Читаем без скачивания Сердце Гудвина - Ида Мартин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гудвина я заблокировала и «другого раза» Тима решила не ждать, хотя из-за всех событий в сердце поселилось смятение, что я поступала по отношению к нему несправедливо. Словно не он отказался от меня, а я от него, и оставшаяся неопределенность между нами беспокоила не меньше, чем неподдающееся объяснениям поведение Ксюши. Наверное, мне не стоило все так обрубать и для начала выяснить, о чем он не смог сказать возле калитки. Потеря Кати наверняка не прошла для него бесследно – это чувствовалось по его осторожности и по сдержанности тоже, да и Гудвина он придумал, чтобы хоть как-то оставаться собой.
Но так уж повелось, что парни всегда сами бегали за мной, и уход Тима в столь важный для меня момент задел мое самолюбие настолько, что на следующий день я проснулась, пребывая в полной уверенности, что люблю его.
Такое сложно объяснить. Но чем труднее нам что-то дается, тем важнее становится. Я непрерывно прокручивала мысленно наши с ним разговоры, эпизоды, ситуации субботнего вечера и утра воскресенья. Вспоминала, как весело ехали на день рождения и как угрюмо я молчала всю дорогу обратно. Но Тим держался так, словно ничего не произошло, будто я всего лишь капризный надувшийся ребенок в дурном расположении духа. Это злило и одновременно вызывало желание оправдаться. Я попала в дурацкий замкнутый круг, совершенно не понимая, что делать дальше. А не имея возможности поговорить и посоветоваться с Ксюшей, и вовсе чувствовала себя беспомощно.
До последнего звонка оставалась пара недель, и нас каждый день снимали с уроков, гоняя на репетиции. Общий выход класса на сцену, общая песня, сначала только наша, а в конце вместе с ашками, зачитывание благодарности учителям.
Большую часть праздника готовил наш класс, потому что математикам постоянно было некогда. Они же «учились», а мы «хорошо читали стихи», как пояснил Ионыч.
Мы с Ксюшей готовили один стих на двоих. Совсем короткий, но нам обеим он нравился. Особенно первая строчка. Ее Ксюша уступила мне.
Солнце над партою, лето у ног. Сколько он длится, последний звонок? В окнах вселенная не умещается, Школа глядит, а сама уменьшается. Взгляды летят над далеким штурвалом, Острым ланцетом, могучим станком, А над страной, как над актовым залом, День заливается синим и алым Школьным прощальным хрустальным звонком…[3]
Последнюю фразу мы произносили громко хором, и оттого настроение у стихотворения делалось еще более воодушевляющим.
Но теперь, после ссоры, читали мы его вяло, на отвали, Ионыч был недоволен, а мы с Ксюшей старались не встречаться взглядами и не касаться друг друга, стоя плечом к плечу.
– Девочки, ну что за лица? – Яков Ионович сидел в первом ряду перед сценой и сокрушенно качал головой. – Репетиция на то и репетиция, что нужно выполнить все точно так же, как на концерте. Вы должны стараться, а сейчас у вас такой вид, словно вы хотите поскорее от меня отделаться.
Потупившись, мы молчали. За нашей спиной стоял негромкий гул дожидавшихся своей очереди и перешептывающихся ребят.
– Давайте поступим так, – начал учитель и взглянул на наручные часы. – Мы сейчас быстренько прогоним общую песню с «А» классом, а потом вы еще раз прочтете свое стихотворение, но уже с другим настроением. Алиса, сходи, пожалуйста, позови математиков. У них физкультура в зале. Виталий Семенович обещал выделить мне пятнадцать минут. Остальным не расходиться. Стоять на месте. Споете – и отпущу вас.
Физкультурный зал располагался напротив актового. Тугая деревянная дверь, стучать в которую, когда играют в баскетбол, не имело смысла. А когда я вошла, игра у них была в самом разгаре. Парни табуном носились из стороны в сторону, девчонки сидели на длинной скамье, наблюдая за ними. В нашем классе обычно было наоборот.
Заметив меня, Виталий Семенович оглушительно свистнул.
– Так! Сейчас поете песню, потом возвращаетесь и доигрываете.
Послышались недовольные возгласы, но один за другим математики все же потянулись к выходу. Взмыленные, красные, пышущие жаром и все еще пребывающие в пылу игры, они проходили мимо меня, обсуждая промахи, нарушения и яркие эпизоды. От них пахло потом, смешавшимся с запахом дезодорантов и азартом. На Тима я старалась не смотреть, но он сам остановился возле меня.
– Привет. Как дела?
– Все хорошо, спасибо! – Я опустила глаза.
Собранные на затылке волосы, влажная футболка, облегающая каждую мышцу, смеющийся взгляд. Лучше мне этого не видеть. Стайка мурашек пробежала по позвоночнику, и я поежилась.
