Читаем без скачивания Собрание сочинений. Т.26. Из сборников: «Поход», «Новый поход», «Истина шествует», «Смесь». Письма - Эмиль Золя

Но беда, видите ли, в том, что журналы ваши серы, унылы, мертвы. От них исходит какой-то заплесневелый дух догматизма, односторонности и нетерпимости. Вы — доктринеры, вам по сто лет. Ваши передовые чересчур длинны, напичканы ученостью, педантичны. Наши старинные журналы, такие толстые и серьезные, кажутся веселыми и легкомысленными по сравнению с вашими. Ах, до чего же печальна принятая вами поза, и насколько больше любил бы я вас, будь вы, как это свойственно молодости, немного безрассудными, немного глупыми, столь же одержимыми и несправедливыми, но избавленными от той тяжкой, беспросветной ночи, которой вы себя окутываете, претендуя на глубину. Где она, старая французская веселость? Вы заставляете нас жалеть даже о песенках Беранже!

Вы не ощущаете счастья вашей юной неопытности; ни свободы, ни простора; ни радостного утреннего пробуждения с песней на устах; ни оплодотворяющей любви, которая опрокидывает девушек в высокой траве. От ваших произведений исходит запах склепа, куда никогда не достигает солнце, в них — бессильная похотливость, без пола и возраста, двусмысленная религиозность, приводящая к чудовищным извращениям интеллекта и морали.

Однако не слушайтесь меня, не старайтесь исправиться! Продолжайте, детки мои, продолжайте, прошу вас! Если бы только вы могли видеть, каким сардоническим смехом я смеюсь, уткнувшись в свою стариковскую бороду, когда получаю и читаю ваши журналы.

Побольше лилий, еще лилий, уверяю вас, вы еще недостаточно их насовали! Засыпьте все охапками лилий, пусть задохнется от них мир! Напихайте побольше бледных дев, дев, сотканных из одной лишь души, прогуливающихся в лесах и танцующих в объятиях любовников, подобных грезам; пичкайте нас ими до тех пор, пока мы не получим к ним полного отвращения! А символы, о, эти символы, умоляю вас, не останавливайтесь, создавайте их без устали, да потемнее, да посложнее — так, чтобы они тяжко давили на бедный человеческий мозг!

Какой реванш вы нам подготовляете, мои малютки! Если ваша жатва лилий — единственная причина современных мигреней продолжится еще несколько лет, натурализм, презренный натурализм, который вы похоронили, прорастет обильно, как рожь, кормилица людей.

ЖАБА

© Перевод Б. ПЕСИС

Когда меня посещает молодой писатель, начинающий, — а их бывает у меня немало, и я принимаю их очень хорошо, — первый мой совет ему:

— Работайте много, по возможности регулярно, каждое утро от такого-то до такого-то часа. Наберитесь терпения. Если нужно, ждите десять лет, пока не добьетесь успеха и ваши книги не пойдут в ход. А главное, не подражайте нам. Забудьте, что мы, старшие, существуем.

Затем я никогда по упускаю случая дать второй совет:

— У вас должен быть луженый писательский желудок, способный легко переварить все глупости, все гнусности, которые будут писать о вас и ваших книгах… Вы краснеете? Вас охватывает дрожь? Это потому, что вы слишком еще юны, слишком хрупки. Не поддавайтесь чувству отвращения, как бы оно ни было естественно, иначе вас ждут неприятности… Вот вам мой совет: каждое утро, встав с постели, извольте проглотить натощак живую жабу покрупнее. Их продают на Центральном рынке, — попросите кухарку, она вам достанет. Расход самый ничтожный: по три су за штуку, если покупать на дюжины; через год-другой у вас будет настоящий писательский желудок, и вы сумеете проглатывать самые худшие статьи современных критиков, не испытывая ни малейшей тошноты.

Молодой писатель смотрит на меня встревоженный, а я провожаю гостя до двери и не переставая твержу ему о благотворном действии испытанного на себе самом профилактического средства.

— Разумеется, это не очень приятно, особенно первое время. Но ничего, молодой человек, привыкнете, привыкнете. Хорошая живая жаба, если только можешь удержать ее в желудке, приучает переносить любые мерзости, любые гадости, любую отраву. Она на целый день дает иммунитет против всех мыслимых пакостей. Человек, ежедневно проглатывающий такую пилюлю, — это закаленный человек, которому ничто уже не страшно… Не бойтесь, юноша, не бойтесь, глотайте ежедневно по жабе, и вы не раз вспомните обо мне с благодарностью!

Вот уже тридцать лет, как я каждое утро, прежде чем сесть за работу, раскрываю семь или восемь газет, которые подают мне на стол, и проглатываю свою жабу. Я знаю наперед, что жаба в них есть, быстро пробегаю глазами газетные строчки и почти без промаха обнаруживаю ее. Грубый наскок, оскорбительная выдумка, сдобренная глупостью или прямой ложью, — в том или ином виде жаба непременно вылезет, если не в одной, так в другой газете. И я глотаю ее с готовностью.

