Читаем без скачивания Восточный ларец - Михаил Молюков

«Стамбул гяуры нынче славят…»

Стамбул гяуры нынче славят,А завтра кованой пятой,Как змия спящего, раздавятИ прочь пойдут и так оставят.Стамбул заснул перед бедой.

Стамбул отрекся от пророка;Б нем правду древнего ВостокаЛукавый Запал омрачил –Стамбул для сладостей порокаМольбе и сабле изменил.Стамбул отвык от поту битвыИ пьет вино в часы молитвы.

Там веры чистый луч потух:Там жены по базару ходят,На перекрестки шлют старух,А те мужчин в харемы вводят,И спич подкупленный евнух.

Но не таков Арзрум нагорный,Миоголорожный наш Арзрум:Не спим мы в роскоши позорной,Не черплем чашей непокорнойВ вине разврат, огонь и шум.

Постимся мы: струею трезвойОдни фонтаны нас поят;Толпой неистовой и резвойДжигиты наши в бой летят.Мы к женам, как орлы, ревнивы,Харемы наши молчаливы,Непроницаемы стоят.

Алла велик!К нам из СтамбулаПришел гонимый янычар;Тогда нас буря долу гнула!И пал неслыханный удар.От Рущука до старой Смирны,От Трапезунда до Тульчи,Скликая псов па праздник жирный,Толпой ходили палачи;Треща в объятиях пожаров,Валились домы янычаров;Окровавленные зубцыВезде торчали; угли тлели;На кольях скорчась, мертвецыОцепенелые чернели.Алла велик. – Тогда султанБыл духом гнева обуян.

Соловей и роза

В безмолвии садов, весной, во мгле ночей,Поет нал розою восточный соловей.Но роза милая не чувствует, не внемлет,И под влюбленный гимн колеблется и дремлет.Не так ли ты поешь для хладной красоты?Опомнись, о поэт, к чему стремишься ты?Она не слушает, не чувствует поэта;Глядишь, она цветет; взываешь – нет ответа.

Фонтану бахчисарайского дворца

Фонтан любви, фонтан живой!Принес я в дар тебе две розы.Люблю немолчный говор га ойИ поэтические слезы.

Твоя серебряная пыльМеня кропит росою хладной:Ах, лейся, лейся, ключ отрадный!Журчи, журчи свою мне быль…

Фонтан любви, фонтан печальный!И я твой мрамор вопрошал:Хвалу стране прочел я дальной;Но о Марии ты молчал…

Светило бледное гарема!И здесь ужель забвенно ты?Или Мария и ЗаремаОдни счастливые мечты?

Иль только сон воображеньяБ пустынной мгле нарисовалСпои минутные виденья,Души неясный идеал?

Из Гафиза

(Лагерь при Евфрате)

Не пленяйся Бранной славой,О красавец молодой!Не бросайся в бой кровавыйС карабахскою толпой!Знаю, смерть тебя не встретит:Лзраил, среди мечей,Красоту твою заметит –И пощада будет ей!Но боюсь: среди сраженийТы утратишь навсегдаСкромность робкую движений,Прелесть неги и стыда!

Д. В. Веневитинов

Песнь грека

Под небом Аттики богатойЦвела счастливая семья.Как мой отец, простой оратай,За плутом пел свободу я.Но тур ков злые ополченьяНа наши хлынули владенья…Погибла мать, отец убит,Со мной спаслась сестра младая,Я с нею скрылся, повторяя:«За все мой меч вам отомстит!»

Не лил я слез в жестоком горе,Но грудь стеснило и свело;Наш легкий челн помчал нас в море,Пылало бедное село,И дым столбом чернел над валом.Сестра рыдала – покрываломПечальный взор полузакрыт;Но, слыша тихое моленье,Я припевал ей в утешенье;«За все мой меч вам отомстит!»

Плывем – и при луне сребристойМы видим крепость над скалой.Вверху, как тень, на башне мшистойШагал турецкий часовой;Чалма склонилася к пищали –Внезапно волны засверкали,И вот – в руках моих лежитБез жизни дева молодая.Я обнял тело, повторяя:«За все мой меч вам отомстит!»

Восток румянился зарею,Пристала к берегу ладья,И над шумящею волноюСестре могилу вырыл я.Не мрамор с надписью унылойСкрывает тело девы милой, –Нет, под скалою труп зарыт;Но на скале сей неизменнойЯ начертал обет священный;«За вес мой меч вам отомстит!»

