Читаем без скачивания Ангел в темноте - Юлия Лешко

А мой пульс уже отсчитывает минуты перед эфиром…

Да, банальная разница в возрасте и угроза «преемственности поколений» – это, пожалуй, самая приятная версия Алисиной антипатии. Но не исключено, что я просто вызываю у нее отрицательные эмоции самим фактом своего существования. Демонстрировать их открыто она не может себе позволить: это – на ее-то высокой позиции – просто непрофессионально. Да я вообще готова поспорить с кем угодно на миллион в любой валюте, что она никогда, никому, ни при каких обстоятельствах не хамит. Мне было бы даже интересно посмотреть, как прекрасная Алиса орет на кого-то или, к примеру, непечатно ругается… Нереально. И неважно, что у нее творится внутри: гнев, досада, разочарование, обида! Внешних проявлений не будет. Как настоящую леди, ее ничего не может ни напугать, ни удивить, ни вывести из себя. Такого класса мне никогда не достичь. Впрочем, у меня и темперамент другой, и дипломатичности явно не хватает. Воспитание, конечно, попроще.

Ладно, что есть, то есть. Другой я уже не стану. Алиса, к сожалению, тоже…

Пора в студию. Я благодарю Наташу (словами – за прическу, рукой – за поддержку) и направляюсь к двери, когда Алиса, игнорируя заботливые руки Ирины Станиславовны, наносящей последний штрих, поворачивает ко мне свою красивую головку:

– Знаешь, кто еще заявлен в твоей номинации? Глеб Кораблев и Татьяна Корниенко.

Я замираю. Наступает минутная пауза, только говорит работающий телевизор. Кто-то из гримерш тихонько свистит. Я бы тоже присвистнула, да не умею. Потому что слова тут не особенно уместны: ах, и Глеб Кораблев тоже…

Все ясно. Она ведь могла бы сразу мне это сказать, но удовольствие нужно растянуть до максимума! Против лома нет приема, а Кораблев – это даже не лом, а градобойная машина. В смысле популярности и профессионализма. Таня Корниенко, ведущая ток-шоу для подростков, – славная девчонка, но никак не соперница, нет… А Глеб абсолютно объективно лишает нас обеих шансов на победу, по определению, так сказать.

Нужно что-то произнести. «Фраза на уход», как говорят в театре. И вот она найдена:

– Да ладно. Главное не победа!

Алиса одобряет кивком мои натужные «веселье и находчивость»:

– Конечно! – и улыбается. Дело в том, что у нее в активе две высшие профессиональные награды.

Мне хочется усилить произведенное обманчивое впечатление:

– Да, кстати, забыла спросить: а тебя в этом году номинировали?

– Ну что ты, не три же года подряд, – откровенно снисходительно произносит грандесса. – Я веду церемонию награждения.

В переводе это обозначает: «Я вне конкуренции». И это правда, черт возьми…

Глава 2

«Не надо бороться за любовь…»

Все, забыть про уязвленное самолюбие, Алису, проблемы, про все на свете: я – в кадре. Сижу в удобном широком кресле, передо мной низкий столик, украшенный цветами. За спиной – журчащая стекающей по стеклу водой прелестная инсталляция – выдумка нашего дизайнера. Эта «текучая» стена очень успокаивает, с ней как будто легче дышится. Чуть в стороне – монитор, на котором сейчас транслируются фрагменты из фильмов с участием пожилого актера: сегодня он мой гость в студии. В микрофоне за ухом шелестит голос режиссера, дающий последние установки, я что-то отвечаю. Это так привычно, что уже не инструктаж, а ритуал.

Время от времени взглядываю на мониторчик, освежаю в памяти старые кинофильмы: это хорошие фильмы, есть среди них даже шедевры отечественной киноклассики. Я действительно рада: предчувствую, что старичок-актер, народный артист еще Советского Союза, – приятный интеллигентный собеседник. Ходит медленно, говорит негромко, наверное, немного приболел. А может, просто старенький. Сколько ему? Лет восемьдесят? По-моему, я его молодым в кино никогда и не видела. Ладно, придется настроиться на ностальгию…

Я привычно строю прогнозы перед эфиром: как, в какой тональности пройдет беседа. И так радуюсь, когда ошибаюсь! Иногда самые скромные, замкнутые на вид люди поражают остроумием, а признанные краснобаи – искренностью, которой от них никто и не ждал. Любой человек для меня – сюрприз. Или мне везло до сих пор?

