Читаем без скачивания Американская пустыня - Персиваль Эверетт

– Я прочел отзыв о вашей книге: ее очень хвалят, – заметил Тед.

Рейчел Радди поковырялась в салате.

– По-моему, вы два года назад выступили с докладом в Каламазу, – откликнулась она. – Я так поняла, доклад очень удался.

Тед кивнул – при том что, хоть убей, не помнил никакого такого доклада.

– В вашем cv[iii] говорится, что у вас новая книга на выходе.

– Да, в Кембридже, – подтвердила Рейчел. И тут же, словно устыдившись сказанного, добавила: – Мне столько всего велели переделать, я уж думала, никогда ее не закончу.

Тед глядел, как гостья ест: Рейчел Радди ему решительно нравилась. Как печально: она ведь мучительно сознает, что явилась сместить его, причем вынуждена смотреть в лицо этому досадному факту – просто-таки через стол.

– Вам не за что себя винить. Если у меня карьера не сложилась, то при чем тут вы? Не обращайте внимания. Я, например, уже смирился. Так отчего бы нам не расслабиться немного?

Рейчел Радди улыбнулась.

– Вы ужасно славный, – промолвила она.

Тед кивнул.

– Вы вроде бы тоже. Что мне вам рассказать об этом месте? – Признаться, в тот момент Тед себя ужасно славным отнюдь не считал. Ведь он говорил все это гостье только затем, чтобы облегчить жизнь себе, не ей.

– А вы расскажете все как есть? – спросила она.

– А то!

Когда в душной, переполненной церкви Тед посмотрел на Рейчел Радди, она в ужасе подняла перцовый аэрозоль и принялась прыскать во все стороны, ослепляя объятых паникой людей, которые пробивались к дверям. Те, в свою очередь, завизжали еще громче, еще пронзительнее – ежели, конечно, такое возможно. Орвилл Орсон, схватившись рукою за грудь, рухнул на скамью.

Девять лет назад Теда Стрита взяли на кафедру отнюдь не благодаря Орвиллу Орсону; тот, по слухам, вообще был против его назначения. Впрочем, толстяк держался вполне любезно.

– Зайдите ко мне в кабинет, – позвал Орсон однажды, углядев Теда в коридоре. – Присаживайтесь.

– Никак, новая лампа? – полюбопытствовал Тед.

– Да, жена купила. – Орсон закрыл дверь и подпихнул под нее свернутое полотенце. – Закурите?

– Нет, спасибо.

Орсон ткнул толстой сигарой чуть ли ему не в лицо, уселся за стол, прикурил, сложил руки на обширном пузе.

– Тед, вы ведь знаете, что в следующем семестре выдвигаетесь в кандидаты на штатную должность?

Тед кивнул.

– Как там ваша книга? – полюбопытствовал Орсон.

– В «Корнелл» ее продержали полгода, но так и не взяли.

Орсон выглянул в окно и затянулся поглубже.

– Отзывы о вас как о преподавателе превосходные. Да вы и сами это знаете. Тед, как по-вашему, опубликуете вы эту книгу или нет?… Ладно, отвечать не трудитесь. Тед, Тед, Тед! Какие-либо иные виды у вас есть?

– Вы хотите сказать, что на должность мне рассчитывать нечего? – уточнил Тед.

– За восемь лет вы опубликовали две статьи.

– А то я не знаю, сколько и чего я опубликовал.

– Или не опубликовали! – рявкнул Орсон. – Послушайте, Тед, я вам не враг, но документов для назначения на должность требуется вот такенная папка. Протоколы заседаний, посещения лекций, внешние отзывы… а потом кафедре предстоит написать длиннющее письмо, объясняя, почему факультет рекомендует сделать то-то и то-то… Так вы собираетесь наконец опубликовать эту вашу книгу или нет?

– То есть если книга не выйдет, на должность мне рассчитывать нечего? – повторил Тед.

– По правде говоря, да.

– Но я превосходный преподаватель, – возразил Тед.

– Ну, отзывы о вас и впрямь неплохие.

Тед глянул в окно, на парковку и улицу за ней.

– А это хоть что-нибудь значит?

Орсон не ответил. Он тупо глядел на зажатую в пальцах сигару – а затем лицо его и шея медленно налились багрянцем, он запрокинул голову, вытянул грузные ноги…

– Что такое? – спросил Тед.

Орсон вывалился из кресла.

Тед обежал стол и опустился перед ним на колени.

– Орвилл… Орвилл! – окликнул он. А потом заорал «Помогите!», схватил телефонную трубку, вызвал «скорую помощь». Крикнул еще раз и тут осознал, что Орсон совсем синий и не дышит.

Тед склонился над Орсоном и принялся делать ему искусственное дыхание, прильнув губами к вонючему от сигары рту: он дул, и дул, и дул, и гадал про себя, не следует ли дуть еще сильнее, ведь накачать воздухом этакого толстяка – задачка адова. Между выдохами Тед снова и снова звал на помощь, пока, наконец, не подоспел Ленард Форман с одной из факультетских секретарш. Они стояли и глядели, как Тед спасает Орсону жизнь.

