Читаем без скачивания Удивительное путешествие Помпония Флата - Эдуардо Мендоса

— Чтобы не потворствовать падению боевого духа, следует проявлять строгость. Только так у воинов сохраняется чувство долга и чинопочитание. Но если кто-то осознал свою вину и обещает впредь не повторять проступки, ничто не мешает проявить великодушие, как и положено офицеру римской армии, а виновным ничто не мешает выразить свою благодарность в виде того или иного подношения.

В следующие дни не раз повторялись суровые приговоры с последующей их отменой, что, признаюсь, вернуло покой в мою смущенную было душу.

Глава III

Палестина делится на четыре части: это Идумея, Иудея, Самария и Галилея. На другом берегу реки Иордан, на той части территории, что граничит с Сирией, находится Перея, которая, по мнению некоторых, также является частью Палестины. В целом это земли неровные, покрытые рытвинами и очень скудные. Не такова Галилея, где природа показала себя куда более щедрой: почва здесь гораздо ровнее, к тому же имеется в достатке вода, а горы преграждают путь раскаленному ветру, который соседнюю область превращает в бесплодную и унылую пустошь. В Галилее растут оливы, смоковницы и виноград, а в заселенных местах можно увидеть сады и огороды. Среди населения преобладают евреи, но так как земли здесь богатые, не редкость встретить также финикийцев, арабов и даже греков. И это, по словам Апия Пульхра, делает жизнь вполне сносной, потому что нет на свете народа хуже, чем евреи. Хотя они имеют древнюю культуру, а страна их граничит с великими государствами, евреи всегда жили, повернувшись спиной к соседям, к которым и теперь испытывают откровенную ненависть и на которых уже давно бы напали, если бы с такой очевидностью не уступали им во многом. Они грубы, жестоки, недоверчивы, упрямы, не понимают доводов логики и не поддаются никаким воздействиям. Евреи живут, ведя нескончаемую войну — то с внешними врагами, то между собой, и всегда против Рима, потому что, в отличие от прочих провинций и царств, входящих в состав империи, отказываются признать римское владычество и отвергают блага, которые оно с собой несет, то есть мир, процветание и справедливость. И дело вовсе не во врожденном чувстве независимости, как у бриттов и других варваров, нет, причины тут исключительно религиозного свойства.

Как ни странно, хотя, может, тут сказалась и природная их скупость, но евреи верят в одного-единственного бога и называют его Яхве. Когда-то у них считалось, будто этот бог выше, чем боги других народов, и поэтому они то и дело ввязывались в самые безрассудные войны, не сомневаясь, что под защитой своего бога непременно одержат победу. В итоге они претерпели и египетский плен и вавилонский. Будь они в здравом уме, давно бы поняли, насколько бесцельно их упорство и ошибочны убеждения, его питающие. Но где там! У них нет ни малейшего сомнения, что их бог не только наилучший, но и единственный на свете. А раз так, то нет никакой возможности ни заставить их принять другого бога, ни поверить в его силу и правоту. Вместо этого они действуют по прихоти своего бога или, как говорят они сами, согласно его понятию справедливости, а бог этот безжалостен к тем, кто верует в него, поклоняется ему и служит, и очень снисходителен к тем, кто не знает или отрицает его существование, нападает на него или откровенно насмехается над ним. Всякий раз, когда судьба отворачивается от них, то есть всегда, евреи ссылаются на то, что это наказание Яхве — то ли за нечестивость, то ли за нарушение установленных им когда-то законов. Законов этих немного, и они вполне обычны: не убий, не укради и так далее. Но со временем на этого бога напало что-то вроде настоящей закономании, и теперь свод законов представляет собой безнадежно запутанную и мелочную бессмыслицу, так что совершенно невозможно то и дело не нарушать какое-нибудь из предписаний. В результате евреи вечно раскаиваются в тех или иных своих поступках, а заодно и в поступках, что только предстоит совершить, хотя это не делает их ни более благоразумными в решающий миг, ни более честными, ни менее противоречивыми, чем остальные смертные. Правда, в сравнении с другими они более умеренны в своих привычках. Отказываются от многих продуктов, осуждают злоупотребление вином и ядовитыми веществами и, как бы странно это ни звучало, не склонны к содомии, даже в качестве дружеской услуги.