Сейчас пойдет «подводка», камера зафиксирована на мне. А в это время на второе кресло не без помощи сопровождающей его девушки усаживается пожилой актер. И когда он готов, я поворачиваюсь к нему и произношу:

– Давайте поприветствуем Николая Пантюхова, народного артиста Советского Союза, народного артиста, которого любят и знают в нашей стране, наверное, все. Взрослые помнят его замечательные роли в фильмах, ставших классикой отечественного кино, а дети смотрят мультики, в которых самые добрые, самые сказочные персонажи говорят голосом Николая Петровича. Здравствуйте, дорогой Николай Петрович…

Николай Петрович здоровается и смотрит на меня небольшими, кроткими, но весьма проницательными глазками. Интересно, что он сейчас думает обо мне? Это, конечно, выяснится исподволь в ходе беседы, но первое впечатление, которое мы производим на незнакомого человека, как правило, оказывается верным. Но не будешь же спрашивать об этом…

Между прочим, когда эфир закончился, мне рассказали, что редактриса откомментировала мою беседу с Пантюховым примерно в таких выражениях: «Ну дает Маргарита! Спорю, что она о нем узнала только сегодня, а так подает, будто он ей в детстве сказки лично рассказывал!»

Если честно, то о своих визави стараюсь хоть почитать что-нибудь. То есть поинтересоваться их жизнью на самом деле. Люди ведь тонко чувствуют, интересны они тебе или нет, либо это «просто работа». И результат соответствующий… Но старичка-актера я не впервые вижу, помню, даже плакала над судьбой одного его героя, отца, покинутого дочерью. Маленькая еще была. Так что моя симпатия к нему не наигранная, а вполне сформировавшаяся за долгие годы нашего заочного знакомства.

Конечно, всех, кто ко мне на эфир приходит, я любить не могу, да это и не надо. Но умею – как-то само выходит! – в каждом человеке найти что-то, что вызовет уважение именно у меня, Маргариты Дубровской – без оглядки на самое высокое общественное мнение, его личный авторитет или мировую славу… Нахожу, и тогда все идет как по маслу: герои начинают чувствовать себя в студии как в гостях – охотно рассказывают о себе, делятся новостями, улыбаются от души… Они ведь и правда в гостях: кроме меня, сидящей напротив, вокруг очень много людей, незаметно делающих свою работу. Но эти люди тоже смотрят, слушают, улыбаются, грустят.

Вот и я с улыбкой слушаю старичка. Краем глаза вижу, что камера меня сейчас не берет. Поэтому веду себя так, будто мы совершенно одни: киваю ему, могу прикоснуться к своему лицу, почесать нос. Николай Петрович освоился и уже рассказывает мне, как знакомой, о своей актерской жизни:

– Внешность у меня, как видите, не героическая. Да-да, и в молодости я не был красавцем. Неудачников каких-то играл часто, горемык… Пьяниц, опять же. Солдат, крестьян. Руководителей среднего звена… Бригадиров на стройке – человек пять, и почти всегда Петровичей, как я сам… А мечтал сыграть большую любовь. Потому что в жизни, в моей жизни такая любовь была. Она была, правда, не очень счастливая… Счастьем было то, что мне было дано все это пережить. И до сих пор кажется, что лучше меня любящего человека никто не сыграл бы…

Я внимательно слушаю старика, но это не мешает мне параллельно думать о своем.

Со мной так часто бывает: случится что-то, и я думаю, мучаюсь, пытаюсь найти выход, жду какого-то совета и обязательно получаю его, только не от подруг, мужа, матери…

Да, я человек, кажется, вполне здравомыслящий, не мистик, отнюдь! Надеюсь, не истеричка, хотя, бывает, склонна к рефлексии. И вот я, вся такая реалистка и прагматичка, время от времени получаю… Послание.

Это может быть обрывок случайного разговора в метро. Или строчка из книги. Однажды увидела рекламу по телевизору со слоганом: «Все приходит вовремя к тому, кто умеет ждать». Поняла: это мне… Или Послание является вот так, «своими ногами», как гость в студию. Приходит, и вместо заезженных от частого употребления киношных воспоминаний рассказывает о своей жизни, о своей прекрасной несчастной любви. Чтобы среди всех его слов я нашла одно, или два, или целую фразу, обращенную лично ко мне.

Спасибо старику за это доверие, за нечастую в наше время откровенность – это дорогого стоит, как всякая честность, как доброта. Я знаю: зрители сейчас не сводят глаз с экрана и у кого-то уже увлажнились глаза от мысли: «и я любил, и у меня так было…»

Да, его рассказ о том, как он понимает любовь, – это именно то, что так нужно было услышать МНЕ сейчас, сегодня. Или вчера, или год назад? Когда же начался этот нервный непокой, это изнуряющее смятение? Турбулентность какая-то непрерывная…

Старый актер говорит спокойно, почти не интонируя, не делая никаких лишних жестов, – сказывается академическая актерская выучка, еще Станиславский считал, что «жесты обедняют речь». Это наши телеведущие через одного взяли моду махать руками как мельница, норовят ткнуть «перстом указующим» едва ли не в глаз собеседнику. И отучить их от этого невозможно!