Читаем без скачивания Год Иова - Хансен Джозеф

В тесной комнатке, где в ожидании толпился народ, стучали пишущие машинки и хранились документы, Джуиту выдали бумагу, проштампованную красной печатью с какими-то расплывчатыми символами внутри. Джуит не смог разобрать, что это было.

— Что это значит? — спросил он усталого офицера.

— Это значит, — офицер уже протягивал руку за документами следующего, — что ты можешь забирать свою одежду и идти домой, парень. Армия в тебе не нуждается.

Джуит застыл на месте. Он должен всё объяснить. Всё это ложь. Он не имел в виду ничего такого. У него всё в порядке. Никакой он не голубой. Он пойдёт служить. Он отчаянно хотел пойти вместе с остальными. Ему не нужна одежда, ему нужна униформа. Он не хочет никаких штампов на своих документах. Он открыл рот. Во рту у него пересохло. Он сглотнул.

— Послушайте, — выговорил он.

— Проходи быстрей, куколка, — сказал офицер. — Убирайся отсюда.

Джуит и Молодой Джо стоят в серой тени дерева на тротуаре напротив пекарни.

— Сто пятьдесят тысяч долларов, — говорит Молодой Джо. — Всё оборудование новое, куплено всего год назад. Если бы бабушка не умерла, я бы не стал ничего обновлять. А теперь цена всех пугает. Но в общем это разумная цена. Пекарня удобно расположена. Покупателей достаточно.

— Конечно, — говорит Джуит. — Я могу уплатить в рассрочку?

— О, боюсь, мне нужны наличные. Я хочу купить ранчо к северу от города. Им нужны наличные.

Джуит слегка улыбается и грустно качает головой. — У меня нет столько наличными, Джо. Я даже не смогу столько заработать. Если только мне не улыбнётся удача.

Молодой Джо вздыхает.

— Вы работали здесь с моим отцом. Мне бы хотелось, чтобы именно вы стали новым владельцем. — Он смотрит на проезжающие мимо машины. — Но мне и правда нужны наличные.

— Пожалуйста, — говорит Джуит, — не продавайте её, не предупредив меня, хорошо? Знаете, жизнь актёра — это лотерея. Может, мне повезёт.

Сам он в это не верит, но не хочет расставаться с мечтой о пекарне. В эту грустную солнечную минуту ему кажется, что всё, чем он владеет — мечты.

— Обещайте мне, — говорит он.

— Конечно, мистер Джуит, конечно.

Молодой Джо пожимает ему руку. Джуит думает, что Молодой Джо не принимает его всерьёз, но как это изменить, он не знает. Молодой Джо говорит: — Спасибо, что зашли.

И возвращается в магазин, который уже переполнен покупателями. За кассой стоит девочка. Она младше Питера-Пола. Она похожа на Фрэнсис Ласк.

В белом бумажном пакете Джуит несёт лекарства для Сьюзан, а в белом целлофановом — свежий хлеб из пекарни Пфеффера. Он отпирает машину. Время, отмеренное его машине счётчиком на стоянке, давно истекло, однако штрафного билета за дворником нет. Это его радует. Он бросает пакеты на сидение, нагибается, чтобы сесть в машину, и чувствует, как жарко внутри. Солнце палит во всю. Оно сильно нагрело крышу машины. Он снимает пиджак, бросает его на заднее сидение, садится внутрь и быстро заводит мотор, чтобы заработал кондиционер. Он ждёт, пока из дефлекторов польётся холодный воздух, и смотрит в зеркало заднего видения. Куколка? Нет, его лицо никогда не было женоподобным. Офицер казался доброжелательным, пока не произнёс это слово. Зато Джуит ушёл с лёгким сердцем. Он наблюдает за уличным движением в зеркало заднего видения. Поток машин иссякает, он разворачивается и едет на Деодар-стрит. Он смотрит на часы. Он приготовит Сьюзан ленч с опозданием. Из-за этого он собой недоволен. Как и его отец, он считал, что принимать пищу нужно всегда вовремя.

