Читаем без скачивания Наедине с футболом - Лев Филатов

Дважды на наших глазах, в 1975 и в 1977 годах, клуб Мюллера «Бавария» проводил ответственные матчи с киевским «Динамо», и оба раза без Мюллера. И, согласитесь, невольно создавалось впечатление, что этот прославленный суперклуб имеет смутное понятие об атаке, и было трудно представить, как он вообще может забивать голы: ничем иным нельзя этого объяснить, кроме как тем, что мюнхенцы, в составе которых Мюллер много лет, с 1964 года, избалованы своим уникальным форвардом, и в плоть и кровь их игры вошел расчет на обязательный мюллеровский гол. Факты за этот вывод: в 350 матчах чемпионата бундеслиги Мюллер забил 304 гола.

Мюллер профессионально тренируется и профессионально забивает. Такие люди были и до него: бразилец Вава, француз Фонтэн, англичанин Гривс. Мюллер их превзошел и цифрами своих результатов, и тем, что практически никто не знал, как с ним справиться на протяжении многих сезонов.

Он вошел в сильную команду, сборную ФРГ, и сделал ее еще сильнее. Вспоминая ее в годы до Мюллера, я думаю, что ей его всегда не хватало – настолько он в ее стиле. Ее напористая динамика как бы иашла выход в нем, в его голах. После его ухода она, уверен, долго будет испытывать пустоту в центре атаки.

…Наконец, Пеле. Мне не раз приходилось о нем писать, и всегда я заранее знал, что смогу коснуться его лишь краешком. Явился человек и сделался олицетворением всего, что способен предложить людям футбол.

Впрочем, первое его явление публике в Гетеборге в 1958 году в матче со сборной СССР осталось незамеченным. Потом я не раз корил себя за то, что, по сути дела, прозевал дебют Пеле. Но как-то разговорился с Виктором Царевым, участником того матча, который как раз держал Пеле, и признался ему в своей слепоте.

– Что ж удивительного, я тоже его не заметил! – улыбнулся Царев. – Помню, потаскал он меня на фланги, но в общем ничего особенного…

Никакого вывода из этого я, разумеется, делать не собираюсь. Просто штришок. Ему ведь тогда восемнадцати еще не исполнилось! В следующем матче, с Уэльсом, он забил единственный гол, и имя его мелькнуло в газетах. Ну, а два заключительных, с Францией и Швецией, сделали его тем Пеле, которым он после этого стал для нас всех.

В Пеле нет ничего исключительного, феноменального, как в Мюллере или Гарринче. Человек как человек, большеголовый, с крупными и грустными, навыкате глазами. Футбол принимает всех, всем находит применение: высоченным и крохотным, мускулистым и хрупким, грузноватым и вертким. И все-таки, как правило, физические данные влияют и на распределение ролей в команде, сказываются и в игре, ибо каждый выбирает себе те приемы, ту манеру действий, которая ему, что называется, по фигуре. Всегда проще характеризовать игрока, выделяя его ведущее качество, будь то бег, удар, игра головой, дриблинг, передачи, голевая интуиция… А Пеле одинаково искусно делал все, что есть в футболе. Он носил футболку с десятым номером, числился центральным нападающим, строго соблюдал все законы командной игры, и все же было бы напрасным занятием выписать из пьесы его роль на отдельных страницах, как делают актеры. В шести матчах, не считая самого первого и виденных по телевидению, наблюдая за сборной Бразилии, я знал, что вижу и эту превосходную команду и Пеле. Он был в ней и был сам по себе. Выделяло его то, как он все делал. Все ему одинаково удавалось. Ни малейшей слабинки, ни намека на какой-либо излюбленный особо, ему удобный, привычный прием.

Однажды Лев Яшин, долго молчавший во время обсуждения достоинств Пеле в узком кругу футболистов, махнул рукой и с какой-то даже горечью, глухо вымолвил: «Я вам скажу, друзья, что против Пеле лучше бы играть в хоккей, чем в футбол. Там есть силовые приемы…»

Если и была в нем физическая исключительность, то, наверное, ее следовало бы назвать гармонией. Разумеется, применительно к футболу. Недаром делались попытки измерить его параметры: ширину плеч, объем груди, рост, вес, объем бедер, длину ног и т. п., чтобы по этим данным вести поиски новых Пеле. Не смешно ли? Но понять этих «фальшивопелетчиков» можно.

