Читаем без скачивания Куда боятся ступить ангелы - Эдвард Морган Форстер

-    Слушай, а ты не сделала ему больно? Или, может, держала как- нибудь не так? Уж очень жутко: плачет - и ни звука. Надо было дать Перфетте донести его до отеля, а не связываться с посыльным. Чу­до, что он и записку-то принес.

-    Нет, он вполне понимает. - (Филип ощутил, как она вздрогну­ла.) - Он хотел нести ребенка.

-    Но почему не Джино и не Перфетта?

-    Филип, перестань разговаривать. Сколько раз тебе повторять? Молчи. Ребенок хочет спать. - Она принялась хрипло баюкать его и время от времени вытирала слезы, беспрестанно катившиеся из дет­ских глаз.

Филип отвернулся. Он и сам моргал глазами. Ему казалось, будто в карете скопилась вся скорбь мира, будто вся загадочность и неиз­бывное горе сосредоточились в одном этом источнике. Дорога даль­ше размокла, экипаж подвигался теперь вперед бесшумно, но ничуть не медленнее, он быстро скользил длинными зигзагами в темноту. Филип знал здесь наизусть все вехи: тут развилка, откуда дорога от­ходит на Поджибонси. А если бы сейчас было посветлее, с этого ме­ста они в последний раз увидели бы Монтериано. Вскоре они добе­рутся до рощи, где весной так буйно цвели фиалки. Жаль, что пого­да переменилась: холоднее не стало, но воздух пропитался сырос­тью. Вряд ли это полезно для ребенка.

-    Надеюсь, он дышит и всякое такое? - спросил он.

-   Разумеется, - негодующим шепотом отозвалась Генриетта. - Ты опять его разбудил. Уверена, что он спал. Ведь я просила тебя помол­чать, из-за тебя я нервничаю.

-   Я тоже нервничаю. Лучше бы он громко кричал. А так делается жутко. Бедный Джино! Мне ужасно его жаль.

-    Неужели?

-     Потому что он тоже слаб, как и большинство из нас. Сам не знает, чего хочет. У него нет хватки. Но он мне нравится, и мне его жалко.

Она, естественно, ничего не ответила.

-   Ты презираешь его, Генриетта, и меня презираешь. Но лучше ты этим нас не делаешь. Нам, простофилям, нужен кто-то, кто поставил бы нас на ноги. Предположим, какая-нибудь действительно порядочная женщина поддержала бы Джино... думаю, Каролина Эббот впол­не способна на это... не исключено, что он стал бы другим челове­ком.

-     Филип, - прервала его Генриетта, пытаясь говорить небрежным тоном, - нет ли у тебя спичек? Если есть, то, пожалуй, взглянем на него еще раз.

Первая спичка потухла сразу, вторая тоже. Филип предложил ос­тановить кеб и взять у возницы фонарь.

-    Нет, нет, не стоит устраивать такую возню! Попробуй снова.

Они как раз въезжали в лесок, когда ему удалось зажечь третью спичку. Генриетта удачно пристроила зонтик, и они целых пятнад­цать секунд вглядывались в личико в колеблющемся свете пламени. Внезапно послышался крик, раздался громкий треск. Они очутились в грязи, в кромешной темноте. Экипаж перевернулся.

Филип пострадал довольно сильно. Он сел и начал раскачиваться взад и вперед, поддерживая ушибленную руку. Он едва различал очертания экипажа над собой и контуры подушек и багажа, валяв­шихся в грязи. Несчастье произошло в лесу, поэтому вокруг было еще темнее, чем раньше, на открытом месте.

-     Ты цела? - выдавил он с трудом. Генриетта пронзительно кри­чала, лошадь лягалась, возница ругал кого-то постороннего.

Филип разобрал наконец, что кричит Генриетта:

-     Ребенок... ребенок... упал... выскользнул у меня из рук! Я укра­ла его!

-     Господи, помоги! - пробормотал Филип. Рот ему стянуло ледя­ным кольцом, он потерял сознание.

Когда он очнулся, светопреставление продолжалось. Лошадь ля­галась, ребенок не нашелся, Генриетта вопила как помешанная:

-    Я его украла! Украла! Украла! Он выскользнул у меня из рук!

-    Не двигайтесь! - приказал Филип вознице. - Все оставайтесь на местах. Мы можем наступить на него. Не двигайтесь!

Они повиновались. Филип пополз по грязи, трогая, что подвора­чивалось под руку, по ошибке схватил подушку, и все это время при­слушивался - не укажет ли какой-нибудь звук, в какую сторону полз­ти. Он сделал попытку зажечь спичку, держа коробок в зубах, а спич­ку в здоровой руке. Наконец ему это удалось, и свет упал на узелок, который он искал.

Узелок скатился с дороги в лес и лежал поперек глубокой рытви­ны. Сверток был так мал, что, упади он вдоль рытвины, он провалил­ся бы на дно и Филип так бы его и не заметил.

