Читаем без скачивания Наступает ударная - Г Семенов

Основным препятствием для противника в полосе нашей дивизии было, естественно, озеро Селигер. Растянуть дивизию на таком широком фронте иначе было бы просто немыслимо.

Селигер - это две цепочки озер, связанных между собою сужениями, проливами и протоками. Одна цепочка тянется на 90 километров с севера на юг, другая пересекает ее с запада на восток, простираясь более чем на 50 километров. Глубины достигают пяти метров, а ширина в некоторых местах доходит до трех километров и более.

Расположено озеро среди отрогов Валдайской возвышенности. Места эти изумительно красивы. Не случайно их называют жемчужиной русской природы.

В этих краях начинает свой путь матушка Волга. В 20 километрах от деревни Свапуша, расположенной на западном побережье Селигера, среди лесных зарослей бьет из-под земли небольшой родничок. Над ним стоит бревенчатый домик. Здесь и рождается главная река России. Через реку Селижаровку Селигер пополняет Волгу своими водами.

Берега озера холмисты и местами довольно высоки. Недалеко от северной оконечности Селигера на 300 метров над уровнем моря поднялась гора Ореховна. Ее вершина - наивысшая точка Валдайской возвышенности. Почти рядом с этой высотой проходила правая разграничительная линия нашей дивизии. Немцы имели на горе свой командный пункт, позволявший просматривать местность на десятки километров.

Извилистость береговой линии и большое количество островков придавали озеру определенное своеобразие с военной точки зрения. Глубокие заливы и полуострова, далеко вдающиеся в воду, затрудняли организацию обороны на побережье, требовали дополнительных сил, чтобы выставить на эти участки надежное боевое охранение.

Значительная часть прилегающей территории была занята лесами, в которых преобладали ель и сосна. Через каждые два-три километра прямо у воды стояли небольшие деревни. Все население было на месте, уходить никто не хотел. Люди надеялись, что мы защитим их, не пустим фашиста дальше на восток.

Некоторым товарищам, прибывшим в дивизию вместе со мной, пришлось начинать работу, как говорится, с азов, с формирования и сколачивания подразделений. В гораздо лучшем положении оказался наш дивизионный разведчик Анатолий Поликарпович Крылов.

Дело в том, что в предыдущих боях сохранилось ядро разведывательной роты. Красноармейцы и командиры роты, отходившие от самой границы, не раз прорывавшиеся из вражеского кольца, воевали не только отважно, но и грамотно, хорошо владели своей трудной военной профессией.

Бойцы разведроты с гордостью называли себя бабанинцами, по фамилии своего командира - лейтенанта Бабанина.

Александр Афанасьевич Бабанин был человеком незаурядным. Родился он в 1915 году в Курской губернии. Отец Саши погиб на русско-германском фронте. Мать, воспитавшая четырех сыновей, умерла в 1934 году. Через три года ее младшего сына Александра призвали в Красную Армию и направили в Орловское бронетанковое училище.

Я не знаю, как началась для Бабанина война. К нам он прибыл из разведотряда 3-й танковой дивизии.

Сероглазый, улыбчивый, с крупными чертами лица, оказался на первый взгляд даже несколько флегматичным. Простотой, мягкостью, внутренним обаянием Бабанин быстро располагал к себе окружающих. В деле был тверд и решителен, а его собранности, умению быстро и правильно оценивать обстановку мог позавидовать любой.

Большой популярностью пользовался в дивизии и лейтенант Борис Михайлович Аврамов, командир одного из взводов разведроты. Отличительными чертами этого юноши-комсомольца являлись смелость и точный расчет. Высокий, ладно скроенный, лейтенант был сдержан, немногословен и не по возрасту суров. Разведчики доверяли ему, как и Бабанину, охотно шли с ним на любое задание.

Повезло не только капитану Крылову, принявшему под свое начало таких подчиненных. Повезло и самим разведчикам, получившим такого командира. Человек это был вдумчивый, неторопливый. Он отлично понимал, что такое ответственность за порученное дело, за судьбы людей. К сожалению, рана, полученная еще на озере Хасан, довольно часто напоминала о себе, и Крылов не всегда мог работать в полную силу.

Наша разведка, располагавшая такими кадрами, довольно скоро добилась успеха на новом рубеже. 7 октября группа лейтенанта Аврамова проникла в тыл врага. В результате успешного налета на небольшой отряд гитлеровцев, двигавшихся по лесной дороге из Боровского в Полесье, разведчики уничтожили пять вражеских солдат и захватили в плен унтер-офицера.

Недавно я встретился со своим однополчанином полковником Н. И. Гутченко. Осенью 1941 года он, совсем молодой техник-интендант 2 ранга, служил переводчиком в 82-м стрелковом полку. Николай-то и поведал мне некоторые подробности той успешной вылазки.

Вскоре после того, как мы заняли оборону на озере Селигер, рассказал он, ПНШ-1 82-го стрелкового полка капитан Пилипенко, бывший пограничник, прибывший в полк из академии Фрунзе, подготовил разведывательную группу для выхода в тыл противника, чтобы захватить "языка". Я тоже напросился, и он меня взял. Это была моя первая вылазка...

Мы подходили к намеченному для засады району, когда заметили на опушке вдалеке какую-то группу, которая разворачивалась в боевой порядок. Капитан Пилипенко тоже скомандовал "К бою!". Но наш мнимый противник сориентировался быстрее и понял, что здесь недоразумение. Мы увидели вставшего во весь рост человека в танковом шлеме. Он махал руками. Оказалось, что это - лейтенант Аврамов. Он возвращался из разведки. Его группа несла тяжелораненого пленного. Увидев таков дело, я предложил Аврамову тут же допросить пленного на случай, если он не выдержит пути до штаба дивизии. Это был первый допрошенный мной немец, унтер-офицер Эрих Шарф. Я до сих пор отлично помню все обстоятельства. Когда кончился допрос и был составлен протокол, Аврамов попросил Пилипенко, чтобы тот отпустил меня в штаб дивизии, иначе там могут не поверить, скажут, что протокол - липа. Пилипенко, поколебавшись, отпустил меня. Мы ехали на полуторке, и голова пленного лежала у меня на коленях. Он все время просил пить.

Мы как раз проезжали мимо озера. Я попросил остановить машину. Кто-то из разведчиков принес котелок воды. Унтер-офицер стал жадно пить. Но как только сделал несколько глотков, голова его запрокинулась, глаза остановились, сильно расширились и будто остекленели. У меня на руках впервые умирал человек, хотя он и был врагом. У пленного была насквозь прострелена грудь, рана кровоточила, и полы моей новенькой шинели были в крови...

Командир дивизии полковник Макарьев и комиссар Лыткин выслушали нас с Абрамовым. Когда я доложил результаты допроса, Макарьев сказал начальнику разведки капитану Крылову Анатолию Поликарповичу, что, дескать, нам надо было бы иметь в штабе своего переводчика. Но по штату не было для дивизии такой должности, и меня решили прикомандировать к штабу дивизии за счет 82-го стрелкового полка. Так состоялся мой перевод.