Читаем без скачивания Фадрагос. Сердце времени. Тетралогия (СИ) - Савченя Ольга "Мечтательная Ксенольетта"

– Спасибо, – поблагодарила я, нехотя отстраняясь от Кейела.

Кружка согрела озябшие пальцы. Тем не менее я, босоногая, не сильно мерзла, да и ребята тоже. Ночная прохлада была мягкой и тепло тянула едва заметно.

Кейел выпустил меня из объятий и молча принял свою порцию расслабляющего напитка. Пока я принюхивалась к сладко‑кислому пару, стараясь угадать ингредиенты, Кейел поцеловал меня в щеку и улыбнулся ласково. Я всего на секунду отвлеклась на него, но отвернуться уже не сумела – залюбовалась очаровательным веселым блеском в любимых глазах. Вот только показалось еще, что за ширмой радости, гораздо глубже, спряталась тягучая печаль. С этой возникшей догадкой она тотчас растревожила и мое сердце.

Почему Кейел так и не отчитал меня за рискованную авантюру над Лавовым озером? Почему всю последующую дорогу вел себя необычайно учтиво? Куда испарилась его агрессия и мнительность? Как‑то от Елрех слышала, что звери перед смертью либо совсем сходят с ума, либо внезапно успокаиваются. Но ведь люди – не звери.

– Мои предки после союза сердец часто выбирали себе парные имена, – внезапно заговорила Ив, разрушая застоявшуюся вечернюю тишину.

Мы все посмотрели на нее. Она сидела на седле Тоджа и, укрыв ноги курткой Роми, двумя руками держала кружку. Глядя на нас с Кейелом, с захмелевшей добротой улыбнулась и продолжила говорить:

– В древних свитках написано, что Единство позволяло им чувствовать природу и управлять ею: землей, водой, огнем и воздухом. Когда образовывались странные пары из разных стихий, им давали имена после обряда союза сердец.

– Странные? – Кейел изогнул бровь, а его улыбка стала шире. – Разве мы странные?

Роми фыркнул громко. Поерзал, лежа на спине, и удобнее устроил рогатую голову на ногах супруги. Елрех же перебирала его волосы и не сводила влюбленного взора с утонченного профиля.

– Я до сих пор не разобралась, кто из вас кого любит, да и любит ли вообще. – Склонив голову набок, Ив дернула ушами. – Вы оба очень скрытные. И да – странные.

Я спрятала волнение за глотком отвара. Несмотря на аромат, он кислил и горчил, но несильно, а послевкусие приятно щепало язык. Кейел тоже промолчал, но ощутимо напрягся подо мной. Кажется, бросил на мое лицо мимолетный взгляд – да и только.

Ив тоже отпила, и блеск в больших глазах стал отчетливей.

– Вы как своенравный огонь и спокойная вода.

– Это Кейел‑то вода? – опешила я. – Спокойная…

В голове легонько зашумело, а по телу распространилась волна слабости. Захотелось отставить кружку, повиснуть на шее Вольного и не двигаться до самого рассвета. Пусть только обнимает покрепче.

– Он точно спокойнее тебя, – отозвался Роми.

– И часто лишь терпеливый Вольный способен угомонить тебя, своенравная Асфирель, – поддержала его Елрех и хохотнула.

На лице Ив расплылась широкая улыбка.

– Любите вы друг друга или нет – не знаю, но дополняете – идеально.

Я вдохнула глубоко, стараясь не поежиться. В шумных мыслях стала проступать одна единственная: я никогда не встречу никого лучше и не захочу заменять его кем‑то хуже. Попросту не смогу.

Сделала несколько обжигающих глотков, отставила кружку в примятую траву и обняла Кейела.

* * *

Кейел.

Безрассудная. Если что‑то и успокоит ее, то это будет смерть, а не я. Вместо того, чтобы, как фадрагосцы, наслаждаться жизнью, она спешит прожить ее. И ни перед чем не останавливается. Она не Вольная, но почему‑то самостоятельно выбирает наш путь. Сама ставит себе цели, сама рискует всем, чтобы добраться до нее. Какая сейчас ее цель? Помощь мне? Не думаю. Скорее, решила, что богатства сокровищницы и сила Единства позволят ей жить, несмотря на все невзгоды, с комфортом. Будет ли это так? Помогут ли ей артефакты и деньги? Сомневаюсь… Уж точно не остепенят. Но как знать, что она придумает снова. Безудержные стремления девочки пугают и восхищают одновременно, а упорство пробуждает зависть.

