Читаем без скачивания Война «невидимок». Последняя схватка - Николай Шпанов

— Но беда в том, что люди не могут отойти от лодки дальше, чем позволяет питающий провод.

— А батареи?

— Если бы ты знал, сколько энергии пожирает такой комбинезон!

— Ладно. Второй вопрос: куда девались твои люди, прыгая под лед? Я не видел рубки подлодки.

— Разве непонятно? Если можно одеть человека, значит, можно одеть и рубку!

— Чехол из ткани?

— Вот именно. Поэтому наш корабль и носит название «ОН-1».

— Что это значит?

— «Опытная невидимая — первая».

— Если бы ты знал, как я завидовал тебе каждый раз, когда думал, что ты уже дома и работаешь над своей невидимостью! А мое «ухо» небось так и застряло на мертвой точке.

— Напротив, когда мы пройдем в рубку акустика, ты увидишь, как работает «ухо Найденова».

Найденов радостно схватил Житкова за руку:

— Ты не шутишь, Паша? Неужели добились? Вот молодцы! Пойдем скорей к акустику!

— Погоди, успеем, — сказал Житков. — Ты сам сможешь испытать «ухо», когда мы встретимся с противником. Наша опытная охота еще далеко не кончена. По пути домой предстоит еще кое-что проверить. Скажи-ка мне, во-первых, удалось ли покончить с нашими общими «друзьями» — Витемой и Мейнешем?

— Увы, Витему я так больше и не видел, а Мейнеш ускользнул из рук, хотя лежал уже связанный в моей комнате.

— Жаль, очень жаль…

— Думаю, что теперь они больше не опасны.

— Как диверсанты и шпионы, конечно, — согласился Житков. — Двери в Советский Союз для них закрыты. Но не следует забывать, что они готовы вцепиться в нас зубами при первой возможности.

— Вот этих-то возможностей у них больше и не будет, — уверенно произнес Найденов.

— Уж не воображаешь ли ты, будто после войны на земле воцарится рай?..

— Нет, до рая далеко, но песенка гитлеровцев спета. Двадцать второго июня сорок первого года они сами определили свою судьбу. Мы приспособим их к мирному труду; заставим восстановить своими руками все, что разрушили, залечить все раны, нанесенные человечеству… Но сегодня для меня самое главное то, что скоро я буду на родине! — воскликнул Найденов. — Впрочем, я и сейчас уже чувствую себя на родной земле. Палуба твоей лодки — достаточно твердая почва, чтобы, стоя на ней, чувствовать себя человеком. Ах, Паша, если бы ты знал, какая зависть меня брала к тем, кто имел возможность вот так, как ты, чувствовать себя полноценным командиром, гражданином, выполняющим свой долг перед родиной.

— Будто ты там развлекался…

— И все-таки это не то. Я мечтаю о другом: штурвал в руки — и в воздух!

— Ты еще насладишься, этим вдоволь! А теперь не хочешь ли привести себя в порядок? Погляди-ка на себя в зеркало. Стыд и срам, стыд и срам…

Житков ласково подтолкнул друга к переборке. Найденов увидел в зеркале свое лицо, покрытое щетиной, спутанные волосы… Поверх багрового загара — полосы копоти от примуса, с которым приходилось постоянно возиться на «Ундине».

— Да, пожалуй, в таком виде неловко ступать на родную почву.

Житков поглядел на часы.

— Через час — обед. Я познакомлю тебя с кают-компанией. Замечательный народ! — Он открыл шкафчик. — Вот здесь брюки, китель, ботинки. Мойся, брейся, переодевайся, а мне пора в центральный пост — вылавливать Йенсена и Лунда. С удовольствием пожму им руки!

Оставшись один, Найденов сбросил платье и подошел к умывальнику. Он уже намылил было щеку, как вдруг невольно вздрогнул, услышав за спиной приглушенный голос. Найденов не сразу сообразил, что это всего лишь радио. Но то, что он услышал, заставило его широко и радостно улыбнуться собственному отражению:

«За выдающиеся заслуги в области создания новых видов вооружения для Военно-морского флота присвоить инженер-контр-адмиралу Бураго, Александру Ивановичу, звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали “Серп и молот”…»

С раскрытым от удивления ртом Найденов обернулся к репродуктору и машинально спросил:

— Вы не ошиблись?

Черная воронка репродуктора высокомерно молчала.

Глава пятая. Загадочные пятна

Как хорошо иной раз не думать, что у тебя есть голова

Витема сидел в ванне, устало закрыв глаза. Не было желания двигаться, думать. Хотелось забыть, где находишься, зачем приехал в этот тихий город нейтральной страны; хотелось отогнать от себя неясное предчувствие надвигающейся беды, не покидавшее Витему с момента, когда он получил приказ снова ехать в Россию.

Теперь, узнав, что к нему послан из Берлина специальный курьер, Витема ломал себе голову: зачем едет курьер и кто он такой?

Шаг за шагом перебирал он в памяти подготовку закончившейся провалом операции с похищением Найденова. Вдумывался в каждую мелочь и не мог найти ничего, что говорило бы об ошибке, о том, что на хвосте у него повисла советская разведка. Нет, все было сделано достаточно чисто. А между тем факт оставался фактом: и Житков и Найденов ускользнули из рук. И если бы не отсутствие Фюрстенберга в Берлине, он, Витема, вместо нового задания получил бы от какого-нибудь мордастого Карла пулю в спину.

Впрочем, эта новая поездка в Россию, в сущности, почти то же самое. Да, похоже, что его уже не ценят, как в былое время. А много ли осталось таких, как он и Мейнеш?

Мейнеш!..

Двадцать лет назад он пришел к Витеме почти таким же, каким Витема знает его сейчас — крепким и сильным, с лицом, опаленным ветрами многих морей, с сединой в бороде. Да, уже тогда серебряные нити блестели в бороде Мейнеша.

Жаль, что старого соратника нет сейчас здесь, что нельзя попросить его посидеть в соседней комнате, пока у него, Витемы, будет посланец от Фюрстенберга. Никогда ведь не знаешь, чего ждать от этих курьеров из милого фатерлянда!

Витема отбросил папиросу. Пока он сидел в ванне, предаваясь размышлениям, вода успела остыть. Он наскоро оделся и приказал подать горячего кофе. Затем вынул из заднего кармана брюк маленький маузер и переложил его в боковой карман пиджака, предварительно отодвинув предохранитель.

В коридоре послышались тяжелые шаги. Короткий стук — и дверь распахнулась: посетитель не ждал обычного «войдите».

На пороге стоял Карл, тот самый верзила с челюстью бульдога и лбом гориллы, которого Витема видел у Фюрстенберга. Рука Витемы невольно опустилась в карман, где лежал маузер.

Карл вошел в номер Витемы, как к себе домой, и запер дверь на ключ. Не спеша размотал шарф, обвязанный вокруг бычьей шеи.

— Предложили бы чего-нибудь согревающего, что ли, — грубо проворчал он. — В этой чертовой стране можно подохнуть от холода и трезвости.