Читаем без скачивания Мастер Страшного суда. Иуда «Тайной вечери» - Лео Перуц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Этот господин, что вышел, – очень интересный случай, гемофилик. Был уже у всех врачей, профессоров, специалистов – никто не может помочь. Один на тысячу.
– Господин Сиберни? Так, так, так… Что-то и я слышала об этом, – сказала старуха с корзиной.
Я попросил снотворного порошка и получил несколько маленьких белых таблеток в картонной коробочке.
– А барышни вашей сегодня нет? – спросил я.
– Фрейлейн Польди?
– Кажется, ее так зовут. Такая рыженькая.
– Сегодня утром она свободна, потому что вчера дежурила ночью. Мы ждем ее с минуты на минуту, теперь уже пять часов; в сущности, она должна была прийти уже час тому назад. Не передать ли мне ей что-нибудь?
– Нет, не нужно, я загляну позже, – ответил я. – Ничего особенного, мне хотелось только передать ей поклон от общего знакомого, с которым я встретился в Граце. Я зашел сюда по дороге. Впрочем, дайте мне на всякий случай ее адрес.
Я видел по лицу провизора, что рассказ про общего знакомого в Граце показался ему не слишком правдоподобным. Он окинул меня испытующим взглядом, написал затем адрес на листке блокнота и сказал, передавая мне его:
– Третий этаж, квартира № 21, у господина надворного советника Каразека. Это ее дедушка. Фрейлейн Польди – из очень хорошей семьи, слыхал я также, будто она помолвлена.
«Леопольдина Тайхман, Бройхаузгассе, № 11» – стояло на записке, которую мне дал провизор. Я не поехал туда сразу, я боялся с нею разминуться, потому что она, быть может, уже шла обратно в аптеку, с этим надо было считаться.
Некоторое время я ходил по тротуару перед аптекою взад и вперед. К шести часам новый ливень загнал меня в мою квартиру. Из окон спальни я мог наблюдать за дверью аптеки.
Время проходило, а ее все еще не было видно. Сумерки сгустились, мне становилось трудно различать лица входивших и выходивших людей. Когда с улицы начал доноситься стук задвигаемых ставен, я покинул свой наблюдательный пост, перестав надеяться, что она еще придет.
«Надо ехать к ней, туда минут двадцать пути, – думал я. – Я застану ее за ужином, это неприятно. В такое время вторгаться к незнакомым людям! И может быть, ее совсем нет дома. В театре или у какой-нибудь приятельницы… Все равно, тогда я подожду ее, мне нужно еще сегодня с нею говорить».
Много времени ушло у меня, прежде чем я разыскал фиакр; было почти восемь часов, когда я прибыл наконец на Бройхаузгассе. Дом № 11 был хмурым пятиэтажным зданием казарменного вида. Кинематограф, лавка старого платья, парикмахерская и трактир занимали первый этаж. Лестница была плохо освещена, уже на площадке третьего этажа было совсем темно. Спичек я не захватил с собой и тщетно старался разобрать номера на дверях.
Послышались шаги, двое мужчин впотьмах поднимались по лестнице. Я остановился и прислушался. Вот они миновали второй этаж. Загорелся карманный фонарик, узкий луч света упал на одну из дверей, скользнул вдоль стены, направился влево и потом назад, остановился и осветил латунную дощечку.
– Фридрих Каразек, надворный советник в отставке, – произнес голос доктора Горского.
– Доктор! – воскликнул я, оторопев. – Вы как сюда попали?
Луч света упал на мое лицо.
– А вот и вы, барон, – услышал я голос инженера.
– И вы тут? – крикнул я, ошеломленный. – Вас, по-видимому, совсем не поражает, что вы столкнулись тут со мною.
– Поражает? Вам угодно шутить, барон. Я нисколько не сомневался, что и вы прочтете вечерние газеты, – сказал инженер и потянул за дверной колокольчик.
Глава 15
Я не понял смысла этих слов, я все еще был бесконечно изумлен неожиданной встречей. Только когда нам открыла дверь старая женщина и я увидел ее заплаканное лицо, ее растерянный вид, мне стало ясно, что в этом доме произошло несчастье.
Инженер назвал себя.
– Сольгруб, – сказал он. – Я тот, кто звонил сюда по телефону час тому назад.
– Молодой господин Каразек просил вас подождать, господа, – прошептала старуха. – Он вернется через четверть часа. Он только пошел в больницу. Входите, пожалуйста, но потише, чтобы господин надворный советник не услышал. Он этого не знает, видите ли. Мы ему ничего не сказали.
– Не знает? – спросил с удивлением доктор Горский.
– Нет. Еще полчаса тому назад он звал фрейлейн Польди, она ему всегда читает газету по вечерам. «Фрейлейн Польди еще в аптеке», – сказала я ему. Теперь он сидя заснул с газетой в руках. Проходите, пожалуйста, прямо по коридору, молодой господин Каразек сейчас придет.
– Мебель Бидермайера, – констатировал инженер и обменялся с доктором Горским взглядом взаимного понимания. Потом он опять обратился к старой женщине: – Молодой господин Каразек – сын надворного советника, не правда ли?
– Нет, внук, двоюродный брат фрейлейн Польди.
– И несчастье произошло в этой комнате, не так ли?
– Нет, не в этой, как можно, – в кабинете, где фрейлейн устроила свою лабораторию. Сегодня утром стою я в кухне и разговариваю с Мари – я здесь экономка, тридцать два года в доме служу, – вдруг вбегает молодой господин Каразек. «Фрау Седлак, – говорит он, – живо, есть у вас горячее молоко?» Я спрашиваю: «Для кого горячее молоко? Для господина надворного советника?» А он говорит: «Нет, для Польди, она лежит в судорогах на полу». Я как услышала – судороги, испугалась, а он совсем спокоен, он никогда не теряет спокойствия. Схватила я молоко с плиты, вбегаю, вижу: фрейлейн корчится на полу и личико бледное как мел, а губки синие. Я еще говорю: «Это падучая» – и хватаю ее за руки, и вдруг: «Господи Иисусе, – кричу, – у фрейлейн бутылочка в руке». «Что с вами, что вы кричите? – говорит господин Каразек и видит тоже бутылочку, берет ее, нюхает и бежит к телефону. – Барышня, „Скорую помощь“!» Через несколько минут они уже были здесь, счастье еще, что это так быстро произошло, и доктор «Скорой помощи» тоже сказал: «Еще минута, и, может быть, не было бы уже надежды». И потом он еще сказал: «Она не могла это сделать по нечаянности. Фармацевт узнает это по запаху сразу…» Вы, господа, простите, мне теперь нужно в кухню. Я дома одна, и господин надворный советник, когда проснется, попросит рисовой каши.
Она закрыла окно, оправила желтый чехол на рояле, окинула взглядом комнату и, найдя все в порядке, вышла. Я встал, чтобы рассмотреть картины на стене. Акварели и небольшие пастели, дилетантская работа – каштановое дерево в цвету, портрет молодого человека, играющего на скрипке, довольно посредственно скомпонованная рыночная площадь в деревне; был здесь и тот натюрморт, который я видел на картинной выставке, – астры и далии в японской зеленоватой вазе, – он, стало быть, не нашел покупателя. Но больше всего этого привлекала меня другая картина, в полумраке висевшая на стене подле рояля: прекрасная Агата Тайхман в костюме Дездемоны, я узнал ее