Читаем без скачивания Повесть Петербургская - Борис Пильняк

В доме - дома - Иван Иванович Иванов - жил, как - таракан в щели. Он боялся пространства.

Он любил книги, он читал лежа. Он не имел любимой женщины, он не стирал паутины. В маленькой комнатке были книги, и ширмы у кровати были из книг, и простыни на кровати были сухие. Автомобиль совался в туман. Двери были заперты и заставлены полками книг. В углу, на кровати, Иван Иванович - лежа - видел огромную шахматную доску: этой доски не было в действительности. - Мир, дым заводов, руки рабочих, кровь, милльоны людей, - красное пламя России, Европа, ставшая льдиной на бок в Атлантике, - Каменный гость, влезший - с громом - с конем - на доску: - на шахматной доске. Простыни - сухие, в комнате мрак, и тут в сухих простынях, в подушках - мысль: я! - я-ааа! Каменный гость - водкой: "Ваше превосходительство, Паки и паки Россия влачима есть на Голгофу. Каковы циркумстанции?.." Гость: "Никакой России, государь мой, никакого Санкт-Питер-Бурга, - мир." - Каменный гость: "Выпьем, ваше превосходительство, за художество. Не пьете?"- "Не пью." - "А за Алексеевский Петро-павловской крепости равелин, - паки не пьёшь?"- "Не пью." - "Понеже и так пьяно,ваше превосходительство, - так ли?- "Шутить изволите, государь мой, Алексеевский равелин -я,-я же!"- В сухих простынях, в жарких подушках, в углу - мысль: я-ааа!.. я-а - есть мир!

"Ты еси - Петр."

.. Китаец стоял в стороне, у китайца лицо, как у китайского чорта в кабинете инженера, в кабинете конторы были деревянные стулья и стол под клеенкой. Китаец прошел в сторону - женской по-ходкой, на нем была русская солдатская гимнастёрка без пояса. За решоткой окна стоял автомобиль. На лице у китайца были - только зубы, чужие, лошадиная челюсть, он ими усмехался: - кто поймет? - В конторе на окнах была паутина, стало-быть были и мухи. - К столу подходили. Подошол инженер: инженеру нельзя было горбиться.

- "Я утверждаю, что в России с низов глубоко - национальное здоровье, необходимое движение, ничего общего не имеющее с европейским синдикалистическим. В России анархический бунт во имя бесгосударственности, против всякого государства. Я утверждаю, что Россия должна была - и изживает лихорадку петровщины, петербурговщины, лихорадку идеи, теории, математического католицизма. Я утверждаю большевизм, разиновщину, и отрицаю коммунизм. Я утверждаю, что в России победит - русское, стряхнув лихорадку петровщины. Алексеевский равелин. Инженер Андрей Людоговский." - Так было записано в протоколе.

Иван Иванович сказал по английски:

- Помнишь, Андрей, мы играли в бабки. Но я своего брата . . .

И тогда на лице китайца - одни зубы - зубы совсем наружу, все лицо вопросом, с глаз спали сапеки, чтобы глаза- просили: - субординация спуталась. Китаец качался у стола справа налево и говорил - по английски, - все, сразу, что знал, много: - "Я хочу родину. Нуй-гэ Юан-Ши-Кай, - президент! Я хочу родину. На юге я дрался. Я хочу родину!" - Без субординации, в кабинете конторы разорвался кусок - горячего - человеческого.

... Китайца на шахматную доску! . . На набережных, в камнях трава поросла, финляндские дни одевают гранит мхами: дворцы стали тогда мертвецами-музеями. Петр Первый ушол от Адмиралтейства на Гончарную, где развалился дом: дом тогда придавил людей. Автомобиль - мостами, набережными, мост у Петропавловской крепости поднят, - автомобиль каретка-Бразье, простором Невы, как Иртыш, и поозерного неба-простором. В доме - дома - в окне - через окно - через крыши через Неву - на взморьи - в комнате - красная рана заката. Красная рана заката пожелтела померанцевыми корками, в желтухе-лихорадке. Ночью будут туманы. Желтуха? - китайца на шахматную доску! - Закат - умирал!.. Где-то далеко одинокий гудел катерок. Книги, книги, книги, - в померанцевых корках заката на полках и подушки не подсинила прачка. Ночью будет туман. У Ивана Ивановича не было женщины, - опять лихорадка. "Хина, кажется, жолтая - хинная корка?" Звонки.

- "Принесите черного кофе, покрепче," - горничной: она горничная женщина: "надо, чтоб пришла ночью"...

"Помнишь, Андрей, мы играли в бабки. Но я своего брата послал расстрелять, милый Андрей!" - "Петровщина Лихорадка, Санкт-питербурговщина? Большевик голову откусит, возьмет в рот и так: хак?!. - Нет большевика, нет никакой России, - дикари! Есть - мир!" -- Каменный гость: "Выпьем, ваше превосходительство, за художество. Ко-фий будете пить?" "Да, кофе." - "Понеже и так пьяно, ваше превосходительство так ли?" - "Утверждаю, что коммунизма в России нет, в России - большевики. Алексеевский равелин. Инженер Андрей Людоговский." - Каменный гость: "Брось, ваше превосходительство. Выпьем за художество! Плевать! Поелику пребываем мы в силе своей и воле." Гость: "Погодите, величество! Все есть - я! - слышишь, Андрей, все есть: я-ааа!.. милый, Андрей!