С тех пор меня магометанеУзнали в стычке боевой,С тех пор, как часто в шуме браненОбет я повторяю свой!Отчизны гибель, смерть прекрасной,Всё, всё припомню в час ужасный;И ксякий раз, как меч блеститИ налает глава с чалмого,Я говорю с улыбкой злою:«За все мой меч вам отомстит!»

П. А. Вяземский

Бахчисарай (Ночью при иллюминации)

Из тысячи и одной ночиНа часть одна пришлась и мне,И на яву прозрели очи,Что только видится во сне.

Здесь ярко блещет баснословныйИ поэтический восток;Свой рай прекрасный, хоть греховный,Себе устроил здесь пророк.

Сады, сквозь сумрак, разноцветноПестреют в лентах огневых,И прихотливо, и приветноОблита блеском зелень их.

Красуясь стройностию чудной,И тополь здесь, и кипарис,И крупной кистью изумруднойРоскошно виноград повис.

Обвитый огненной чалмою,Встает стрельчатый минарет,И слышится ночною тьмоюС него молитвенный привет.

И негой, полной упоенья,Ночного воздуха сгруиНам навевают опольщенья,Мечты и марева свои.

Бот одалиски легким роемВоздушно по салу скользят;Глаза их пышут страстным зноемИ в душу вкрадчиво глядят.

Чуть слышится их тайный шепотВ кустах благоуханных роз;Фонтаны льют свой свежий ропотИ зыбкий жемчуг звонких слез.Здесь, как из недр волшебной сказки,Мгновенно выдаются вновьДавно отжившей жизни краски,Власть, роскошь, слава и любовь.

Волшебства мир разнообразный,Снов фантастических игра,И утонченные соблазны,И пышность ханского двора.

Здесь многих таинств, многих былейВо мраке летопись слышна,Здесь диким прихотям и силеСлужили молча племена;

Здесь, в царство неги, бушевалоНемало смут, домашних гроз;Здесь счастье блага расточало,Но много пролито и слез.

Вот стены темного гарема!От страстных дум не отрешась,Еще здесь носится Зарема,Загробной ревностью томясь.

Она еще простить не можетМладой сопернице своей,И тень ее еще тревожитЖивая скорбь минувших дней.

Невольной роковою страстьюНесется тень ее к местам,Где жадно предавалась счастьюИ сердце ненадежным снам.

Где так любила, так страдала,Где на любовь ее в ответЛюбви измена и опалаЕе скосили в цвете лет.

Во дни счастливых вдохновенийТревожно посетил дворецСтрастей сердечных и волненийСам и страдалец, и певец.Он слушал с трепетным вниманьемРыданьем прерванный не разИ дышащий еще страданьемПечальной повести рассказ.

Он понял раздраженной тениЛюбовь, познавшую обман,Ее и жалобы, и пени,И боль неисцелимых ран.

Пред ним Зарема и Мария –Сковала их судьбы рука –Грозы две жертвы роковые,Два опаленные цветка.

Он плакал над Марией бедной:И образ узницы младой,Тоской измученный и бледный,Но светлый чистой красотой.

И непорочность, и стыдливостьНа девственном ее челе,И безутешная тоскливостьПо милой и родной земле.

Ее молитва пред иконой,Чтобы от гибели и злаНебес царица оборонойИ огражденьем ей была, –

Все понял он! Ему не новоИ в чуже сознавать печаль,И пояснячъ нам слово в словоСердечной повести скрижаль.

Марии девственные слезыКак чистый жемчуг он собралИ свежий кипарис, и розыВ венок посмертный он связал.

Но вместе и Заремы гневнойЛюбил он ревность, страстный пылИ отголосок задушевныйВ себе их воплям находил.

И в нем борьба страстей кипела,Душа и в нем от юных летСтрадала, плакала и пела,И под грозой созрел поэт.

Он передал нам вещим словомВсе впечатления свои,Вес, что прозрел он за покровом,Который скрыл былые дни.

Тень и его здесь грустно бродит,И он, наш Данте молодой,И нас по царству теней водит,Даруя образ им живой.

Под плеск фонтана сладкозвучныйЗдесь плачется его напев.И он – сопутник неразлучныйМладых бахчисарайских дев.