-    Я его украла! Я и слабоумный, дома никого не было.

Генриетта захохотала.

Филип уселся и положил сверток себе на колени. Потом стал сти­рать с личика грязь, капли дождя и слезы. Рука у Филипа, как он по­лагал, была сломана, но все же он мог слегка шевелить ею, да и на ка­кой-то момент он забыл про боль. Он прислушивался, пытаясь уло­вить не плач, нет, но биение сердца или легчайший трепет дыхания.

-     Где вы? - услышал он голос. То была мисс Эббот, на чей эки­паж они натолкнулись. Она зажгла один из погасших фонарей и те­перь пробиралась к Филипу.

-     Тихо! - закричал снова Филип, и снова все затихли. Он тряс сверток, дышал на него, расстегнул пиджак и сунул сверток себе за пазуху. Потом опять прислушался, но не услышал ничего, кроме шу­ма дождя, фырканья лошадей да хихиканья Генриетты где-то в тем­ноте. Мисс Эббот подошла к Филипу и взяла у него сверток. Личико похолодело, но благодаря стараниям Филипа не было мокрым от дождя и слез. Да и мокрым от слез оно уже не могло быть никогда.

IX

Подробности преступления Генриетты выяснить так и не удалось. Во время болезни она больше твердила про шкатулку с ин­крустацией, которую она дала Лилии на время (а не подарила), чем про недавние трагические события. Судя по всему, она отправилась повидать Джино, а не застав никого дома, поддалась причудливому искушению. Но до какой степени поступок проистекал из дурного характера, а до какой ее толкнула на него религиозность, где и каким образом она встретила слабоумного - на эти вопросы ответа они так и не получили. Да все это и не очень интересовало Филипа. Так или иначе, их неминуемо задержали бы во Флоренции, или в Милане, или на границе. Теперь же судьба остановила их иным способом, оп­рокинув их карету в нескольких милях от города.

Пока еще Филип не мог посмотреть на случившееся со стороны. Событие было чересчур грандиозным. На итальянском младенце, умершем на грязной дороге, сосредоточились сильные страсти и большие надежды. Все лица, причастные к его судьбе, были непра­вы или злонамеренны, никто, кроме самого Филипа, не остался рав­нодушен. Теперь ребенка не стало, но приведенная им в движение сложная система гордости, жалости и любви продолжала действо­вать. Ибо мертвецы, уносящие, казалось бы, с собой так много, на самом деле не уносят с собой ничего - все наше остается при нас. Чувства, которые они возбуждали, продолжают жить, пусть преобра­женные, перенесенные на другой объект, но почти неистребимые. Филип сознавал, что путешествует все по тому же величественному, полному опасностей морю и по-прежнему над его головой солнце сменяется облаками, а под ним - приливы отливами.

Уверен был Филип только в одном - в своем следующем шаге. Он, и никто иной, должен сообщить о случившемся Джино. Легко говорить о преступлении Генриетты, легко обвинять нерадивую Перфетту или миссис Герритон, сидящую дома, в Англии. Причастны были все - даже мисс Эббот и Ирма. При желании катастрофу можно было счесть результатом их совместных усилий или делом рук судьбы. Но у Филипа не было такого желания. Вина была его и проистекала от всеми признанной слабости его характера. А потому именно он должен был сообщить о случившемся Джино.

Ничто ему не препятствовало. Мисс Эббот возилась с Генриет­той; откуда-то из темноты возникли люди и взялись отвести их к ближайшему жилью. Филипу нужно было только сесть в тот экипаж, который не пострадал, и приказать кучеру везти себя обратно. Так он и сделал. Он достиг Монтериано через два часа после того, как по­кинул его. Перфетта на этот раз была дома и весело его приветство­вала. Филип отупел от боли, физической и душевной, и плохо сооб­ражал. Он не сразу понял, что Перфетта так и не хватилась ребенка.

Джино все еще отсутствовал. Перфетта отвела Филипа в гости­ную, как утром мисс Эббот, и обмахнула тряпкой сиденье одного из стульев. Уже стемнело, поэтому она оставила гостю небольшую лампу.

-    Постараюсь управиться побыстрей, - сказала она. - Но в Мон­териано много улиц, его не всегда сразу отыщешь. Утром я его не на­шла.

-     Пойдите сперва в кафе «Гарибальди», - посоветовал Филип, вспомнив, что именно этот вечерний час назначили для свидания его вчерашние друзья.

Он посвятил то время, что оставался один, не раздумьям - разду­мывать больше было не о чем, предстояло просто сообщить факты, - а попыткам устроить перевязь для сломанной руки. Поврежден был локоть, и, если бы удалось закрепить его в неподвижном положении, Филип мог бы держаться как ни в чем не бывало. Но воспаление уже началось, и любое движение причиняло острую боль. Филип не ус­пел еще приладить перевязь, как, перескакивая через ступеньки, на­верх взбежал Джино.