Читаем без скачивания Полька - Мануэла Гретковская

4 декабря

До возвращения на галеры — полчаса покоя: завтрак, третий канал, музыка. Ставлю новую пластинку, «Голоса дельфинов».

— Звуки дельфиньего дворика, — комментирует Петушок.

Спустя мгновение Поля, тоже в своем роде дельфинчик — обитающее в воде млекопитающее, — принимается быстро плавать, панически нырять. Все более судорожно. Испугалась посягнувшего на ее территорию конкурента? Я выключаю проигрыватель. Кто его знает, что она там слышит, чего не любит. Сквозь толщу околоплодных вод этот писк мог напугать ее или пощекотать. Человеческое ухо различает только посвистывания — а что еще записано на этой пластинке? Ультразвуки? Дантист не хотел пользоваться при мне ультразвуковой бормашиной — вредно для малышки.

После «терапевтического контакта с дельфинами» Поля не давала мне покоя, шныряла под ребрами, била по мочевому пузырю. Осторожненько, но по ее меркам — это вроде маршировки по желудку. Дельфиньи матери уводят своих непослушных детей на дно и там обзывают плохими ультразвуками. Я послала ей ультрамысль — зайка, успокойся, мамочка работает. Не помогло, живот немел до конца дня.

Я не в состоянии ничего делать. Уже неделю приходится отходить от компьютера и укладывать себя на кровать. Откладывать в сторону себя самое: голова работает, но нет сил шевелить пальцами.

В Польше забастовка медсестер. Что-то вроде восстания женщин или рабов. За месяц они зарабатывают столько, сколько их шведские коллеги за одно ночное дежурство. Моя мама работает тридцать пять лет, она старшая медсестра — два инфаркта и нищенская пенсия. Красные и черные горизонтальные полоски на сестринских шапочках этих голодающих девушек символизируют уровень их жизни. За чертой, за пределами нормы. По вине своего призвания.

Брачные объявления в местной газете. Мужчины красивы и хорошо обеспечены. Женщины — интересны, стройны и образованны (особенно русские), кроме одной: средних лет, ищет лысого энергичного толстяка. О себе пишет, что особой красотой не отличается, несколько примитивна.

Заглянула в зеркало: не «посмотрелась» — в ванной оно слишком маленькое, — а именно заглянула, чтобы увидеть живот. Мне стало не по себе: вот мое лицо, обычное, а внизу обрезанная зеркалом вторая, выпуклая половинка. Словно приставленная из иллюстрации к газетной статье — фотография какой-нибудь модели или актрисы, позирующей в обнаженном виде, с материнским животом. Когда-то я прикладывала подушку, выгибалась, примеряя перед зеркалом воображаемую беременность, — все мы в это играем. Теперь мне по-настоящему неловко: неужели это я, худышка, становящаяся матерью? Уже не маскарад, а серьезная округлая вещь, катящаяся своим чередом, оставляя меня далеко позади. Именно так это и выглядит: впереди живот, а за ним я — пытаюсь поспеть со своими чувствами, планами на будущее.

5 декабря

Я ни в чем не уверена — на что мы будем жить, где… Все висит на телефонном проводе. Нам никак не удается договориться. Каждый тянет в свою сторону: я — к мифической Польше, Петр — к тоскливой Швеции.

— Конечно, я в любой момент приду на твои похороны, только позови, — злюсь я на Петушка. — Останусь здесь и буду любоваться на твои синяки под глазами после ночных дежурств.

Пьяный от усталости, ты просыпаешься после обеда, уже в темноте, и догораешь до вечера, до работы.

Мы повторяем одни и те же аргументы, правда, уже без агрессии, но и без надежды. Миримся (но не друг с другом, между нами стоит тишина), стараясь имитировать собственные слова и жесты до ссоры. Упражнения на нормальные отношения, болезненные, словно тебе вправляют вывихнутую руку.

Удобная поза на сегодняшний день: руки опущены, спина сгорблена от усталости. Ноги поджаты, чтобы не напрягались мышцы живота. Ходьба: выпятив зад, слегка присев, перенося вес назад и вбок — ну вылитая обезьянья праматерь Ева.

А что, если купить квартиру в деревянном доме, в Лодзи, на Спорной? Удобств нет, центрального отопления нет, готовить придется на печке, по воду ходить во двор… зато детские воспоминания, ощущение защищенности.

