Читаем без скачивания Мильтон в Америке - Питер Акройд

Сентября 11-го, 1661. Мы прошли через испытание. К нам явилась женщина, покрытая великим позором, не найдя себе пристанища среди различных окрестных городков и деревушек, где проживает братия. Она назвалась «Правоверной» Джоанной Фортескью и потщилась выдать себя за набожную прихожанку нашей реформированной церкви, однако ее репутация шлюхи вскоре достигла и нас. Я приказал схватить распутницу и подвергнуть порке у столба для телесных наказаний — перед тем, как вернуть ее в родную для нее стихию богини Венеры. В таком новом мире, как наш, разврат и безнравственность нетерпимы. Иначе сможет ли воссиять несомый нами свет подобно маяку на пустынном берегу?

Октября 5-го, 1661. Вчера наш обычный распорядок нарушило землетрясение. Между тремя и четырьмя часами пополудни, при ясной безветренной погоде, раздался гул, схожий с продолжительными раскатами грома или грохотом лондонских карет. Зародившись в недрах где-то на западе, оно встряхнуло земную поверхность с такой яростью, что у меня с полок попадали блюда и тарелки. Уличные прохожие, чтобы удержаться на ногах, хватались за столбы; работавшие в поле побросали свои орудия и кинулись врассыпную. Гул и колебания почвы продолжались минуты три, но затем прекратились: спустя еще полчаса последовал второй удар — впрочем, гораздо слабее и тише предыдущего. Я известил моих индейцев, что мы ощутили на себе гнев Божий. Где есть величие — там неизменно присутствует и ужас; благоговение должно сопровождаться страхом.

Октября 7-го, 1661. У нас восстановился должный порядок, и жизнь вошла в привычное русло. Я созвал ассамблею — решить вопрос о пропорциональном распределении земли среди новых пришельцев. Распределим справедливо и по-божески, сказал я, однако все должно протекать строго и методично. Утром взорвался порох, и разрушил коровник Исайи Фейрхеда.

Октября 9-го, 1661. Господь редко ниспосылает нам дождь, но если из Его руки проливается влага, струи бурны и обильны.

Октября 11-го, 1661. Утром Адам Ньюком, вождь дикарей, находящихся под моей эгидой, привел к моей двери сыновей и потребовал его выслушать. Я выразил учтивое согласие — и он (переводил сын) поведал мне, что кто-то из наших братьев ограбил индейскую могилу. Обращенную ко мне речь я воспроизвожу здесь для тех, кто любопытствует ознакомиться с образчиком примитивного первобытного языка. «Когда прошлый раз величественное сияние всего небосвода скрылось под поверхностью земли и птицы умолкли, я начал устраивать себе ночлег и укладываться на отдых. Прежде чем глаза мои плотно сомкнулись, им предстало видение, которое вселило в меня сильнейшую дрожь и тревогу; ко мне явился дух и возопил: "Отыщи, кто эти дикие люди, потревожившие мои кости. Я молю твоей помощи противу похитителей, ступивших на нашу землю. Если с этим смириться, то мне не обрести покоя в моем вечном обиталище!"» Меня оскорбила эта языческая декларация, однако я сдержался и передал Адаму Ньюкому клятвенное заверение в том, что надругательство над могилой будет тщательно расследовано. Но Гусперо — мой личный секретарь, пишущий под мою диктовку, уже был осведомлен о подробностях происшедшего. Двое из недавно прибывших молодых братьев занимались поисками индейского зерна, которое, как они слышали, часто зарывают в землю. Раскапывая почву под заброшенными амбарами в двух милях от Нью-Мильтона, они наткнулись на чьи-то забытые старые кости под покровом из двух медвежьих шкур, сшитых вместе по всей длине. Кости они не тронули, а шкуры притащили в наш богохранимый городок. Это был опрометчивый поступок — и, хотя я не питаю ни грана почтения к любому языческому обряду, безрассудство этой кражи сделалось мне очевидным тотчас же. Деяние могло возыметь весьма неблагоприятный оборот. Я приказал немедленно задержать этих молодцов и привести их ко мне. Виновников скоро нашли, и я велел им на коленях просить прощения у вождя. Они с крайней неохотой, но повиновались, а затем по моему наистрожайшему распоряжению вернули вождю медвежьи шкуры. Я же вручил Адаму Ньюкому часы в знак сочувственной поддержки с моей стороны. Мне самому часы не нужны, и я надеюсь, что их механизм успокоит души почитаемых им предков. Но в постель я отправился с неспокойной душой.

