Читаем без скачивания Мастер Страшного суда. Иуда «Тайной вечери» - Лео Перуц

– Что случилось? – послышался со стороны двери высокий дрожащий старческий голос. – В кухне сидит фрау Седлак и плачет. Что же произошло с Леопольдиной?

Надворный советник Каразек, отец Агаты Тайхман, величественное лицо которого запечатлелось у меня в памяти с прежних времен, очень изменился. Дряхлый, худой как призрак старик стоял на пороге, опираясь на палку, и совершенно лишенным выражения взглядом уставился в пол.

Молодой Каразек вскочил.

– Дедушка! – пролепетал он. – Ничего не произошло, что же могло произойти? Польди лежит и спит, вот она лежит на диване, ты ведь видишь. У нее было сегодня, у бедненькой, ночное дежурство.

– Беспокоит меня девочка, – вздохнул старик. – Упрямая, не слушает меня, ничего ей нельзя посоветовать. Это у нее от матери. Знаешь, Генрих, как натерпелся я от Агаты. Сперва развод. Сколько горя было! А потом, из-за какого-то прощелыги лейтенанта… Прихожу домой, чувствую запах газа, в квартире темно, как в погребе. «Агата!» – кричу я…

– Дедушка! – попросил молодой Каразек, и на его обычно ничего не говорящем лице появилось теперь трогательное выражение нежности и заботы. – Дедушка, полно об этом! С того времени сколько уже лет прошло.

– Понял! – сказал внезапно инженер так громко, словно был в комнате совсем один. – Мы можем идти, доктор. Здесь нам больше делать нечего.

Старец поднял голову.

– У тебя гости, Генрих? – спросил он.

– Несколько товарищей по службе, дедушка.

– Что ж, это хорошо, не мешает поразвлечься немного, в картишки поиграть. Простите, господа, что я не поздоровался с вами. Глаза мои никуда не годятся. Близорук я был всегда, но мне говорили – с годами зрение исправится. А у меня наоборот… Что же с Польди случилось? Куда она запропастилась? Я сижу и жду, чтобы она мне газету прочитала…

– Дедушка, – сказал молодой Каразек, посматривая на нас беспомощным, полным отчаяния взглядом, – дай ей поспать, она устала. Не буди ее! Сегодня я тебе прочту газету.

Глава 17

Доктор Горский был в отвратительном настроении, ворчал, бранился про себя, осторожно, ощупью спускаясь впотьмах по крутой лестнице.

– Сольгруб? – крикнул он. – Где он, куда девался? У него мой карманный фонарик. Бежит вперед, бросает меня на произвол судьбы… Манеры, нечего сказать! Осторожнее, тут ступеньки! Барон, где вы? Идите же вперед, я ничего не вижу. Вправо? Влево? Хоть бы спички у меня были, даже спичек нет. Я знаю, вы видите впотьмах, в вас вообще есть нечто кошачье, я это всегда говорил. Ваш безмолвный поклон там, наверху, – замечательно! Что вы имели, в сущности, в виду? Разве вы не заметили, что старик слеп? Совершенно слеп. Не дай мне бог дожить до такой старости. Свет! Наконец-то! Аллилуйя, слава в вышних богу, мы внизу.

Улицу одел прозрачный туман, все небо было в тучах, газовые фонари роняли тусклые полосы света на мокрую мостовую. Перед кинематографом стояли люди. Дверь трактира открылась, и оттуда донеслось пение хриплых голосов и унылая музыка оркестриона.

К нам подошел инженер.

– Где вы оставались так долго? – спросил он. – Я жду вас тут целую вечность. Десять минут десятого. К антиквару нам уже поздно.

– К Альбахари? – воскликнул доктор. – Что вам опять от него нужно, черт возьми?