– Мерзнешь? – поинтересовался Тим.
– Нет, просто стараюсь не дышать.
– Понял! – рассмеявшись, он двинулся дальше.
– Алиска, привет! – Пробегая мимо, в качестве приветствия Степа подставил ладонь, и я отбила. – Хорошо, что ты пришла. Иначе мы проиграли бы.
Мартов тоже притормозил. Его разглядывать было не страшно. Хотя, если абстрагироваться и не знать нашу предысторию, смотрелся он, пожалуй, даже привлекательнее Тима. Не зря же мы с Ксюшей в самом начале одновременно запали именно на него.
– Что делаешь вечером?
– В смысле?
– Гулять пойдем?
– Нет.
– Почему?
Я отвлеклась на Ершова, который, проходя мимо, подмигнул.
– Что ты спросил?
– Хочешь, зайду за тобой? Тебе же сейчас, наверное, не с кем гулять?
– Спасибо, не нужно.
– Почему?
– Настроения нет.
– Я зайду, и оно появится.
– Не появится.
– Давай проверим!
Не отвечая, я поспешила смешаться с группкой девчонок. Иногда мне казалось, что проще ему уступить, чем продолжать сопротивление. Может, из нас и правда получится хорошая пара? Мартов уж точно не сбежит от меня, сбросив с шеи в кровать. И не станет пытать загадками. Он будет счастлив, согласись я просто гулять с ним. А о поцелуях и говорить нечего. Впрочем, когда я задумывалась о поцелуях, то неизменно приходила к воспоминаниям о Ершове.
Пройди по тихим школьным этажам. Здесь прожито и понято немало! Был голос робок, мел в руке дрожал…
– тянули оба класса довольно стройным хором, и я, машинально открывая со всеми рот, не заметила, как перенеслась со сцены на лавочку под березой.
В мире ничего не происходит без причины. Уж я-то знала это наверняка. Случайных совпадений не бывает. И если вдруг стечение обстоятельств удивляет своей внезапностью, стоит хорошенько задуматься, из каких элементов мог сложиться этот пазл.
– Я все понял про тебя, – плотно прижимаясь сзади, прошептал мне на ухо Ершов, – и про твои предчувствия, и про знаки. А еще, что ты совершенно не умеешь этим управлять. Можешь не отвечать. Просто знай, что я тебя раскусил.
Он отошел так же тихо, как и появился. И все оставшееся время до конца уроков я только и гадала, что он этим пытался сказать.
– Откуда ты про меня узнал? – догнала я Ершова по дороге домой. – Рома сказал?
– Сам догадался.
– Не может быть.
– Может. Это называется «интуитивная динамика», и люди годами учатся, чтобы ее освоить, а ты даже не знаешь, что это такое. Я наблюдал за тобой у Матвея. А еще ты говорила про «нехорошие» способности и чтение мыслей.
– Остановись, пожалуйста, нужно поговорить.
– У меня репетитор, и я тороплюсь.
– Но ты должен рассказать мне об этом!
– Серьезно? Должен?
– Хорошо. Не должен, но я тебя очень прошу.
– Ладно. Идем.
Я осторожно переступила порог его квартиры. Бросив взгляд на мои голые ноги в лодочках, Ершов сказал, что можно не разуваться, но свои полукеды снял.
Я мельком огляделась. Квартира обычная. Среднестатистическая. Как у нас или Михайловых: без роскоши или следов бедности.
– Проходи, не бойся. Дома никого нет!
Ершов толкнул плечом ближайшую дверь и вошел в комнату первым. Швырнул рюкзак на узкую кровать, быстрым движением скинул пиджак. Подошел к балконной двери и распахнул ее. В квартиру ворвался поток теплого свежего воздуха.
– Давай по-быстрому, у меня полчаса на сборы! – Повернувшись ко мне, он расстегнул штаны и, пристально глядя в глаза, принялся медленно спускать их, но, не дождавшись реакции, рассмеялся и ускорился. А избавившись от них окончательно, баскетбольным броском кинул к пиджаку.
– Я в душ. Ты со мной?
– Ты обещал поговорить, – отмерла я, с трудом приходя в себя от его беспардонности.
– Вот там и поговорим! – Он весело подмигнул. – Или нам будет не до разговоров?
– Слушай, Ершов, ты вообще умеешь общаться как человек, без вот этого всего?
– Без чего этого? – Его губы иронично скривились.
– Без пошлостей и приколов.
– С тобой не могу.
– Почему?
– Потому что ты – это ты.
– И что же со мной не так?
Наклонившись вперед, он хрипло прошептал:
– Ты меня возбуждаешь.
Он снова брал меня на понт, как возле дачного домика, поэтому, выдержав его взгляд, я как можно