6 декабря

«Городку» конец. По мнению телевидения, он «слишком приближен к жизни, слишком реалистичен. Необходим эскапизм». С точки зрения философии, «эскапизм» пованивает мертвечиной, скукой, утопией. На жаргоне телевизионщиков это звучит как комплимент: эскапизм — soap opera[80], бразильский сериал; никакой изюминки — идеал, с точки зрения Рейтинга, современного медиа-бога. Тем не менее это подходящий момент для завершения работы. Не придется никого убивать (Звезду) — расстанемся со съемочной группой, не взяв на душу смертельного греха. Меланхолическое прощание и… должность для Петра: не пойдет ли он на место редактора (продюсера) по сценариям. Приличная зарплата, можно начинать прямо сейчас… или с мая, по нашему желанию — студия готова подождать. Я держу Петушка за руку. Он думает. Я, должно быть, выдавливаю из него ответ, тяну за рукав. Он колеблется, наконец произносит: — Да.

Мы возвращаемся!!! Если мечты сбываются, то в благодарность за доверие!

Петушок в шоке. Он договорился о встрече, будет подписывать контракт со студией. Квартиры нет, в середине апреля появится Поля — безумие. Здесь мы бросаем удобный угол, лес, хорошую бесплатную медицину. Безответственность. Мы со своей безответственностью справимся (я справлюсь, Петушок-то — уже начинает трусить и отступать — может, позже… Это «может» — море, отделяющее нас от Польши).

Паспорт для Поли. Сколько времени займет его оформление?

— Двухнедельным беби паспорта не выдают, — упирается Петр. — В этом возрасте все выглядят одинаково. Пожалуйста, могу тебе сделать фотографию хоть сию секунду: берем крупный оранжевый помидор, приклеиваем голубые глазки и кладем на подушку.

Паспорта наверняка бывают, иначе чужих детей вывозили бы оптом.

Вечером звонит из Лондона Марыся. Она провела неделю в Штатах, одна, без детей и супруга — как в незамужние времена. Голос кажется Петушку подозрительным — травка? Да нет, Марыся не курит, она под естественным кайфом радости бытия.

— Проблемы? Тошнота? — У Марыси есть рецепт на любое недомогание. — Съешь кусочек хлеба. Судороги? Подкладывай под ноги серое мыло.

— Марыся, ну что ты такое выдумываешь?

— Мне французские акушерки говорили, в католической больнице. От судорог в ногах лучше всего помогает savon de Marseille[81], обычное серое мыло.

— Чтобы приподнять ноги? — Я подозреваю монахинь в склонности к суевериям — вроде искушения дьявола или чудесного исцеления с помощью дешевого мыльца. Отбелим тьму серым мылом, аминь.

Ночью меня ожидает кара. В лодыжку вцепляется пес. Я вою от боли. Вырванный из сна, Петр хватает меня за голову, пытается извлечь ее из ночного кошмара.

— Нет! Левая нога! — ору я.

Он таким же движением хватает лодыжку, массирует. У меня никогда не было судорог, я считала, что это просто онемение руки или ноги, которое демонизируют неумелые пловцы. Но демоны существуют на самом деле, как и дьявольские судороги, а также старофранцузские экзорцизмы с помощью серого мыла.

7 декабря

Нога болит. Ступаю осторожно, опасаясь визита ночного питбуля. Глотаю витамины, готовлю себе фасоль — надо залатать недостаток витамина В и магния, выкручивающий конечности в смертельных судорогах. Волочу ногу, но болит скорее голова. Возможно ли, что судороги — следствие разговора с Марысей? Получается просто притча о недоверии. Мир сошел с ума. В башке болезненный черный ящик предположений.

День: диалоги к законченному «Городку» (облава на идеи), вечером отправляем рукопись.

Ночь: Петушок просыпается ровно в три, когда начинается дежурство, и наша спальня превращается в уютное психиатрическое отделение. Прозрачные, пронизанные дневным светом эмоции опадают, наливаясь темной тяжестью. (Раз бывает темная материя, отчего не бывать темным эмоциям?) Отъезд в Польшу. Нереально — слишком много головоломок. В такие минуты даже выйти из дому — и то кажется невозможным.

Болтаем о фильмах и книгах. Почему в Польше нельзя снять фильм о мафии? За финансирование такого проекта не взялся бы ни один телеканал. Нет у нас и настоящих политических «Кукол». Ну, разве что раз в год, в шутку. Я наивно полагала, что Canal+ сможет пересадить на польскую почву «Гиньоль» — самые популярные французские «Новости», политические «Куклы» нового поколения интеллигенции. Одинаково беспощадные к левым и правым. На это не решится ни польский Canal+, ни любой другой частный канал — побоятся за свою концессию, контракты. Общественное телевидение тоже отпадает — эти опасаются и левых, и правых (хуков).