкиваюсь только со своим повышенным давлением… Берите еще печенье. Свежее…
– Благодарю, спасибо я уже наелся. Очень вкусное и чай восхитительный… Ну что же, спасибо, Роза Львовна. Последний вопрос, и я не стану больше злоупотреблять Вашим гостеприимством. Вы случайно не помните, в прошлую пятницу или в субботу, этот мужчина не приезжал.
– Вы надо мной смеетесь?! – необьятный бюст заколыхался от смеха. – Я Вас умоляю! Как я могу помнить за ту пятницу или субботу?! Неделя прошла! Если б Вы спросили за вчера, я бы помнила. Старость, молодой человек, это все дни как один. Помнишь только те, когда ничего не болит. А таких как праздников, хорошо если раз в месяц.
Следователь поднялся, желая уже только как можно скорее убраться.
– Спасибо, еще раз. И печенье у Вас и впрямь отменное.
Роза Львовна махнула рукой.
– Что там мое время?! Встала, поела, приняла таблетки, снова легла. Вот мое время. А печенье Беня покупает в пекарне, тут у нас недалеко. Там отличная выпечка… Вот что я Вам скажу. За пятницу или субботу не помню. Но в какой-то из дней было уже поздно. Хлопнула дверь. Все, думаю, теперь не усну. Она, соседка, вечно этой дверью так хлопала, словно у нее рук нет придержать ее и плавно закрыть. Это ж металл, конечно он гремит. Нет! Она хлопала так, что прямо по моим нервам! Каждый раз!… Потом я как и думала – ворочалась, ворочалась. И только, наконец, уснула, и тут опять слышу дверью бабах! Я встала посмотрела в окно. Она, соседка вышла из подьезда. Прошла через двор… Назад в ту ночь точно не возвращалась. Больше-то я не слышала, чтобы дверь хлопала. И с того раза, между прочим, дверью никто больше и не хлопал. Так что может это и было как раз в пятницу, или в субботу.
– Понятно. А не помните, случайно, во сколько Ваша соседка хлопала дверью. И в первый и во второй раз.
– Я вас умоляю! Не то что помню, а знаю точно! Потому что я подумала: «Какая нахалка!» И в первый и уж тем более во второй раз. Я посмотрела на часы! В первый раз, когда она меня разбудила было десять минут двенадцатого. А во второй без трех минут час. В час ночи дверями хлопать! Как будто в собственном доме живут! Никто не думает о нервах других!…
– Благодарю Вас, Роза Львовна. Вы мне очень помогли, – прерывая словесный поток сказал следователь. – Да еще и накормили и чаем напоили…
– Ой, я вас умоляю! Было бы там за что благодарить! Беня все время приносит печенье, говорит «Ешьте, мама», а тут такой случай, угостить гостя. Надеюсь у Вас получится найти того негодяя. Видно, что Вы толковый молодой человек…
Покинув дом говорливой, но весьма гостеприимной Розы Львовны, Афанасий Евгеньевич позвонил в отдел.
– Витя, нужно пробить входящие и исходящие телефонные звонки жертвы в ночь с пятницы на субботу.
– Ок, Афанасий Евгеньевич.
– Так, и еще, ноги в руки, и давай пришли сюда кого-нибудь, опросить соседей с нижних и верхних этажей. А то я столько печенья не сьем.
– Ннне понял!…
– Не бери в голову. Исполняй.
– Так точно!
Вечером Афанасий Евгеньевич просматривал распечатку телефонных разговоров погибшей. Витя, которому было поручено добыть сведения о звонках ткнул пальцем в номер телефона, с которого был сделан звонок на номер Ольги Самохиной в 23-28.
– А вот это очень интересно, – с довольным видом сказал подчиненный. –
