Читаем без скачивания Полиция на похоронах. Цветы для судьи (сборник) - Марджери Аллингем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы же ее убьете! — воскликнула она. — Это же надо было такое устроить: среди ночи вытащили несчастную в холодный коридор! Орут, шумят — вы о матери-то подумали? Я только за нее беспокоюсь.
— Элис! — попыталась встрять миссис Каролина, но ее голос потонул в яростном потоке слов.
Горничная прошла мимо дяди Уильяма, даже не взглянув на него, и грозно замерла над своей хозяйкой.
— Прошу вас немедленно вернуться в спальню, мэм, — прогремела она.
Миссис Фарадей не ответила, но и не пошевелилась. Элис — среди остальных она будто бы выросла еще на фут и обрела поистине грозный облик — подхватила хозяйку дома на руки, как ребенка, и унесла в темноту спальни.
Все это было проделано с поразительной легкостью, и Кэмпиону померещилось, что Элис — вовсе не кроткая горничная, но Геракл, взявший на руки непослушного котенка.
Когда дверь в спальню миссис Каролины плотно закрылась, внимание публики вновь привлек дядя Уильям. Кэмпион помог ему подняться. Тот по-прежнему трясся и нелепо таращил глаза.
— Отведите тетю в постель, — обратился мистер Кэмпион к Джойс. — А я займусь мистером Фарадеем.
Девушка кивнула и подошла к тете Китти, которая беспомощно стояла посреди коридора, заламывала руки и обливалась горькими слезами.
Кэмпион помог дяде Уильяму добраться до спальни, где старик сел на кровать и стал раскачиваться туда-сюда, бормоча что-то нечленораздельное. Будь он женщиной, мистер Кэмпион списал бы происходящее на последствия пережитого шока, но у Уильяма, вероятно, что-то случилось с сердцем.
Молодой человек повнимательней взглянул на его руку и вновь испытал приступ гнетущей тревоги. То был не просто порез, а глубокая рваная рана, словно кто-то пропорол кисть Уильяма ножом. Йод придавал руке еще более жуткий вид, хотя и остановил кровотечение. Чем дольше Кэмпион смотрел на это неприятное зрелище, тем отчетливее звучала в голове единственная мысль: страшные события в «Обители Сократа» еще не закончились.
— Что с вами произошло? — спросил он, показывая на рану.
Дядя Уильям вновь спрятал руку за спину и упрямо прищурился.
— А вы не суйте нос, куда не просят, — произнес он со свирепостью, которая могла быть рождена только страхом.
— Извините. Оставляю вас в покое.
Мистер Кэмпион шагнул к двери, но дядя Уильям умоляюще протянул левую руку и запричитал:
— Не уходите, ради всего святого! Мне надо выпить. Срочно. Я приду в себя, как только промочу горло. Между нами, я тут малость перенервничал. Попросите Джойс, она принесет мне бренди. Старуха доверяет ей ключи.
К счастью, когда Кэмпион вышел в коридор, Джойс уже стояла там. Она была бледна и напугана, но сразу сообразила, что от нее требуется.
— Хорошо, — с готовностью прошептала девушка. — Возвращайтесь к нему, а я все принесу. Он сказал, кто на него напал?
— Молчит, как рыба, — тихо ответил мистер Кэмпион.
Она хотела задать еще один вопрос, но передумала и молча поспешила вниз. Кэмпион вернулся к дяде Уильяму.
Тот все еще сидел на краю кровати, держа босые ноги на толстом шерстяном ковре. Вид у него был больной и напуганный, однако, заметив Кэмпиона, он натянул улыбку.
— Ну и дал я маху, — сказал он, безуспешно пытаясь разрядить обстановку. — Йод меня всегда выручал — еще с армии. Если поранился, смажь йодом — немного пощиплет, но это ничего. Зато потом никаких проблем. Вот только рука у меня дрожала — спросонья-то, — и я весь облился. Старею, наверное…
Кэмпион вновь посмотрел на порез.
— Вам бы это перевязать. Рана глубокая. В доме есть бинты?
— Есть, в той же аптечке, где я взял йод. — Дядя Уильям, часто моргая, глядел на порез, из которого вновь начала сочиться кровь. — В холле, в дубовом шкафу. Но не вздумайте туда ходить, не то, как я, поднимете весь дом. Обойдусь пока носовым платком, он у меня в комоде. Ох, несчастный я босяк! Почему Джойс так долго ходит? Не дай бог бренди закончилось. Вот скажите на милость: какой прок жить в стране, где нет сухого закона, если в доме все равно не держат алкоголь? Когда получу деньги, уеду жить в Америку. Кому скажи, не поверят: в Америку за спиртным!
Мистер Кэмпион принес носовой платок и с любопытством разглядывал рану — несколько швов дяде Уильяму точно бы не повредили, — когда в комнату вошла Джойс. В одной руке у нее был стакан, в другой — графин. Дядя Уильям тут же вскочил на ноги.