Е. А. Баратынский

Переселение душ

Зевес, любя семью людскую,Попарно душ и сотворилИ наперед одну мужскуюС одною женской согласил.Хваля всевышней благостыне!Но в ней нам мало пользы ныне:Глядите! ныне род людской,Размножась, облил шар земной:Куда пойду? мечтаешь с горем,На хладный север, знойный юг?За Белым иль за Черным моремБлуждаешь ты, желанный друг?Не всё. Залача есть другая.Шатаясь по свечу, поройСтолкнешься с родственной душойИ рад; но вот беда какая:Душа родная – нос чужойИ посторонний подбородок!..Враждуют чувства меж собой;Признаться, способ мировойНаходкой был бы из находок!Но он потерян между нас,О нем живет один рассказ.

В земле, о коей справедливоНам чудеса вещает старь,Б Египте жил-был славный царь,Имел он дочь – творенья диво,Красот подсолнечных алмаз,Любовь души, веселье глаз;Челом белее лилий Нила;Коралла пышного морейУстами свежими алей;Яснее дневного светилаУлыбкой ясною своей.В пределах самых отдаленныхНосилася ее хвалаИ женихами привелаК ней полк царей иноплеменных.И Мемфис-град заликовал!В нем пир за пиром восставал.Светла, прелестна, восседаяВ круг) любовников своих,Моя царевна молодаяСовсем с ума сводила их.И всё бы ладно шло; но что же?Всегда веселая, онаВдруг стала пасмурна, грустна,Так что на дело не похоже.К своим высоким женихамВниманье вовсе прекратилаИ, кроме колких эпиграмм,Им ничего не говорила.

Какая же была вина,Что изменилась так она?Любовь. Случайною судьбоюДержавный нир ее отцаУкрасить лирною игроюПризвали юного певца;Не восхвалял он Озирида,Не славил Аписа-быка,Любовь он пел, о Зораида!И песнь его была сладка,Как вод согласное журчанье,Как нежных горлиц воркованье,Как томный ропот ветерка,Когда, в полудень воспаленный,Лобзает он исподтишкаЦветок, роскошно усыпленный.Свершился вышний приговор.Свершился! никакою силойНеотразимый, с этих порПред ней носился образ милой;С тех пор в душе ее звучал,Звучал всечасно голос нежной,Ее питал, упоевалТоскою сладкой и мятежной!«Как глупы эти дикари,Разноплеменные цари!И как прелестен он!» – вздыхая,Мечтала дева молодая.

Но между тем летели дни;Решенья гости ожидали,Решенья не было. ОниУже сердшъся начинали.Сам царь досадою вскипел;Он не охотник был до шутокИ жениха, чрез трое суток,Избрать царевне повелел.Была, как громом, речью гневнойМладая дочь поражена.На что ж, в судьбе своей плачевной,Решилась, бедная, она?Рыдала долго Зораида,Взрывала сердце ей обида,Взрывала сердце ей печаль;Вдруг мысль в уме ее родилась,Лицом царевна проясниласьИ шепчет: «Ах, едва ль, едва ль…Но что мы знаем? статься может,Он в самом деле мне поможет».

Вам рассказать я позабыл,Что в эту пору, мой читатель,Столетний маг в Мемфисе был,Из иды вещий толкователь.Он, если не лгала молва,Проник все тайны естества.На то и жил почтенный дядя;Отвергнув мира суету,Не пил, не ел, не спал он, глядяВ глаза священному коту.И в нем-то было упованье;К нему-то, милые друзья,Решилася на совещаньеИдти красавица моя.

Едва редеет мгла ночная,И, пробуждаться начиная,Едва румянится восток;Еще великий Мемфис дремлетИ утро нехотя приемлет,А уж, покинув свой чертог,Б простой и чуждой ей одежде,Но страха тайного полна,Доверясь встречной надежде,Выходит за город она.Перед очами ЗораидыПустыня та, где пирамидыЗа пирамидами встаютИ (величавые гробницы)Гигантским кладбищем ведутК стопам огромной их царицы.Себе чудак устроил тутФилософический приют.Блуждает дева молодаяСреди столицы гробовой;И вот приметен кров жилой,Над коим пальма вековаяСтоит, роскошно помаваяШироколистненной главой.Царевна видит пред собойОбитель старца. Для чего жеОстаповилася она,Внезапно взором смущенаИ чутким ухом настороже?Что дланью трепетной своейОбъем лет сердце? что так пышетЕе лицо? и грудь у нейЧто так неровно, сильно дышит?Приносит песнь издалекаЕй дуновенье ветерка.

Песня