Фельдшеры уже увозили больного на каталке, когда Орсон наставил на Теда жирный указующий перст и крикнул:

– Ты смотри, книгу-то опубликуй! Слышишь? Только попробуй не опубликовать!

Ясно было, что с Орсоном приключился инфаркт не из слабых – прямо там, на церковной скамье, точнее, даже на коленях у декана, который, судя по сходному виду, тоже стал жертвой сердечного приступа. Теду хотелось окликнуть собравшихся в церкви, – дескать, успокойтесь и займите свои места, или, если уж так приспичило выйти, то хотя бы покидайте здание организованным порядком. Но рот у него был зашит наглухо, так что сказать он мог только:

– Мэмм, ммммм, ммэм.

Сын Теда встал и, точно загипнотизированный, зашагал к отцу.

Но о делах семейных речь пойдет в свое время.

Воскрешение Теда, мягко говоря, шуму наделало немало – бесчинствующая куча мала выплеснулась из церкви на улицы, а завершились беспорядки арестом аж семнадцати хулиганов – те сочли потрясенную, пардон, просветленную толпу своей законной добычей на предмет грабежа и забавы в целом.

В тот день Орвилл Орсон и декан скончались от сердечного приступа прямо на полу Первой христианской церкви Вечного Духа и Крови Христовой. Сестра Глории, Ханна, сломала руку. Рейчел Радди с помощью перцового аэрозоля проложила себе путь к выходу, добежала до машины, выехала на автостраду и, миновав несколько развязок, припарковалась у «Карроуз» или, может, у «Денниз», откуда позвонила своему парню в Сан-Франциско. Тот сперва подумал, что она шутит, затем решил, что у нее не все дома, и швырнул трубку. Водитель «Ю-Пи-Эс», сидевший в последнем ряду – он заехал ненадолго, по пути из одного места в другое, и явился как был, в коричневой униформе компании, – тихонько выскользнул за дверь при первых же признаках движения покойника. Мистер Гробб из похоронного бюро сидел чуть сбоку и в разгар переполоха оставался на месте, снова и снова изучая пюпитр с закрепленным на нем бланком статистики естественного движения населения, – иначе говоря, свидетельством о смерти.

– Мэмммм, ммммм, – пробурчал Тед. И подошел к мистеру Гроббу. – Ммммэмф.

Мистер Гробб извлек швейцарский армейский карманный ножик, трясущимися руками перерезал стежки на губах Теда Стрита – все, кроме трех, – и рухнул в обморок.

– Шпокойштвие, – прошамкал Тед. – Рашшлабьтесь.

К тому времени Глория пришла в себя хотя бы отчасти и убедилась, что муж ее вовсе не мертв, а стоит перед ней живехонек. И она, и дети бросились к нему. Тед простер руки, дабы обнять их, – и внезапно устыдился собственной наготы. Недолго думая, он позаимствовал у жены мантилью и обернул ее вокруг пояса.

Все четверо – Тед, Глория и дети – поглядели на царящий в церкви переполох, на хор, что молился под руководством преподобного Стейджа, все выше воздевающего руки к небесам, на последние, слабые конвульсии Орсона и декана, на Ханну, что тихонько всхлипывала на полу у двойных дверей, прижимая к груди пострадавшую руку. А потом зашагали прочь от алтаря, прошли по узкому, темному коридору и через черный ход выбрались в боковой проулок. О беспорядках они бы так и не узнали, если бы не автомобильные гудки и не вопли, доносящиеся откуда-то издалека.

– Папа, а как так вышло, что ты живой? – полюбопытствовала Эмили.

– Ыа нне жнаю.

Глория порылась в сумочке, достала маникюрные ножницы и разрезала оставшиеся на губах Теда швы.

– Спасибо, милая, – проговорил он. – Так оно лучше. Эмили разревелась.

Тед удрученно глядел на перепуганную, растерянную дочь – сам растерянный, пытаясь сложить воедино все происшедшее. Помнил он только стремительно надвигающийся грузовик «Ю-Пи-Эс» и ощущение разлетающихся водяных брызг. По обстановке, в которую он угодил – или, если угодно, в которую он вернулся, придя в сознание, – Тед понял, что его считали мертвым. Однако факт, что он только что ушел с собственных похорон, в голове просто не укладывался.

Тед пощупал шею – и почувствовал под пальцами неряшливый шов, удерживающий на месте голову: сама леска казалась гладкой и скользкой, а бугристые стежки словно застревали под пальцами.

– Значит, моя голова… – Тед не договорил.

– Была отделена от тела, – кивнула Глория.

– Бррр, – сказал Тед.

В лицах родных отразилось сочувствие.

– Мне пришлось опознавать твою голову в морге, – продолжала Глория: воспоминания, еще совсем свежие, грозили захлестнуть ее. Она вновь расплакалась – и заговорила сквозь слезы: – Твоя голова лежала в большом тазу, а я рассматривала ее на экране телевизора, и глаза у тебя были закрыты, а рот открыт, как будто ты пытался что-то сказать, и… и…