Читаем без скачивания Инквизиция и инквизиторы во Франции - Наталия Ивановна Московских

Действовали инквизиторы, не стесняясь в методах. Но жестокость порождает жестокость, и в ночь с 28 на 29 мая 1242 года инквизитор Гийом Арно, его помощник Стефен де Сен-Тибери, а также бывшие с ними приор доминиканского монастыря, каноник из Тулузы, нотариус и несколько мелких служащих инквизиции были убиты еретиками в Авиньонете. Это была спланированная акция, еретиков был целый отряд, и за ними стояли влиятельные сеньоры.

Доминиканцы Тулузы воззвали к взошедшему в 1243 году на папский престол Иннокентию IV и даже стали просить его снять с них опасную обязанность, но натолкнулись на холодный отказ. Кадровая политика папского престола была проста: «Незаменимых нет. Инквизиторов убили? Назначим новых, людей хватает». Сказано — сделано, и в Тулузу на место погибшего Гийома Арно был назначен Бернар де Ко, а в помощники ему определили Жана де Сен-Пьера. Де Ко, если судить по его записям, был осторожнее и помягче своего предшественника: он не передавал еретиков светским властям для сожжения, а сажал их в тюрьму, предпочитая сохранять им жизнь.

Как бы то ни было, на юге Франции в середине XIII века инквизиторам приходилось крайне тяжело: противник был организован, он не только желал сдаваться, но и переходил в наступление.

День открытых дверей

Х. К. Цандер в книге под говорящим названием «Как святая инквизиция объявила забастовку» рассказывает о невероятном событии, произошедшем в 1249 году. Случилось то, о чем даже помыслить, казалось бы, невозможно, — инквизиция прекратила свою работу, причем «забастовал главный центр преследования еретиков —…святая инквизиция в Тулузе. Вскоре после этого из солидарности с бастующими коллегами сложила полномочия инквизиция в Париже и на всей территории современной Франции. В Тулузе инквизиторы даже открыли ворота тюрьмы. Они выпустили многочисленных заключенных там еретиков, обосновывая это тем, что они не готовы преследовать даже одного-единственного вероотступника, пока не будут созданы нормальные условия для строго законной и свободной от коррупции инквизиции».

Эту ситуацию можно оценивать по-разному. Но в любом случае она лишний раз указывает на то, что сами инквизиторы ставили своей целью не террор, а именно борьбу с ересью — и многие из них вступали в эту борьбу с самыми чистыми намерениями.

Чтобы люди, чья карьера и благосостояние напрямую зависели от исполнения ими своих служебных обязанностей, решились на подобное — по сути, бунт (хотя Цандер, конечно, несколько преувеличивает), — у них должны были быть самые веские основания, а положение, в котором они оказались, поистине отчаянным. Как пишет Цандер, «с самого начала она (инквизиция. — Н. М.) попала в труднейшее положение. Коррумпированные местные чиновники, доселе преследовавшие вероотступников и не желавшие лишаться своих доходных мест, начали изо всех сил саботировать работу новых папских инквизиторов. Например, они отказывались использовать конфискованное имущество осужденных легальным образом, а именно для финансирования нужд самой инквизиции». То есть инквизиция во Франции осталась без средств к существованию, поскольку другого источника дохода у нее не было.

Разумеется, на ум приходит и другая трактовка происшедшего: местные чиновники мешали инквизиторам в полной мере вкушать мирские блага и удовлетворять свою жадность, и те пошли ва-банк, дабы вовлечь в дело папский престол и раз и навсегда решить вопрос в свою пользу. И эта трактовка прекрасно бы вписалась в устоявшееся мнение о сотрудниках Святого Официума, если бы не одно но. Тот же Цандер, ссылаясь на канцелярские книги тулузских доминиканцев, сообщает: «Для своих писарей новые инквизиторы покупали сукно высшего качества, а для себя лишь грубое и дешевое сукно. Также и в продуктах питания: для кнехтов закупалось мясо и вино, для самих инквизиторов чаще всего «potagium» — простые овощи. И хотя для инквизиторов было крайне опасно двигаться пешком по землям вероотступников, они обходились без лошадей. Одним словом, новые блюстители веры хотели быть бедными и бескорыстными, такими же бедными и бескорыстными, как сам Иисус. И такими же демократичными. Главой каждой местной инквизиции доминиканцы назначали не какого-то «великого инквизитора», ставшего более поздним изобретением испанской инквизиции, а двух равнозначных «socii», что значит «товарищи», которые коллегиально принимали все решения для того, чтобы царил не произвол, а справедливость».

Но если самим инквизиторам много не требовалось, то для обеспечения работы инквизиционных трибуналов средства были необходимы. И можно понять возмущение бескорыстных монахов (допустим, что они были бескорыстны, когда доходило до борьбы с ересью), с которыми прикипевшие к кормушке чиновники не желали делиться. В протоколах тулузских доминиканцев есть записи, согласно которым они время от времени были вынуждены отпускать еретиков, так как их негде было содержать, а создалось такое положение, потому что инквизиционная тюрьма стояла недостроенной и не хватало денег, чтобы купить строительные материалы.

Возложенная папой на доминиканцев миссия по борьбе с ересью воспринималась ими (и не только ими, конечно!) как дело первостепенной важности. И немудрено, что они испытывали негодование, когда видели, что столь важную работу всячески саботируют.

Инициировав работу Святого Официума и вменив ему в обязанность блюсти чистоту веры и карать непокорных, верхушка католического духовенства, похоже, забыла о том, что этого «верного пса» надо кормить. Сложилась ситуация, которая хорошо описывается анекдотом из нашей жизни. Молодого оперативника спросили, почему он уже полгода за зарплатой не приходит, а он ответил: «Я думал, пистолет выдали, а дальше крутись, как хочешь». И инквизиторы первой волны крутились, как могли — прежде всего за идею, а не за деньги.

Конечно же, в инквизиции было немало людей, думавших в первую очередь о своей выгоде, однако, усматривая личный интерес в «борьбе с еретической мерзостью», они в то же время не сомневались, что творят добро — с той лишь оговоркой, что во время праведного боя не забывали что-нибудь урвать и себе.

Цандер утверждает, что тулузские инквизиторы в XIII веке «прекращали еще во время следствия девять из десяти дел, так как они находили улики и показания свидетелей ненадежными. Меньше одного процента обвиняемых в Тулузе и меньше двух процентов в Толедо были сожжены на костре — настолько добросовестно инквизиторы пытались ни в коем случае не допустить несправедливости». Сделаем, однако, тут ремарку: у инквизиторов и у тех, кого они преследовали, было разное понимание несправедливости.

Но в любом случае нельзя не отметить, что в период становления инквизиции сжигали людей относительно редко (что видно из процентного соотношения отпущенных и казненных арестантов), поскольку считали каждую казнь проигранной битвой за заблудшую душу еретика. К тому же отрекшийся от своих воззрений еретик был