Читаем без скачивания Мастер Страшного суда. Иуда «Тайной вечери» - Лео Перуц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я вам звонил, – сказал инженер.
– Как могли вы знать, разрешите спросить… Я был совершенно, что называется, ошарашен. Да, она много курила, двенадцать, пятнадцать папирос в день, часто еще до завтрака. В наше время среди молодых барышень это не редкость. Моему дедушке это нельзя говорить, помилуйте, старик, скоро восемьдесят стукнет, весь еще в прошлом живет. Но как вы могли знать, что моя кузина непосредственно перед этим… И пяти минут не прошло… Вы меня поразили. Я даже подумал – вот удивительный человек, откуда он это знает…
– Дело объясняется очень просто, – ответил инженер. – Ваша кузина покушалась на самоубийство не добровольно, а под принуждением, это я могу вам уверенно заявить. За последнее время произошло три совершенно аналогичных случая вынужденного самоубийства. Во всех трех случаях, судя по всему, замешана была одна и та же особа, и методы были у нее во всех трех случаях одинаковые. Ваша кузина, стало быть, действительно попросила у вас папиросу непосредственно перед покушением?
– Папиросу? Нет. Об этом не могло быть речи. У нее на письменном столе стояла целая коробка папирос. Она попросила только гильзу, пустую папиросную гильзу.
– Гильзу! – воскликнул взволнованно инженер. – Разумеется, это нужно было предполагать. Пустую гильзу! Угадайте, доктор, с какою целью Ойген Бишоф захватил трубку барона? Еще один вопрос, господин Каразек. Вопрос, который вам, пожалуй, покажется странным: за последнее время говорила ли ваша кузина когда-нибудь о Страшном суде? Вы меня понимаете? О дне Страшного суда.
– Да, говорила, господин… Простите, ваше имя?..
– Сольгруб, Вольдемар Сольгруб! – крикнул нетерпеливо инженер. – В какой же связи? Подумайте, вы, может быть, вспомните.
– В какой связи? В связи с живописью. Она высказала такую мысль в тот день, когда со мною и Ландштетером… Я должен объяснить предварительно, что Польди обручена с моим другом Ландштетером, сослуживцем. Очень милый человек, приходит к нам ежедневно, весною они собирались повенчаться. Денег у него немного, но должность хорошая, а она тоже зарабатывает, у нее есть профессия… Приданое, мебель, все в порядке, и дедушка благословил их обеими руками. Ну-с, а на прошлой неделе, в четверг, мы ужинали небольшой компанией у «Оленя», несколько барышень, несколько приятелей, один из них праздновал свой день ангела, было очень оживленно, а на обратном пути мы втроем – Польди, Ландштетер и я – пошли вперед, Ландштетер имел при себе свою гитару, и вдруг Польди опять заводит об этом речь: аптека ей надоела и она хочет опять заняться искусством. А Ландштетер, не давая ей говорить, останавливается и начинает спорить. «Польди, – говорит он, – если ты говоришь серьезно, то, по-видимому, совсем не торопишься со мной повенчаться; ты ведь знаешь, средства у меня небольшие, и мне приходится рассчитывать и на твой заработок, по крайней мере вначале, если же ты уйдешь из аптеки…» «А кто сказал тебе, – перебила его Польди, – что я не могу зарабатывать картинами гораздо, неизмеримо больше?» Ландштетер отвечает на это: «Ты уже два раза выставляла картины и не продала ни одной. Нельзя прошибить стенку головою, да еще при отсутствии связей». «На этот раз у меня будет успех», – говорит Польди. «Вот как? Почему же именно на этот раз?» – набрасывается на нее Ландштетер. А Польди отвечает совершенно спокойно: «Потому что мои картины будут лучше. Об этом предоставь позаботиться Мастеру Страшного суда».
– Мастеру Страшного суда? – перебил его инженер. – Ради Создателя, кто же это? Вы его знаете?
– Нет, не знаю. И Ландштетер тоже спросил: «Кто же это такой, черт возьми? Опять уж какой-нибудь художник, который пригласил тебя в свою мастерскую?»
А Польди смеется и говорит: «Ты ревнуешь, Людвиг? Право же, тебе ревновать не приходится. Если бы я могла тебе сказать, сколько ему лет!» Но Ландштетер приходит в ярость и кричит: «Сколько бы ему ни было лет, я желаю знать, Польди, кто он такой, и имею на это право!»
А Польди смотрит на него и отвечает: «Ладно, ты имеешь на это право, и когда я стану знаменитой, то назову тебе его. Только тебе, Людвиг, больше никому. Тебе – да. Но только когда я стану знаменитостью, не раньше!» Тем временем остальные нас догнали, и потом уже весь вечер от Польди нельзя было добиться ни слова.
– Доктор! – сказал инженер. – Насчет его приемов у нас теперь не может быть сомнений, не так ли? Мы знаем западню, знаем и приманку. Только его мотивы – загадка для меня. Какова цель его дьявольских козней? Продолжайте, пожалуйста, господин Каразек. Что было дальше?
– На следующий день, в полдень, Польди пришла домой с незнакомым господином, и тут мне припомнилась опять вся эта история. Рослый, мускулистый господин, гладко выбритый, уже в летах, с проседью, и Польди проходит мимо меня к себе в комнату, не знакомит нас; к такому обращению я не привык и думаю себе: Ладштетеру это, наверное, будет не по вкусу – одна с этим господином; с другой стороны, я не хотел быть назойлив, лучше, думаю, подожду, пока он выйдет, а затем остановлю его и прямо спрошу, что это значит и вообще чего он хочет от Польди. Но когда я через полчаса заглянул в комнату, господина этого уже не было, но книга лежит на столе, и я еще сказал Польди: «Твой знакомый забыл здесь книгу, толстый словарь, вещь немалоценная…»
– Он забыл книгу? – перебил его инженер. – Где она? Можно мне ее видеть?
– Пожалуйста. Вот она лежит, – сказал молодой человек, и Сольгруб взял книгу со стола, ту самую книгу, которую я машинально перелистывал полчаса тому назад.
У него вырвался возглас изумления.
– Итальянская! – воскликнул он. – Итальянский словарь! Ну что, доктор, кто был прав? Чудовище говорит по-итальянски, вот вам доказательство. Ойген Бишоф носил с собой эту книгу, чтобы объясниться с чудовищем. Но… это что такое? Посмотрите-ка, доктор, что могло бы это значить?
Доктор Горский, заинтересовавшись, наклонился над книгой.
– Витоло-Мангольд. Энциклопедический словарь итальянского языка, – прочитал он на титульном листе. – Чересчур объемист. Громоздок. Справочное издание.
– Больше вам ничего не бросается в глаза?
Доктор Горский покачал головой.
– Неужели ничего? – спросил инженер. – Присмотритесь же к этой книге!.. Господин Каразек, вы видели этого господина, когда он входил. Уверены ли вы, что у него не было в руках еще одной книги?
– Только эта была у него, я знаю наверное.
– Это замечательно. Смотрите, доктор: это итальянско-немецкий словарь. Немецко-итальянской части нет в этом томе. Немецко-итальянская часть, очевидно, не нужна была Ойгену Бишофу. Как это понять? Ойген Бишоф не говорил с убийцей. Один говорит,