У Пеле была триумфальная и неимоверно трудная карьера. Возможно, он выступал больше, чем ему хотелось. Но за каждое его выступление «Сантос» заламывал бешеные деньги, толпы людей на всех стадионах мира стекались смотреть на Пеле, и он был обречен играть всегда, как Пеле. Наверное, были и у него бледные матчи – на то и травмы, и усталость, и переживания… И все-таки не забил бы он тысячи голов, не пронес бы свою славу так высоко, если бы не жил игрой, не дышал ею, не играл бы с упоением, вдохновенно. Я видел его молоденького в Швеции, видел тридцатилетнего в Мексике, и всякий раз та же полнота, открытость чувств, та же молодость движений. Футбол ведь не стареет, и, пока играешь, полагается быть молодым. Пеле это знал. Годы ему прибавляли мудрости, но не отнимали ни легкости движений, ни трепетного ожидания счастливого мгновения удачи, которое для него ничего не теряло, будучи тысячекратно повторенным. Ему многое было дано, и он полностью расплатился с футболом и с людьми, верившими в него. За ним не осталось долгов. Отдать все, что имел, – это ли не счастье для человека, отмеченного редким даром!

К заглавной роли Пеле так успели привыкнуть, что сотворили из него кумира и не мыслили без него футбола. Без него или другого, ему подобного. Объявляли «европейским Пеле» португальского форварда Эйсебио. Тот не принял титула, публично заявив, что для него это слишком большая честь.

Потом стали примерять этот титул к голландцу Круиффу. Я увидел его впервые на стадионе Гельзенкирхена в матче чемпионата мира Голландия – ГДР. В его манере бежать – как будто он уклоняется от преследователя, играя в салочки, – в худом лице с впалыми щеками, в непослушных вихрах, в веселом мелькании по зелени газона беленьких подошв его бутс – во всем этом было то, мальчишеское, что свойственно, независимо от возраста, всем истинным мастерам, душу отдавшим футболу, что сразу же их выделяет.

Круифф создал, как стало модно выражаться после того, как научные розыски коснулись футбола, модель поведения выдающегося форварда семидесятых годов. Кое в чем в этом направлении преуспел чуть раньше ирландец Бест, но скандальное легкомыслие его поведения вне поля, как видно, не позволило разглядеть в нем образец, у него заимствовали только прическу и костюмы. А Круифф сразу же покорил воображение многих игроков и тренеров, благо его игра точно выразила те тенденции, которым следовал мировой футбол. Наверное, ни один журналист, побывавший на чемпионате в ФРГ, не сумел обойтись без того, чтобы не назвать Круиффа «летучим голландцем». И верно, его можно было застать в любой точке поля, за исполнением любых игровых обязанностей, если руководствоваться общепринятым разделением труда в команде, – от «чистильщика» до центрального нападающего. И все-то он умел1 Но так как в глазах зрителей он был героем-форвардом, а не каким-то там универсалом (скучный термин, не правда ли?), то его отходы назад воспринимались как способ заморочить голову противнику, ждали, когда он возьмет разбег и широко, легко и дерзко помчится по одному ему ведомому зигзагу навстречу опасностям и славе. Замечу, что год спустя эти же свободные блуждания мы увидели у нашего Олега Блохина, и хоть он достаточно своеобычен, все же что-то перенял у Круиффа.

Голландцы и их лидер были мало того что хороши и в игре новы с иголочки, они еще импонировали публике и внезапностью своего появления на авансцене, их прочили в чемпионы, и их победу в финале очень многие встретили бы с восторгом. Они проиграли 1:2 не менее классной команде – сборной ФРГ. И все бы ничего, но широкая аудитория новообращенных поклонников голландцев была более всего разочарована игрой Круиффа в этом решающем матче.

Он себя не нашел. Начав с поразительного рывка на первой минуте, за которым последовало назначение пенальти в ворота немцев, Круифф затем проявлял себя лишь в подаче угловых и в нанесении штрафных ударов. Он ассистировал, помогал, советовал, но ответственность на себя не брал, в гущу борьбы не вторгался. Что-то, чего нельзя было увидеть с трибун, как ножницами, перерезало его путеводную нить, и он перестал быть Круиффом.

После этого поутихли те, кто намерен был передать Круиффу по наследству королевский скипетр Пеле. Всем было понятно, что Пеле не мог бы не стать героем такого матча, что он блистательно и доказал на чемпионатах в Швеции и Мексике, а на двух других-в Чили и Англии – его с помощью террора выводили из строя, чтобы он таким героем не стал.

О Пеле будут помнить долго. По его образу будут выверять молодых. Ну, а щедрость, с которой он тратил свой добрый, веселый, красивый талант, останется как назидание. В этом, как и в игре, он не имел равных.

…Всех, о ком здесь шла речь, я видел и в матчах с нашей советской командой. Пеле, Мюллер, Чарльтон, Копа, Беккенбауэр забивали голы в наши ворота, и это были не слишком приятные минуты. Но игра есть игра. Цифры через двоеточие куда-то уходят, стираются в памяти вместе с досадой, горечью и всплесками радости, которые они вызывают. А вот картину игры, искусство больших мастеров помнишь и вспоминаешь с превеликим удовольствием.