Читаем без скачивания Река убиенных - Богдан Сушинский

— Нет, о том, что некое соглашение существует, я, естественно, знал, но в название и текст меня никто не посвящал. Не положено было.

— Судя по тому, что в конце тридцатых годов ваши бериевцы расстреляли или загнали в концлагеря несколько тысяч офицеров, в том числе сотни офицеров высшего командного состава вашей авиации и почти всех авиаконструкторов… У вас это все действительно строго, причем в строгости своей доведено до абсурда. Но не будем сейчас об этом. Учиться в «Виф-Упаст» вы, подполковник, не могли, следовательно, были в охране школы или в команде технического обслуживания.

— Все верно, я служил тогда в аэродромной охране. И лицо ваше мне знакомо. Военное училище я закончил уже потом. Знакомиться с вами поближе нам, как вы знаете, запрещали, но все же…

— Вы, очевидно, оканчивали Сталинградское авиаучилище?

— Так оно и было.

— Помню, что немало ваших парней мечтало поступить именно туда, в Сталинградское.

На какое-то время за столом было забыто, кто здесь офицер СС, а кто пленный советский летчик. Они выпили «за встречу» и «за небеса» — чтобы они всегда были благосклонны к тем, кто в них стремится. Со стороны это могло бы показаться встречей давних друзей.

— Но, судя по вашей форме, сейчас вы не в летной части? — заговорил Реутов после некоторого молчания.

— Сейчас — нет. В выборе между специальностями «пилот» и «контрразведчик» начальство склонило меня к профессии контрразведчика. Хотя порой я об этом жалею. — Он выдержал небольшую паузу, покряхтел, отпил немного вина и, прокашлявшись, сказал: — Вы понимаете, что я не могу не предложить вам, господин Реутов, перейти на службу в ряды «Люфтваффе» или в наземные части. Это было бы просто неблагородно с моей стороны. Если вы даете согласие служить в «Люфтваффе», я постараюсь сделать все возможное, чтобы вам в этом помогли, избавив вас от лагеря военнопленных.

— А что, есть уже такие, что переходят к вам на службу?

— Есть, господин Реутов, есть, — язвительно ухмыльнулся Гредер. — И добровольно сдаются, и переходят. Многим мы сохраняем воинские чины. Нам нужны хорошие пилоты, хорошие командиры. Мы ведь знаем, что в Советском Союзе есть много людей, пострадавших от коммунистических репрессий. Будем откровенны: Германия тоже не образец западной демократии, у нас тоже бывают свои «перегибы». Но то, что происходит у вас, тот размах истребления офицерских и руководящих кадров, с которым развернули свои чистки вы, коммунисты, не идет ни в какое сравнение с тем, что происходит в Германии.

Реутов отпил еще немного вина, съел ломтик брынзы и поднялся.

— Спасибо за угощение, господин штандартенфюрер, но я предпочту лагерь военнопленных.

Гредер тоже поднялся. Отказ русского подполковника не смутил и не огорчил его.

— Существует приказ, согласно которому русских офицеров-летчиков у нас содержат в специальных лагерях, со значительно более либеральным режимом, нежели в общем лагере. Поэтому мы попросим румынское командование передать вас нашей полевой жандармерии. К тому же я потребую, чтобы к вам отнеслись как положено, — перешел он на немецкий. — Уведите пленного, Шушнинг, и займитесь тем, о чем я говорил.

27

Шелленберг только что прослушал очередную фронтовую сводку и пребывал в приподнятом настроении. Он понимал, что, как и положено в таких случаях, данные о потерях германских войск конечно же занижаются, в то время как потери русских значительно преувеличены; что не все те населенные пункты, которые уже названы взятыми, в действительности полностью захвачены и что наверняка в некоторых из них все еще идут бои. Тем не менее общая картина наступательных действий была ясна. Она поражала и еще раз свидетельствовала в пользу стратегов из Генштаба вермахта.

«Позвонить Канарису, что ли, и предложить, чтобы он собрал нас в ресторане у Горхера еще раз? Интересно, как бы он вел себя теперь, великий изобличитель оптимистов?»

— Господин бригадефюрер, — услышал он в трубке характерный баварский говор сотрудника Министерства иностранных дел Штоуфе. — Извините, что беспокою…

— У нас обычно извиняются, если умудрились вовремя не побеспокоить, — успокоил его Шелленберг. — Все еще проблемы с Деканозовым?

— Да, бригадефюрер. Ситуация начинает приобретать форму международного политического скандала.

