Читаем без скачивания Братья-рыцари и камни Гроба Господня - Алекс Никмар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Свиток был не то, чтобы небольшой — нет, его, скорее, правильнее было бы назвать непривычно маленьким. Он был написан мелким убористым почерком на дешёвой серой бумаге, какую можно было купить в некоторых городских трактирах Парижа. На такой бумаге не считали для себя возможным писать даже невысокие рангом легисты и писари в канцеляриях сенешалей (разве что дела у их сеньоров были совсем уж плохи). Никто из чиновников, офицеров и министров королевского двора, в обычной ситуации, даже не взглянул бы на подобное «творение» письменности, характерное для мелких, ничего не значащих для них просителей. Да что тут говорить — и сам де Ногаре побрезговал бы взять его в свои руки, если бы не одна, всё определяющая деталь…
Этой деталью была та печать, которой ещё вчера был запечатан этот свиток. Она — эта самая печать — как знал де Ногаре, лично видевший её на руке автора, была небольшой, искусно выполненной на поверхности перстня. Сейчас она уже была вскрыта, но две части её сломанного оттиска ещё сохранились на приставшем к обороту листа серо-коричневом сургуче.
Оттиск был сделан небрежно, видимо второпях, но де Ногаре, прежде чем сломать его, тщательно разглядел детали. В центре оттиска были изображены две буквы «Т», своими поперечными перекладинами лежащие одна на другой, образовывая тем самым равносторонний лапчатый крест, вокруг которого, по краю печати, шла надпись: «Sigillum militum templi xpisti» — «Печать воинства храма Христова».
Две буквы «Т» означали довольно высокое иерархическое положение автора в так ненавистном Гийому де Ногаре ордене храмовников: «Туркопольер туркаполов» — командир орденских наёмников. Этот человек был единственным, кого хранителю большой королевской печати удалось склонить на свою сторону и то — только лишь благодаря тому, что существовали некие тайные причины, которые во враждебном отношении к тамплиерам объединяли их обоих…
Для хранителя большой королевской печати этот свиток был крайне важным. Он содержал в себе тайное послание от одного из его личных лазутчиков, неотрывно наблюдающего за всеми событиями, происходящими в твердыне храмовников — мрачном семибашенном Тампле.
Тампль… — этот зловещий замок — воплощение вездесущего присутствия и непоколебимой мощи тамплиеров. В глазах де Ногаре он был подобен восставшему из недр земли древнему титану, каменной скалой нависавшему над самым сердцем Французского королевства: «Богу и королю угодно, чтобы храмовники пали, и они падут. В этом моё предназначение, и в этом моя судьба. Каким бы хитрым не был де Моле, но я всё же хитрей его. К тому же — этот гордец и тайный интриган слишком заигрался в благородство и до сих пор наверное думает, что здесь, в Париже, то же, что и в Леванте, где Великие магистры могли диктовать свою волю королям. Нет, здесь, во Франции, всё не так! Здесь тебя не спасёт даже Папа, который теперь озабочен лишь одним — сберечь в своих руках то, что у него в них ещё осталось…»
Гийом де Ногаре не без удовольствия вспомнил события трёхлетней давности, когда он вместе с Джакомо Колонной, в сопровождении трёхсот закованных в кольчуги всадников и наёмных пехотинцев взял штурмом папский дворец в Ананьи и арестовал укрывавшегося в нём понтифика.
Папа Бонифаций VIII-й этого, конечно, никак не ожидал. Он самонадеянно и самозабвенно, как до него это делали все Папы подряд, строчил свои буллы и последней из них — «Super Petri solio» — «На престоле Петра», уже собирался лишить власти самого короля Филиппа, отлучив его от церкви и освободив его подданных от клятвы вассальной верности. Видимо пребывая своим блаженным умом в воспоминаниях о временах Каноссы, он возомнил себе, что его духовная власть и сейчас, спустя двести с лишним лет, может главенствовать над властью королей! Как же сильно он ошибался…
Вспомнив, каким нелепым, в окружении его воинов, выглядел побледневший понтифик, как жалко звучал его срывающийся от страха голос, беспрестанно повторяющий одну и ту же фразу: «Вот вам моя выя, и вот вам моя голова», Гийом де Ногаре холодно усмехнулся: «Я никогда не забуду, как ты, выслушав переданный мной приказ короля, выкрикнул мне в лицо, что ты с готовностью пойдёшь на любой суд и примешь любой приговор, поскольку к нему его приведу я — бывший еретик-катар, сын отца и матери, которых его инквизиторы заживо сожгли на кострах!.. Жалкий, презренный церковник! Моя пощёчина в латной перчатке навсегда умерила твою неуемную жажду власти! Да что там твою — теперь все Папы до скончания веков будут знать своё место, и больше никогда не смогут натравить королей и их карательные войска на невинных «добрых людей»!
Тяжелые, полные горя и незаживающей обиды воспоминания сильно разбередили душу, и главный королевский советник, не сдержав себя, ударил тяжёлым кулаком о столешницу: «Но и этого, клянусь справедливым и добрым Господом-Богом, мне мало! Я хорошо помню о сотнях и тысячах костров, пылавших по приказам Пап в Арагоне, Лангедоке и Италии! Я никогда не забуду крики сжигаемых и запах горящей человеческой плоти, равно как и скрип колёс странствующего трибунала «Святой» Инквизиции и тяжёлый топот конницы «Воинства Христова»! Всё это навсегда осталось в моей памяти. Всё это до конца моих дней будет тревожить кровоточащие раны моей души. И поэтому я не успокоюсь до тех пор, пока храмовники — эти верные папские псы — не ответят за все свои злодеяния и не взойдут на костры… — такие же страшные костры, как те, на которых сгорали обвинённые в ереси «добрые люди».
«Расправимся с зарвавшимися от вседозволенности храмовниками — вырвем последние острые зубы из папской пасти, а беззубая тварь, какая-бы хитрая и коварная она ни была — может только злобно шипеть, но никак не кусаться!.. — главный королевский советник поправил пошатнувшийся и немного сместившийся от удара по столу массивный бронзовый подсвечник. — Всё, что мне для этого было нужно — это достойный повод, и теперь мне кажется, что этот, такой долгожданный повод я, наконец, нашёл!..»
Гийом де Ногаре задумчиво постучал свернутым в трубочку свитком по столу, затем развернул его и уже второй раз за сегодняшнее утро начал перечитывать написанное похожим на мелкий прерывистый