Отец поднимался к нему по длинным пыльным лестничным пролётам. Подниматься наверх было трудно, а кроме того он был зол — поэтому тяжело дышал. Маленький театр так и назывался — «Чердак». Это была большая комната на верхнем этаже многоэтажного здания, в котором располагались конторы, в конце Маунтин-стрит в Кордове. В этом театре играли молодые актёры, которых упорно не принимали на работу в знаменитые «Подмостки Кордовы». Пол, стены, потолок чердака и даже слуховые окна — всё было выкрашено чёрной краской. Стёкла входных дверей на лестничной клетке тоже были чёрными. Они репетировали триллер, историю красивого юноши, который женился на одиноких богатых вдовах и убивал их ради денег. Это была первая большая роль Джуита вне школьных стен. Освещение было тусклым, зловещим. Когда отец Джуита открыл двери, в помещение ворвался яркий свет, на фоне которого вошедший выглядел тёмной фигурой. Но Джуит, конечно, знал, кому она принадлежала.

— Это мой отец, — сказал Джуит.

Он встал с резной софы, на которой сидела актриса средних лет с чашкой так называемого чая. Из мрачного освещения сцены он вышел на светлый прямоугольник, который тянулся по полу от входной двери.

— Что случилось? — спросил он.

— Я не хочу говорить об этом здесь, — сказал ему отец, переводя дыхание. — Пойдём со мной. Возьми куртку. Идёт дождь. Ты уже сюда не вернёшься.

Он посмотрел в полумрак за спиной Джуита. Вряд ли он что-то разглядел.

— Я забираю Оливера с собой. Это семейное дело, прошу меня извинить.

Его манеры никогда не изменяли ему. Джуит нашёл свою куртку в куче других на полу и вышел на лестничную площадку. Его отец аккуратно закрыл за ними дверь. — Пойдём, — сказал он.

— Да что случилось? — спросил Джуит, надевая куртку.

— Уж больно захудалое место для театра. — Отец Джуита начал спускаться вниз. — А ты всегда рассказывал о ярких огнях.

Он покосился на засиженную мухами лампочку в сорок ватт на потолке. Его голос отдавался эхом в холодных стенах.

— Уж больно мрачная атмосфера. И ты хочешь провести в ней всю жизнь?

— Что-то со Сьюзан? — спросил Джуит. Со Сьюзан всегда что-то случалось.

— Что-то с тобой, — ответил его отец. — Идём же.

Джуит насторожился. Никогда раньше отец ни слова не говорил в пику амбициям сына. Эндрю Джуит был здравомыслящим человеком, но если его сын пожелал стать актёром, а дочь — художницей, пусть это будет на их усмотрение. Он вовсе не относился к этим желаниям холодно. Он доброжелательно прислушивался к их чаяниям и надеждам, гордился их маленькими победами, симпатизировал тому, как они преодолевали трудности. Правда, в последний раз это было давно. В силу обязанностей, которые возложило на него военное положение, он мало времени уделял семье. К этим обязанностям он относился серьёзно. Из-за того, что он совмещал юридическую практику с этой работой, у него оставалось не так много времени даже на сон. Он ждал Джуита на нижней ступени лестницы.

— Ты знаешь Гарольда Кокрейна?

Это был настоятель церкви Св. Варнавы, аккуратный и худощавый, с тонкими усиками и в очках без оправы. Он владел агентством по продаже автомобилей и служил заутреннюю молитву по воскресеньям высоким писклявым голосом. Джуит кивнул:

— Конечно.

— Он работает в призывной комиссии, — сказал Эндрю Джуит и стал спускаться по следующему лестничному пролёту.

Джуит похолодел.

— Ты знал об этом? Думаю, ты должен был это знать, — сказал Эндрю Джуит.

— Я не понимаю, — сказал Джуит.

Он остановился на площадке и смотрел, как его отец спускается вниз, останавливается и оборачивается к нему. Джуит спросил:

— О чём ты говоришь?

— Он позвонил мне сегодня, — ответил Эндрю Джуит. — И попросил прийти на призывной пункт. Я пришёл. Он показал мне твою бумагу.

— Нет. — Джуит схватился рукой за липкие деревянные перила. — Он не имел права. Это незаконно.

Эндрю Джуит разочарованно улыбнулся.

— И что же ты предлагаешь? Чтобы я отвёл его в суд и разнёс эту историю по всем газетам? Не думаю. — Он отвернулся. — Он счёл, что обязан сказать мне об этом, как другу.

Теперь он пропал из виду. Он уже спускался по следующему пролёту. Джуит тупо спускался следом.

— Как отец отцу.

Звук шагов прервался. Он ждал. Джуит спустился на третий этаж. Он посмотрел на своего отца.

— Он сделал это и ради тебя, — сказал Эндрю Джуит. — Потому что ты вряд ли осознавал, что делаешь.