— Вот умница! Единственное верное лекарство. Нальешь мне, милая? А то я своим рукам не доверяю.
Передавая ему стакан, Джойс впервые смогла рассмотреть рану вблизи — и невольно охнула.
— Ой! Что же случилось? Кто это сделал?
Дядя Уильям осушил стакан и присел на край кровати. От спиртного он закашлялся, и лицо его вновь порозовело.
— Что случилось, что случилось… Странное дело! Недаром я так не люблю кошек. Мерзкие и опасные твари. Представляете, ночью в мою комнату пробралось огромное черное чудовище — я хотел его прогнать, и вот, получил.
Решив, что самая заковыристая часть истории рассказана, дядя Уильям осмелел и продолжал:
— Уж как эта тварь с улицы в дом попала — ума не приложу. Загадка. Но я от нее избавился.
Он огляделся по сторонам, словно пытаясь в этом увериться. Джойс бросила на Кэмпиона недоуменный взгляд, однако тот невозмутимо молчал.
— Я рассудил так: кошачьи царапины опасны! — с невероятным пылом продолжал дядя Уильям. — И отправился за йодом в холл. Ну, а дальше вы все знаете.
Сочтя, что на этом история окончена, он умолк, но Джойс не успокоилась:
— Это была кошка? Точно?
Забыв про дрожь в руках, дядя Уильям стал наливать себе бренди.
— Я же сказал — кошка, значит — кошка, — с достоинством ответил он.
— Дядя Уильям, но как мы можем вам поверить? — воскликнула Джойс. — Откуда здесь взяться кошке?
— Не знаю, — ответил старик, поворачиваясь к ней спиной. — Я только рассказываю, что видел. Смотрите, у меня окно чуть приоткрыто снизу. Я проснулся от звуков… ну, от звуков, которые издавала эта тварь. Ненавижу кошек! Старик Робертс тоже их на дух не выносил. Я схватил ее и попытался вытолкать обратно в окно, а она мне руку разодрала. Понимаете теперь? Что тут необыкновенного?
Девушка покраснела.
— Хорошо. Если вы мне дадите платок, мистер Кэмпион, я перевяжу ему руку. А утром обязательно сходите к врачу, дядя.
— Оставь, ни к чему все это. Уж с царапиной я как-нибудь да справлюсь.
Дядя Уильям все еще говорил с подчеркнутым достоинством, но в его глазах читалась тревога. Когда с повязкой было покончено, между ним и Джойс состоялась неприятная перепалка на предмет того, оставить ли ей в спальне графин бренди. В итоге оба пошли на компромисс: девушка налила Уильяму стаканчик, забрала графин, и они с Кэмпионом вышли в коридор.
— Как это понимать? — прошептала Джойс.
Молодой человек явно был встревожен.
— Слушайте, не относите этот графин вниз, — пробормотал он. — Возьмите его с собой или оставьте здесь, а сами отправляйтесь в свою комнату и заприте дверь на ключ.
Она вопросительно взглянула на Кэмпиона, однако тот не произнес больше ни слова. Тогда она ушла к себе и выключила в коридоре свет.
Кэмпион немного постоял на месте, затем развернулся и тоже пошел к себе. По дороге он замер у двери дяди Уильяма и услышал характерный звук, заставивший его помрачнеть и прищуриться.
Дядя Уильям запирал дверь на замок.
Глава 12
Рассмотрение дела
Мистер Кэмпион прикурил сигарету и сел в недовольно поскрипывающее плетеное кресло у камина. Инспектор Оутс снял в «Трех ключах» отдельную комнату — как раз для подобных разговоров. Ввиду широкой огласки, которую дело получило в городе, это были оправданные расходы.
Как часто бывает в гостиницах, хозяева коих имеют непритязательный вкус, обстановка в номере оказалась весьма скромная, если не сказать бедная. Даже огонь за узкими прутьями маленького очага, казалось, горел не в полную силу.
Кэмпион взглянул на небольшие часы с громким ходом, стоявшие на каминной полке. В любую секунду в номер мог войти инспектор Оутс, возвращавшийся с предварительного слушания по делу об убийстве Эндрю Сили — формальнейшего из формальных мероприятий в рамках следствия. С момента своего приезда в Кембридж мистер Кэмпион впервые оказался совершенно один и мог спокойно предаться размышлениям. Ему подумалось, что его нынешнее приключение пусть и требует сил, но все же не внушает первобытного ужаса, как тот кошмар, что медленно поглощал «Обитель Сократа» и всех его обитателей.
Он был рад этой возможности трезво обдумать все в нейтральной обстановке. Атмосфера старинного особняка Фарадеев действовала ему на нервы, затягивала, лишая способности думать беспристрастно и хладнокровно.