Октября 15-го, 1661. Вчера в сумерках наблюдалась диковинная картина. Три волка преследовали оленя и гнались за ним по главной улице нашего благословенного города. Олень кинулся в реку, однако хищники от него не отстали. Урок, из которого явствует, что первозданная дикость налицо в каждой стране и в любой части света.

Октября 20-го, 1661. Прирост Доббс, подхвативший буйную лихорадку и впавший в неистовство, содержится взаперти. Он явился к Смирении Тилли и, вопя и завывая, поведал, будто столкнулся с привидением: призрак в черном наряде и в голубой шапочке ринулся на него с веретеном наперевес. Потом Доббс рухнул наземь и стал горько жаловаться на то, что в рот и в нос ему суют горелое тряпье. Госпожа Тилли упала в обморок, но Элис Сикоул привела ее в чувство с помощью камфары. Прирост Доббс оказался более трудным случаем. У нас есть аптекарь, однако по старческому слабоумию он неспособен назначить действенное средство. Занемогший Доббс живет немного поодаль от нашего города: несомненно, одиночество и вызвало общую подавленность и расстройство рассудка. Однажды я ощупал его лицо, когда он пришел ко мне за наставлением по поводу посланий святого апостола Павла относительно устройства церкви: я понял тотчас же, что цвет его лица сулит ему в будущем меланхолию. После припадка Доббса обуяла рвота — признак наличия в его организме целебного, болеутоляющего фермента. Я предложил нашему не слишком искусному эскулапу дать ему серы, но эффекта это средство не возымело: на теле у больного проступили пятна, как от раскаленного железа или от сильных укусов, а рвота усилилась еще больше.

Октября 24-го, 1661. Что за пакостная чумная зараза распространяется среди нашего населения? Госпожа Спрэт, благочестивая вдова из Барнстейпла, пришла ко мне утром с бессвязным рассказом: будто бы вчера в полдень она увидела в реке существо с человеческой головой и кошачьим хвостом без малейших признаков туловища. «Так-так! — откликнулся я. — Женщина, приди в чувство!» — «Мистер Мильтон, поверьте, это отнюдь не плод моего воображения. Я не вправе вам противоречить, и единому Богу ведомо, как глубоко все мы вас почитаем, но мне это страшилище ни в коем разе не примстилось. И другие насельники — не только я — навидались в этом лесу такого, чего ни один англичанин и ни одна англичанка просто не смогли бы перетерпеть. — Госпожа Спрэт всегда выражалась цветисто. — Мы видели, как меж деревьев непрерывно мелькали мужчины в голубых рубашках — то появляясь, то исчезая. Нам слышались голоса». — «А как случилось, что никто не оповестил меня об этих бесчинствах?» — «Мы сочли их происками дьявола, испытывающего нас, сэр, и вовсе не желали добавлять к вашей тяжкой ноше лишнее бремя. Не желали возмущать спокойствие и порядок, царящие в вашем чистом сердце».

Я велел женщине удалиться. Бывает так, что перед вспышкой болезни за внешне здоровым и полнокровным телосложением кроется зреющая порча; очевидно, и по сию пору наши законы и предписания оказались недостаточными для того, чтобы обуздать бесноватые неистовства и безучастное уныние, овладевающие нашими поселенцами в этой глуши. Однако насланные лунным влиянием немощи излечиваются яркими лучами солнца, а единственно надежным противоядием подобным расстройствам служит свет дисциплины и строгости. Я назначил неделю поста и покаяния. Прирост Доббс скончался, не переставая бредить.

Октября 27-го, 1661. Под влиянием моего авторитета, ассамблея решила подвергнуть госпожу Спрэт испытанию как подозреваемую в колдовстве. Я придирчиво допросил ее на официальном заседании: если она вообще и была ведьмой, то далеко не самой могущественной. В противность обычаям ведьм, она не пыталась сблизиться с нашими детьми, однако упорно стояла на том, что все фантомы или призраки видела собственными глазами. Далее она созналась, что наблюдала над полями летающие предметы — лопаты, мотыги и прочее. Во сне, добавила она, перед ней представали гигантские светящиеся башни, выраставшие прямо из земли, на которой мы сейчас обитаем; эти громадные здания, продолжала она, преисполняли дух трепетом и страхом. Мерещились ей крылатые колесницы и широчайшие дороги, но тут голоса у нее в голове закричали: «Мы больше не стучим! Мы больше не стучим!»

Все эти пустые выдумки вызвали у меня раздражение, и я задал вопрос: «Подтверждаешь ли ты собственное признание, что многократно общалась с дьяволом?» — «О нет-нет, сэр. Я раба Господа нашего Иисуса. И добавлю вот что. Нам говорили, будто дикарей завел в эти края сатана. Может ли быть так, что он все еще властвует над ними и помышляет сделать и нас своими подданными?»