– Что мне нужно от него? Доктор, вы соображаете медленно, можно было бы… У школьника больше сообразительности. Мне нужно еще раз посмотреть на Мастера Страшного суда. Сегодня днем… Что вы так пялите на меня глаза? Да, на чудовище. Разве вы не понимаете меня? На убийцу Ойгена Бишофа.

Доктор Горский покачал головой:

– Вы считаете убийцей этого старика?

– Какого старика?

– Антиквара.

– О господи! Доктор, у вас дьявольская способность путать все представления. Сообразите: прежде всего папиросная гильза. Какую она сыграла в этом роль, догадаться было нетрудно. Затем книга, словарь, я открыл ее и увидел: вот ключ ко всему! Далее нужно было все это обмозговать, сосредоточиться, но тут появился этот старец, надворный советник со своими вопросами, – я совсем не слушал его. Методические рассуждения, доктор, – это ценная вещь. Убийца. Он не слушает, он только говорит, – что это значит? Теперь я знаю, что это значит. Дело в порядке. У меня нет повода к самодовольству, весь день был полон ошибок. А ведь и в самом деле чудовище, колосс, и я целый час сидел против него и не узнал его.

Мы медленно шли вдоль улицы. Доктор Горский толкнул меня локтем.

– Понимаете вы это? – спросил он.

– Ни слова не понял, – ответил я.

Инженер обдал меня злобным взглядом.

– Вам вовсе и не нужно меня понимать. К чему? Дело в порядке, этого с вас достаточно. Вы можете спокойно спать сегодня ночью. Вы не уедете. На охоте не произойдет несчастного случая. В Готском альманахе не будет помечено крестом ваше имя – покамест, хочу я сказать. Настолько вы меня, надеюсь, понимаете.

– Не угодно ли вам объяснить нам сколько-нибудь вразумительно, что вы, в сущности, открыли? – попросил доктор Горский.

– Не сегодня, доктор. Я составил себе только смутное представление о происшедшем. Картина очень неясна, и к тому же… есть еще пробелы в логическом ходе событий. Я все еще не знаю, в кого направлена была первая пуля Ойгена Бишофа, и покуда я этого не знаю…

– А это когда-нибудь удастся установить?

– Может быть. Что мешает мне повторить эксперимент Ойгена Бишофа? Возможно, что я уже завтра сообщу вам вещи, которые представят ценность и для вас, барон. Больше я вам сегодня сказать не могу. Потерпите.

– Сольгруб! – крикнул доктор Горский. – Если вы говорите серьезно – а мне кажется, вы понимаете, что говорите, – если речь идет об эксперименте, то, ради Создателя, будьте осторожны, берегитесь!

– Ладно, доктор, – сказал спокойно инженер. – Вы думаете, я слепо брошусь в опасность? Я предостережен, я точно знаю, чего должен опасаться. Смотрите…

Он остановился и достал из кармана небольшой револьвер странной конструкции.

– Вот мой старый друг, спутник мой при многих ночных рекогносцировках между Кирином и Гензаном, – но теперь он мне не нужен, мы должны расстаться. Возьмите-ка его на хранение, доктор. Чудовище, притаившееся там, в квартире антиквара, – вы ведь знаете: оно не убивает, оно принуждает к самоубийству. И нет у него власти надо мною, пока я безоружен.

– Что же вы сделаете с этим чудовищем, Сольгруб?

– Его нужно уничтожить, – сказал инженер тихо и злобно. – В огонь его! Несчастная девушка, за жизнь которой борются и эту ночь врачи, пусть будет его последней жертвой.

– В огонь его! – повторил доктор. – Вы сказали: в огонь его? Если я вас правильно понял, то это чудовище…

– Э, вы, кажется, начинаете догадываться, доктор! – воскликнул инженер. – Вам для этого понадобилось достаточно времени. Нет, не человек из плоти и крови – давно умерший жив и прокрадывается в головы, но я покончу с призраком! Довольно об этом! Вы его увидите.

Мы вышли наконец на