- Останьтесь, Лиза, на минуту.

- Простыни, барин, я просушила.

- Меня знобит, Лиза. Я одинок, Лиза, присядьте.

- Ах, что вы, барин...

- Присядьте, Лиза. Будем говорить.

- Ах, что вы, барин1.. Я лучше попозже приду.

- Присядьте, Лиза!

"Помнишь, Андрей, мы играли в бабки... У меня два брата. Один расстрелян, а другой"... - Китаец полез по карте Европы, на четвереньках, красноармеец Лиянов, - почему у китайца нет косы? - Простыни - сухие, на шахматной доске мир, руки рабочих, дым заводов, Европа - льдиною на бок в Атлантике, никакого Санкт-Питер-Бурга, - китаец на четвереньках на льдине. - И никакой шахматной доски - Лизины волосы закрыли шахматную доску, а губы у Лизы - сжаты - брезгливо. - "Паки и паки влачимы будучи на Голгофу"!...

- "Ты еси Петр и на камени сем я созижду церковь мою: - я - я-ааа."

- "Ах, барин, скорее, пожалуйста."

. . . Голубоватый, зеленый туман восставал над Невой и окутывал крепость. А над ним, над туманом - апельсиновой корки цвета - меркнул закат, и в тумане, в желтом закате плавал на шпице над крепостью - чорт-ангел-монах, похожий на чорную страшную птицу. Крепость в тумане уплыла.

. . . В общей камере - одни лежали с газетами, одни - играли в шахматы из хлебного мякиша. Китаец с женской походкой и с ноздрями над лошадиной челюстью, как у проститутки, - с лицом в мертвой улыбке, подходил ко всем, останавливаясь томительно против каждого, долго молчал, улыбаясь, и говорил, не то спрашивая, не то утверждая: - "Кюс-но..." Все понимали, что это значит скучно... - У волчка стоял другой китаец, страж, - иногда этот шептал в волчок:

- Ни ю цзы суй? Сколько лет ты считаешь себе?

- Во эр ши ву. - Двадцать пять, - отвечал китаец из камеры. И страж тогда говорил по русски:

- Сту-пай1 Нель-зя гово-ри1 - чтобы через пять минут прошептать вновь: Ни хао?.. - Ты здоров?..

Инженер Людоговский - инженеру нельзя было горбиться - весь вечер играл в шахматы, у стола в скарбе чайников и железных кружек. Шахматы были слеплены из хлебного мякиша. Китайцу бесразлично было на чем сидеть, он любил сидеть в углу, на полу и там что-то петь, очень беспокоющее, однотонное, как вой собак от луны. - В час после поверки всегда приходили, чтобы вы-зы-вать.

В этот час всегда говорили, никто не спал, но все ложились на нары, точно нары и сон - шанс, чтоб не вы-зва-ли ночью.

Инженер Людоговский рассказал: После смерти жизнь не сразу замирает в организме. Каждый знает, что волосы и ногти растут у мертвецов втечение нескольких месяцев. Одной из последних замирает деятельность мозга. Мертвец четыре недели после смерти - видит и слышит и, быть-может, ощущает во рту привкус гнили... Он не может двинуться, не может сказать. Понемногу оживают нервы рук и ног - и тогда они вываливаются из сознания, из ощущений. Последним начинает гнить мозг, - и вот последний раз ушная барабанка восприняла звук, последний раз кора большого мозга ассоциировала мысль о смерти, о любви, о вечности, о боге (- больше ведь ни о чем нельзя тогда думать, перед вечностью, тогда ведь нет - человеческих - отношений), - и потускнела мысль - как давно уже потускнели, остеклянели глаза, став рыбьими, - потускнела, развалилась мысль, как развалился, сгнил мозг. Вот через глазные впадины вполз червь, тогда глаза исчезли навсегда. После смерти идет новая, страшная жизнь. Одним это - ужас, а мне... Любопытная мысль, Петербург...

Но инженер не кончил, отвернулся к стене, поднял воротник пальто, не отвечал: инженеру нельзя было корчиться. Никто не говорил. Тогда в углу стал перебирать стекляшки - завыл, как собака при луне, - запел боевую песнь китаец:

Тен-да-тен мык кай!

Ди-да-ди мык кай.

Жо-сюэ тен тень куй!

Во цин ши-фу кай.

В волчок прошептал китаец-страж: - Ни гуй син? - твое дорогое имя?

На столе в камере на ночь остались шахматы, слепленные из хлебного мякиша. Ночью китаец с'ел шахматы, слепленные из хлебного мякиша. - А у дворцов на Зимней Канавке из зеленой воды в ту ночь выплывали - в тумане, окутавшем перспективы проспектов - двенадцать дебелых сестер лихорадок, Катерины, Анны, Лизаветы, Александры, Марии - императрицы - что-бы поплыть на Неву-реку, как Иртыш-река, к Петропавловской крепости, травку рвать там на границе, цынгу разбрасывать, слушать давний спор Алексея с Петром, стон поэта Рылеева, марши Николая Палкина, - поозерные сказки выведывать, - чтоб смотреть, как на Неве-реке справа красные горят коммуникационные огни, слева - белые, - чтоб увидеть там в тумане -- сквозь туман - из тумана восставшую Великую Каменную Стену, поставленную императором Ши-Хоон-Ти за два столетия до Европейской эры.