Еще несколько лет назад четыре части Палестины были объединены под владычеством одного царя, человека замечательного и твердого сторонника Рима, но после его кончины вспыхнули наследственные распри, и Август, дабы избежать раздоров, разделил страну между тремя сыновьями покойного. Того, кому принадлежит эта часть Палестины, зовут Антипой, но, взойдя на трон, он присоединил к своему имени имя великого отца и теперь зовется Иродом Антипой. По словам осведомленного лица, Ирод Антипа коварен, но слаб характером, почему и вынужден постоянно обращаться за помощью к римским властям, чтобы заставить свой народ уважать себя. Таким образом он удерживает относительное равновесие, правда, ценой собственной популярности, и с годами нелюбовь к нему лишь растет. Достаточно самого ничтожного повода — и вспыхнет восстание, а пока, если честно признаться, редкий месяц не возникает очага недовольства, вроде того, например, который теперь потребовал присутствия Ливиана Малия с его легионерами, в чьей компании я и проделал часть пути. К счастью, волнения разрозненны и недолговечны, их легко подавить по той простой причине, что евреям трудно договориться между собой и объединить свои силы. Самые злостные подстрекатели — священники, называющие себя толкователями слова Божьего, но, с другой стороны, уже само положение делает их ленивыми, послушными и склонными все-таки ладить с властями. Тем не менее они подогревают страсти своими проповедями и время от времени возвещают скорый приход посланника Божьего, который даст полное избавление еврейскому народу от ненавистного врага. Подобные пророчества звучат среди всех угнетенных варварских народов, но самые глубокие корни они пустили в этой мятежной земле, и потому здесь часто появляются обманщики, объявляющие себя Мессией, как именуют того, кто станет спасителем их родины. Но с такими Рим умеет расправляться быстро.

Развлекаясь беседой и забавными историями из военной жизни, а также охотой на диких животных и птиц вроде кроликов и горлиц, мы к вечеру следующего дня добрались до цели нашего путешествия — маленького городка, расположенного на вершине холма, откуда открывается чудесный вид. Городок известен своими источниками целебной воды, которую я собирался непременно испробовать, дабы исцелиться от недуга, который до сих пор причиняет мне мучения, не говоря уж о том, что пугает и вызывает смущение, так как проявления его соединяют в себе громкозвучность с внезапностью.

В мирное время римлян в городе не бывает, поэтому нас встретил глава местной власти — достойный и добродетельный священник по имени Анан, который после нескольких скупых приветственных фраз тотчас занялся нашим устройством. Апий Пульхр и солдаты разместились в пристройках к Храму, предназначенных для гостей-язычников, иными словами, безбожников, как считают те, кто исповедует иудейскую веру. Меня же после недолгих переговоров с женщинами, что занимаются в Храме уборкой, направили в дом старой вдовы, где, как они уверяли, имеется свободная комната для ночлега.

Старушонка, в чей дом меня отвели, оказалась настоящей гарпией, глухой и к тому же почти слепой. Что не помешало ей самым наглым тоном спросить, чем я заплачу за еду и постой. Та, что привела меня, взялась с ней торговаться, но я в их споре участия не принимал и, на чем они сошлись, не ведал. Когда я остался один на один со вдовой, она показала мне крошечную каморку с узким оконцем для притока воздуха. В углу лежала охапка соломы, призванная заменить мне постель. Рядом с каморкой располагалось отхожее место, во дворе имелся колодец. По двору разгуливали две козы. Вдова кое-как объяснила мне, что продает молоко и сыр, и это позволяет ей сводить концы с концами и жить вполне сносно. А так как я привык к куда худшим условиям и тут собирался провести не более одной ночи, такое пристанище вполне меня удовлетворило. Кроме того, в нынешнем моем положении я мало чего могу требовать. В чужих краях, без друзей я целиком завишу от людской доброты.

С тем я и поспешил в Храм, решив попросить немного денег в долг у Апия Пульхра до тех пор, пока не получу помощи от своих римских родичей. Но мне сказали, что как раз теперь трибун удалился для совещания с первосвященником Ананом и прочими представителями местной власти, здесь называемой синедрионом, чтобы обсудить дело, которое и привело сюда римлян.

По завершении их беседы я, подойдя к Апию, изложил свою просьбу. Он же ответил, что никогда не дает денег в долг, полагая подобную сделку недостойной его положения. Если мне нужны деньги, я должен обратиться к здешним заимодавцам, ведь евреи не брезгуют ростовщичеством. На что я возразил, что, на беду, мне нечего отдать им в залог.