Конечно, вначале это не очень приятно, чего я отнюдь не скрываю от своих собратьев. Но, признаюсь, у меня, должно быть, имелось к этому особое призвание — так быстро я привык. Если при первых жабах я еще морщился немного, то начиная с третьей или четвертой дюжины сделался неуязвимым. Теперь, с годами, они проскальзывают все легче — так легко, так легко, просто чудо! Вы не поверите, но мне было бы даже не по себе без каждодневной жабы по утрам. Положительно, не будь ее, я бы чувствовал себя, как те старички, которые на целый день впадают в хандру, если лишить их привычного завтрака — кофе со сливками или шоколада. Право, отнимите у меня мою жабу, и я раскисну, потеряю спокойствие, мужество, помрачнею, — одним словом, стану, что называется, никудышным человеком.

Вы и представить себе не можете, какую чудесную силу дает мне она с тех пор, как вошла в мою жизнь! Как говорят добрые люди, это способствует пищеварению! Чем она омерзительнее, чем обильнее выделяет яд, тем лучше идет работа. Я духовно крепну, словно кто-то подхлестнул меня, дал мне толчок, который заставляет терпеливо просиживать за рабочим столом в яростном желании во что бы то ни стало быть гениальным! Да, благодаря ей не только ликует мой желудок, не только он становится неуязвимым, способным проглатывать оскорбления и подлости, как конфетки, — она еще, кроме того, незаменимое возбуждающее средство для утренней работы: тонизирует, укрепляет, проясняет мозг; и ей, конечно, я обязан своими самыми пламенными страницами.

Впрочем, жабы у меня бывают не только утренние, имеются и другие, много, много других. Вот уже два года, как мой издатель, мой добрый старый друг Шарпантье, взял себе за правило присылать мне каждые две-три недели пачку вырезок со статьями о моих книгах. Как издатель он состоит клиентом одного агентства, от которого получает вырезки для рассылки авторам. Так что, кроме статей, которые я нахожу в утренних газетах, я получаю еще добавочные порции. Тут уж не отдельная жаба, а целое болото, настоящий жабий садок, ужасный, кишащий гадами.

С каким умилением я вспоминаю о посылках Шарпантье! Они были для меня наслаждением и вместе с тем одним из самых полезных испытаний в жизни. Благодаря им я воспринял уроки высшей мудрости, я стал образцом мужества, терпения, смирения, любви к правде и справедливости. Единственное, в чем я мог бы упрекнуть моих поставщиков жаб, так это в том, что они внушили мне некоторую гордость. Ибо трудно представить себе, сколько во всем этом грубости, ненависти, несправедливости и заблуждений. Особенно же много глупости. Мне хотелось бы распечатать такой пакет публично, показать, как нападение, начатое популярнейшей парижской газетой, переходит в провинцию, возвращается ко мне из-за границы, повторяясь в самых различных видах. Бывшие враги превратились в друзей; напротив, друзья пополнили собой ряды врагов. Далее всякая мелочь, остроты десятилетней давности, трехстрочные заметки репортеров, живущих сплетнями, штампованная клевета, оплачиваемая по столько-то за строку. Всем ведь жить надо. Содержимое пакетов не изменилось за четверть века, и сегодня это все та же куча мусора, что и во времена моей молодости, груда испорченной понапрасну бумаги; и не было еще случая, чтобы я мог извлечь для себя из этого пользу.

Когда-то, уже лет пятнадцать тому назад, я задумал выпустить под названием «Их ругань» том самых избранных комплиментов, которыми наградила меня критика. Уверяю вас, такое собрание могло бы послужить великолепным и нестареющим руководством для базарных торговок. С тех пор груда выросла непостижимо! У меня в Медане чердак доверху набит этим хламом; и хуже всего, что груда все продолжает расти, ничто не способно остановить стремительно прибывающие мутные потоки — ни мои труды, ни мой возраст. Грязь течет и течет, небеса разверзлись, нас поливает жабами.

Было бы интересно заняться всерьез изучением чудовищной массы статей, которые наши литературные издания ежедневно посвящают некоторым писателям. Я не касаюсь здесь нескольких критических работ, — увы, столь редких! — написанных честно, с любовью и уважением к литературе. Я говорю о всей той низкой злобе, о всей разъяренной глупости, завистливом бешенстве, которые вызывает успех писателя, особенно денежный успех. Попытаюсь когда-нибудь исследовать состав того смрадного гейзера, который начинает бить, как только писатель выходит из безвестности. Сейчас я ограничусь определением трех видов критических статей, наиболее распространенных.