— Ничего, на фоне всех тех событий, которые разворачиваются сейчас в Восточной Европе, любой скандал покажется ухмылкой пересмешника.

Штоуфе выслушал его молча и, очевидно, с удивлением. Его немного сбивала с толку игривость настроения начальника отдела политической разведки Имперской службы безопасности. Он-то фронтовые сводки не слушал, а варился в шпиономанском дипломатическом котле.

— Это понятно, — как можно учтивее согласился он. — Но дело вот в чем: только что русский посол, господин Деканозов, заявил, что не уедет из Берлина, пока не будут найдены два сотрудника советского консульства в Данциге.

— А… куда они, собственно, исчезли? — наконец-то голос Шелленберга стал соответствовать его чину и должности.

— Разве вы не в курсе дела? — чуть было не воскликнул доктор Штоуфе. — Вам ничего неизвестно об их судьбе?

— Зато у вас есть возможность просветить меня.

— Официально они считаются пропавшими без вести. По крайней мере так было сообщено русскому послу. На самом же деле они арестованы местными агентами абвера и гестапо. Операция была совместной.

— Канарис опять может записать очко на свой счет. Так вы что, решили признать перед Деканозовым факт их ареста?

— Он сам заявил, что оба сотрудника арестованы гестапо и сейчас их допрашивают. То есть, это уже сработала разведка русских. До тех пор, пока эти двое сотрудников не будут доставлены в Берлин, в русское посольство, Деканозов отказывается вести какие-либо переговоры о своем выезде из Берлина. Поэтому нужно срочно решать, что, какие такие акции предпринять, чтобы замять этот скандал. Учитывая, что от нашего решения зависит также судьба посла Германии в Москве графа Шуленбурга и его подчиненных.

— Ну, думаю, мы не допустим, чтобы вместо Германии графа отправили в Сибирь.

А уже через несколько минут Шелленберг говорил с начальником Данцигского отделения РСХА штурмбаннфюрером Карлом Вейзером. Оказалось, что он и сам только сегодня узнал об аресте двух русских диппредставителей, которые, несомненно, были резидентами довольно большой польско-германской шпионской группы. Эти сотрудники, выступающие под фамилиями Зверянин и Смоляков, уже перевезены в Восточную Пруссию и дают показания.

— И что, появились другие арестованные по этому делу?

— Двадцать пять человек, из числа германцев и поляков.

Услышав эту цифру, Шелленберг присвистнул от удивления.

— Надеюсь, они там не хватали всех подряд, для счета?

— Свидетельства допрошенных полностью подтверждают, что дипсотрудники русского консульства были резидентами. И что где-то рядом, в районе Данцига, работал радиопередатчик русских.

— И уже расшифрован код?

— Нет, расшифровать пока не удалось, задержать радиста — тоже.

— Но в таком случае, все остальные показания задержанных будут выглядеть неубедительно. Мало ли в чем могут признаться люди, пройдя через подвалы гестапо!

— Но есть показания самих русских шпионов.

— Прошедших через те же подвалы, — напомнил ему Шелленберг. — Существуют еще какие-либо пикантные подробности?

— В деле фигурируют высшие офицеры из данцигского штаба Управления снабжения сухопутных войск.

— Вот уж поистине неиссякаемый кладезь информации! — одобрил работу русских профессионалов Шелленберг. — Узнай от пьяного интенданта, куда и сколько пар сапог ушло или сколько тонн горючего выделено на танковую дивизию, и никакие агентурные группы разведчиков в нашем тылу русским уже не понадобятся.

— Возможно потому, что сведения получали из управления снабженцев, русским удалось передать ряд важнейших сведений о дислокации войск в Восточной Пруссии и их передислокации в прибалтийские страны, а также о перемещениях кораблей нашего балтийского флота. Кстати, готовится арест еще более двадцати человек. В том числе и из числа офицеров вермахта и крингсмарине.

— То есть вина этих двух русских дипсотрудников доказана? — уточнил Шелленберг.

— Абсолютно. Они — профессиональные разведчики, бригадефюрер. Это доказано всеми материалами, которые имеются у следователя. И в этом оба они, по крайней мере один из них точно, уже практически сознались.

— Кто из следователей работает с ними?

— Гаупштурмфюрер СС Рольке.

— Не имею чести знать. Тем не менее завтра же он должен быть у меня, со всеми материалами по делу этих двоих русских. А самих русских немедленно освободить.