Лицо Ани вновь охватывали отсветы ночного костра, и я с затаенным теплом в груди тронул щеку, погладил нежную кожу. В сиянии пламени девочка всегда выглядела воинственно, и ей в самом деле подошло бы огненное имя. Хотя Асфирель – не так далеко от этого направления.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

«Ты мой ключ от Фадрагоса».

Я зажмурился, заглушая слабое раздражение. Вероятно, она соврала тогда, а я до сих пор ищу знаки в ее признаниях. Ключ – понятие обширное. Ключ не всегда только открывает, а иногда дает начало чему‑то. Ключ – исток – вода.

Совпадение.

Прижимаясь губами к виску Ани, я мысленно отругал себя. Глупец. Нельзя слушать эльфийку под легким дурманом. Мне суждено переродиться с новым именем, в новой семье и найти другую девушку. Солнце поможет забыть Аню. Справлюсь с миссией – и все закончится. Надеюсь, Кхангатор не развяжет войну и мое рождение произойдет в мирном Фадрагосе.

Уже совсем скоро… Алурей, зачем предупредил меня? Страшно. Теперь мне страшно.

Голос исследовательницы вырвал из мыслей, мелодично разлился в ночной тишине. Эльфийский язык тек плавно, медленно, но переполнялся весельем. Аня заинтересованно обернулась и вперилась в подругу изумленным взглядом. Такая же, как и хозяйка, любопытная Феррари поднялась с нагретого места и беззвучно приблизилась. Завораживающая песня манила даже зверей. Я улыбнулся и осмотрелся – так и есть: Тодж тоже отвлекся от объедков туши степного оленя и прислушивался, двигая головой. Елрех что‑то произнесла Ромиару, и он, широко улыбнувшись, поднялся с ее ног. Вскоре фангра ухватила опустевший котелок и, застучав по нему ладонью, замычала – низко, бархатно.

– Духи Фадрагоса, – поерзав, прошептала Аня.

Я поморщился. Ноги давно затекли, но отпускать девочку мне не хотелось. Как и не хотелось, чтобы тяжесть от нее исчезла. Даже та, что давит в груди.

– О чем они поют? – Кисло‑сладкий запах раздразнил обоняние; расплавленное золото в темных глазах заворожило.

Только не отворачивайся.

– Об озорных духах, – произнес в манящие губы. – Воспевают их доброте и наивности.

Получив ответ, она моргнула и отвернулась.

– Аня, – позвал я, заставляя снова посмотреть на меня. От ее внимания сладко внутри, тягуче. Как от меда. – Поцелуй меня.

От ласковых рук по телу разошлась дрожь. Вскружила голову не хуже дурмана, вкус которого принесли нежные губы. Аня прервала поцелуй – будто единственную радость отобрала.

– Хочу танцевать, – сказала, поднимаясь и хватая меня за руки.

– Аня, я…

– Пойдем же. – Склонившись надо мной, потянула сильнее.

Я поднялся и позволил ей увести себя чуть дальше от костра. Что со мной? Страх не тот, что принес известием Алурей. Другой. Я сомневаюсь. Не уверен в себе.

– Я не знаю, как под это танцевать. Ритм не особо медленный. – Аня хохотнула и, подняв голову, опять в глаза заглянула – сердце остановила. Безжалостная. – Не страшно же, что в такт не будем попадать. Все свои.

Вдохнув поглубже, я признался:

– Аня, я не умею танцевать.

Все нормально. Вольному подобные навыки не нужны. Убивать умею, танцевать – нет. Тогда почему стыд точит? Все просто: давно стремлюсь, чтобы бойкая и высокомерная девочка лишь восхищалась мной.

Она смеяться не стала – нахмурилась. Но ударила иначе, кажется, болезненней:

– Ладно. – Пожала плечами. – Я научу самому простому, который знаю. С ним любой разберется.

Я обнял ее, как она попросила, а затем мы стали топтаться на месте, медленно кружась. И это танец? С другой стороны, пока Аня так льнет ко мне, я готов танцевать вечность. Пусть учит меня еще бесполезным знаниям. Пусть ее голос не затихает рядом, пока я могу слышать. И пока могу видеть, пусть горящее золото в темных глазах обжигает нутро. Пусть она преследует запахом хвои повсюду. Пусть тепло дышит на меня ароматом мелиссы, которую пьет вечерами. Пусть отравляет дурманом, а ее сладкие поцелуи горчат на сердце. Пока оно бьется, пусть болит из‑за нее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})