Читаем без скачивания Куда боятся ступить ангелы - Эдвард Морган Форстер

-   Вы изумительны! - серьезно сказал он.

-    Ах, вы воздаете мне должное! - снова вспылила она. - Лучше бы вы этого не делали. Вы всем нам воздаете должное и во всех на­ходите что-то хорошее. Но сами вы мертвый, мертвый! Видите? Вы даже рассердиться не можете! - Она подошла к нему совсем близко, настроение ее вдруг переменилось, она взяла его за обе руки. - Вы такой замечательный, мистер Герритон, мне невыносима мысль, что вы пропадаете зря. Невыносима. Она... ваша мать плохо обходится с вами.

-   Мисс Эббот, обо мне не беспокойтесь. Некоторые люди рожде­ны, чтобы ничего не делать. Я - один из них. Я ничего не делал в школе, ничего не сделал как адвокат. Я приехал, чтобы предотвра­тить замужество Лилии, - и опоздал. Приехал с намерением увезти ребенка - и вернусь, «с честью потерпев поражение». Я больше ни­чего не жду и поэтому никогда не разочаровываюсь. Вы удивитесь, когда услышите, что я считаю крупными событиями в моей жизни: вчерашнее посещение театра, разговор сейчас с вами, - более круп­ных событий у меня, пожалуй, и не будет. Мне, видимо, суждено пройти сквозь жизнь, не вступив с ней в конфликт и не оставив в ми­ре следа. И, право, не могу вам сказать, хороша или плоха моя судь­ба. Я не умираю, я не влюбляюсь. Если кто-то и умирает или влюб­ляется, то не в моем присутствии. Вы совершенно правы: жизнь для меня спектакль, и сейчас он, благодарение Богу, Италии и вам, са­мый прекрасный и воодушевляющий, какой мне выпадало видеть.

-   Как я хочу, чтобы с вами что-нибудь произошло, дорогой друг, - произнесла она с грустью, - так хочу.

-   Зачем? - улыбнулся он. - Докажите мне, что я не гожусь такой, какой я есть.

Она тоже улыбнулась серьезной улыбкой. Она не могла доказать этого, не могла найти таких аргументов. Их разговор, как ни был он чудесен, окончился ничем; они вышли из церкви, оставшись каждый при своем мнении, собираясь проводить каждый свою линию.

За ленчем Генриетта вела себя грубо, в лицо назвала мисс Эббот перебежчицей и трусихой. Мисс Эббот не обиделась ни на то, ни на другое прозвище: она сознавала, что первое заслужено, да и второе имеет основания. Она постаралась, чтобы в ее ответных репликах не прозвучало ни намека на язвительность. Но Генриетта не сомнева­лась, что за ее спокойствием именно и кроется издевка. Она распа­лялась все больше, и Филип в какой-то момент испугался, как бы она не дала волю рукам.

-     Постойте-ка! - воскликнул он, возвращаясь к своей обычной манере. - Довольно препираться, чересчур жарко. Мы все утро про­вели во встречах и спорах, и днем мне предстоит еще одно свидание. Я требую тишины. Каждая дама удаляется к себе в спальню и садит­ся за книжку.

-    Я удаляюсь укладываться, - отрезала Генриетта. - Пожалуйста, Филип, внуши синьору Карелле, что ребенок должен быть здесь се­годня в половине девятого вечера.

-    Ну, разумеется, Генриетта. Непременно внушу.

-    И закажи для нас экипаж к вечернему поезду.

-   Будьте добры, закажите экипаж и для меня, - проговорила мисс Эббот.

-    Как? Вы едете? - воскликнул он.

-    Конечно, - ответила она, вспыхнув. - Что тут удивительного?

-    Да, разумеется, я забыл. Значит, два экипажа. К вечернему по­езду. - Филип безнадежно поглядел на сестру. - Генриетта, что ты за­думала? Нам ведь до вечера не успеть.

-   Закажи нам экипаж к вечернему поезду, - повторила Генриетта, выходя из комнаты.

-    Ну что ж, придется. И еще придется идти на свидание с синьо­ром Кареллой.

Мисс Эббот слегка вздохнула.

-    Почему вы против? - спросил Филип. - Неужели вы предпола­гаете, что я могу хоть немного на него повлиять?

-     Нет, не думаю. Но... не буду повторять всего, что говорила в церкви. Вам бы не следовало с ним больше встречаться. Следовало бы запихать Генриетту в экипаж, и не вечером, а прямо сейчас, и немедленно увезти ее.

-    Возможно, что и так. Но какое это имеет значение? Что бы мы с Генриеттой ни делали, результат будет один. Я так и представляю себе эту картину со стороны, она великолепна... и даже комична: Джино сидит на вершине горы со своим малышом. Мы приходим и просим отдать ребенка. Джино - сама любезность. Мы опять про­сим. Джино сохраняет любезный тон. Я готов хоть целую неделю торговаться с ним, но в конце концов не сомневаюсь, что спущусь с горы с пустыми руками. Конечно, было бы куда внушительнее, если бы я принял окончательное решение. Но я отнюдь не внушительная личность. Да от меня ничего и не зависит.

-    Быть может, я слишком требовательна, - проговорила она роб­ко. - Я пыталась управлять вами, как делает ваша мать. Но я чувст­вую, что вы должны были довести борьбу с Генриеттой до конца. Се­годня каждый пустяк кажется мне необъяснимо важным, и когда вы говорите «от меня ничего не зависит», ваши слова звучат кощунст­венно. Невозможно знать - как бы это выразить?.. Невозможно знать, от какого из наших действий или какого из бездействий будет зависеть все дальнейшее.

Он согласился, хотя воспринял ее высказывание только слухом. Он не был готов воспринять его сердцем.

Всю середину дня он отдыхал, слегка озабоченный, но не подав­ленный предстоящим свиданием. Все как-нибудь уладится. Возмож­но, мисс Эббот и права: младенцу лучше оставаться там, где его лю­бят. И вполне возможно, что так и предначертано судьбой. Филип ос­тавался безучастным к исходу предприятия и сохранял уверенность в своем бессилии.

Неудивительно поэтому, что встреча в кафе «Гарибальди» ничего не дала. Ни тот, ни другой не принимали этой войны всерьез. Джи­но очень скоро уловил слабость позиции собеседника и принялся не­милосердно дразнить его. Филип сперва делал вид, что обижен, но потом не выдержал и рассмеялся.

-    Вы правы! - сказал он. - Всем действительно заправляют жен­щины.

-    Ах эти женщины! - вскричал тот и повелительно, точно милли­онер, велел подать две чашечки черного кофе, настояв на том, чтобы угостить друга в знак окончания тяжбы.

-   Ну, я сделал что мог, - произнес Филип, обмакивая в кофе длин­ный кусочек сахара и наблюдая, как он пропитывается коричневой жидкостью. - Я предстану перед матерью с чистой совестью. Будете свидетелем, что я сделал все от меня зависящее?

-   Конечно, дружище! - Джино сочувственно положил руку Фили­пу на колено.

-   И что я... - Сахар весь потемнел, и Филип нагнулся, чтобы взять его в рот. При этом взгляд его упал на противоположную сторону площади, и он увидел там Генриетту. Она стояла и наблюдала за ни­ми. - Моя семтра! - воскликнул он.

Джино, которого это известие очень позабавило, шутливо забара­банил кулаками по мраморному столику. Генриетта отвернулась и принялась мрачно созерцать Палаццо Публико.

-     Бедняжка Генриетта! - Филип проглотил сахар. - Еще одно горькое разочарование - и все для нее будет кончено. Вечером мы уезжаем.

Джино огорчился.

-    А ведь вы обещали вечером быть здесь. Вы уезжаете все трое?

-   Все трое, - ответил Филип, утаивший факт их раскола, - вечер­ним поездом. Таково намерение моей сестры. Так что, боюсь, мне не придется быть с вами вечером.

Они посмотрели вслед удаляющейся Генриетте и приступили к прощальному обмену любезностями. Горячо попрощались за обе ру­ки. Джино взял с Филипа обещание приехать на следующий год и предупредить о приезде заранее. Он представит Филипа своей жене (Филип уже знал о женитьбе), Филип будет крестным отцом следу­ющего ребенка. Джино не забудет, что Филип любит вермут. Он по­просил Филипа передать поклон Ирме. А миссис Герритон... может быть, ей тоже следует передать нижайшее почтение? Нет, пожалуй, это ни к чему.

Итак, молодые люди расстались в наилучших отношениях, при­том вполне искренних. Языковой барьер подчас приходится как нельзя более кстати, ибо пропускает лишь хорошее. Если же выра­зить это по-иному, менее цинично, - мы бываем лучше, когда гово­рим на свежем, новом для нас языке, чьи слова не загрязнены нашей мелочностью или пороками. Филип по крайней мере, говоря по-итальянски, жил добрее и лучше, так как итальянский язык располага­ет к доброте и ощущению счастья. Филип с ужасом думал об англий­ском языке Генриетты, у которой каждое слово было жестким, отчет­ливым и шершавым, как кусок угля.

Генриетта, однако, говорила мало. Она уже своими глазами убе­дилась, что брат опять потерпел неудачу, и с необычным для нее до­стоинством восприняла создавшееся положение. Она упаковала ве­щи, внесла записи в дневник, завернула в оберточную бумагу новый бедекер. Филип, видя ее такой покладистой, попытался было обсу­дить дальнейшие планы. Но она ответила только, что ночевать они будут во Флоренции, и велела заказать телеграммой номера. Ужинали они вдвоем. Мисс Эббот не вышла в столовую. Хозяйка сообщи­ла, что заходил синьор Карелла, хотел попрощаться с мисс Эббот, но она, хотя и была у себя, не смогла принять его. Хозяйка известила их также, что начинается дождь. Генриетта вздохнула, но дала понять брату, что это не его вина.