Читаем без скачивания Оранжерейный цветок и девять растений страсти - Марго Бервин

— Дай мне твою руку, Лила Грейс Нова.

Он взял меня за руку и провел моими пальцами по огромному листу.

— Чувствуешь?

— Он мокрый.

— Не мокрый, а влажный, в росе. Разницу видишь?

— Как тебе это удается? Ну, то есть роса. Чтобы растения сильно не намокали?

Он отпустил мою руку. На ней осталась грязь от его рабочей перчатки, словно я брала руками землю.

— Купи себе парочку суперсильных увлажнителей. Не ставь их очень близко к птичке, ты ведь не хочешь намочить листья слишком сильно, но и не ставь чересчур далеко, чтобы не пересушивать. Достаточно близко, чтобы они были покрыты тонкой пленкой влаги. Они это любят и вырастут выше потолка. Помяни мои слова, тебе придется переехать на новое место, чтоб только не расставаться с этой птичкой.

— Ненавижу переезжать.

— Это потому, что у тебя есть корни. Признак того, что ты прирожденный садовод.

Мне понравилось, как это звучит. Прирожденный садовод. Звучало как-то более живо и человечно и даже более женственно, чем истинный рекламщик.

Я посмотрела на Эксли. Его глаза цвета выцветшей рабочей блузы были окружены морщинками, веером разбегавшимися от наружных уголков глаз, возможно оттого, что он целый день щурился от яркого солнца. Он заставил меня почувствовать, будто я нахожусь вовсе не на Манхэттене, и это чувство мне понравилось. «Этот человек настоящий профессионал», — подумала я. Настоящий волнующий флирт с продавцом цветов.

— Чем ты занимаешься? — спросил он.

— Рекламой.

— Ха, милое занятие.

Ну что ж, если он хочет изображать сельского увальня, я буду изображать сексуальную горожанку

— Да. — Я обеими руками отбросила свои длинные белокурые волосы назад и склонила голову набок — Совершенно очаровательное.

Процесс рекламы

Способ продажи продукта, в процессе которого вы заставляете людей поверить в то, что им нужно нечто, в чем на самом деле они абсолютно не нуждаются. Эта работа не для людей с высокими этическими нормами, но отлично подходит для тех, у кого практический склад ума в сочетании с хорошим воображением и умением считать деньги.

Правда заключалась в том, что моя работа внезапно приобрела для меня некоторое очарование. Не знаю, то ли из-за того, что я проводила в офисе бесконечные дополнительные часы, стараясь притупить боль, то ли просто какая-то высшая сила дала мне возможность проявить себя, но как-то так случилось, что, пока длился развод, среди вереницы адвокатов, посредников, пьяных телефонных звонков, смены замков, переезда, слез и криков, нам с Коди удавалось-таки написать, а потом и удачно продать рекламу кроссовок «Puma». Это было наивысшее достижение в нашей карьере, и мы собирались на телевизионную съемку с участием супермодели (даже притом, что я, будучи писателем, ненавижу использовать слово супермодель как принадлежащее английскому языку).

Утром в день съемок я стояла перед шкафом, решая, что надеть, или, точнее, какой выбрать стиль для встречи с моделью.

Я перепробовала различные стили: сексуальный, панк — и в конечном счете оделась а-ля балерина. Распустила волосы, позволив им спадать мягкими волнами поверх свободного летящего розового мини-платья. Накинула на плечи тонкую серебристую шаль и сунула ноги в блестящие балетки. Мне казалось, я выглядела легкой, воздушной и грациозной. В это редкое для меня счастливое мгновение я даже исполнила несколько па, проскользив по новой квартире и четко осознавая, что если сейчас в моей карьере случится удача, то с этого самого момента все в моей жизни наладится.

Киностудия в Бруклине со всеми своими операторами, звукооператорами, клиентами, рекламными агентами, директором и свитой модели, суетливо завтракавшими возле передвижной кухни, очень напоминала огромный товарный склад. Модель в одиночестве курила у складного ломберного стола, разложенного в качестве кухонного. В джинсах с заниженной талией, остроносых черных сапогах и рубашке под коротким, классического покроя меховым жакетом из лоскутков, она сидела, держа в руках сумку от Баленсиаги. В семь часов утра, даже без макияжа и укладки девушка выглядела невозможно элегантной.

— О мой бог, цыпа, ты только на нее посмотри, — выдохнул Коди.

Модель загасила сигарету о глазированный пончик, и у меня наконец появилась возможность представиться.

— Привет, я — Лила. Я писала сценарий для рекламного ролика.

Она наклонила голову, чтобы посмотреть на меня, что заставило меня почувствовать себя ребенком.

— Мило, очень мило, — произнесла она с очаровательным картавым акцентом обитательницы Южного Лондона.

«Никогда больше не надену туфли без каблуков», — подумала я и подошла к Коди, который стоял рядом с нашим боссом, Джофом Каунсилом. Мы втроем наблюдали за моделью с некоторого расстояния, как в зоопарке. Она курила сигареты, словно это был завтрак, осторожно ела попкорн и без умолку говорила по мобильнику. Она казалась счастливой, а почему бы и нет? Я бы, наверное, тоже была счастливой, если бы мне приходилось склонять голову набок и быть центром всеобщего внимания, в то время как менее значительные личности подносят мне зажигалку и кормят попкорном, зернышко за зернышком.

Когда приехали парикмахеры и гримеры, мы с Коди подошли поближе, чтобы посмотреть, как они будут превращать подростка-исполина в супермодель. Оба профессионала, ответственные за превращение, были настолько похожи на гермафродитов, что я, как ни старалась, не могла распознать их пол, а ведь я родом из Нью-Йорка, где разглядеть пол — дело чести. Я пошла за ними: они заталкивали модель в маленькую комнату, ярко освещенную потолочными флуоресцентными лампами. Коди не пустили

— Воспользуйся камерой в мобильнике, — прошептал он. — Я всегда буду твоим верным другом — Да уж мы и так друзья.

Модель, выскользнув из одежды, стояла раскинув руки, пока ее бесполая свита тщательно покрывала ее тело грунтовкой из больших серебряных флаконов. На них были маски, и они поливали ее с ног до головы. Словно пожар тушили. Ее заретушировали, превратив в однотонную телесного цвета колонну оттенка 6’2, напоминающую человеческое существо, но без вен, сосков, ногтей, губ или ресниц

Когда, наконец, все природные черты исчезли, гример, порывшись в своем сундучке с кисточками, выудил оттуда сотни тюбиков с тональными пудрами натуральных оттенков и начал рисовать на ее лице человеческие черты. В то же самое время стилист при помощи нитки с иголкой прядь за прядью педантично нашивал длинные пепельные пряди на ее собственные тонкие светло-русые локоны, создавая густую пышную гриву мерцающего золота.

У модели был свой собственный повар, который второпях сварил для нее суп из шпината. А лакей, присутствовавший исключительно для этой цели, кормил ее этим супом. Светленький мальчик стоял перед ней, дул на суп, охлаждая его, а потом кормил ее с маленькой серебряной детской ложечки, которая только и могла пролезть ей в рот. Рот модели был приоткрыт, может быть, на четверть дюйма, чтобы не потрескался грим. И тут случилось невообразимое: мальчик уронил немного шпината на грудь модели. Когда он попытался снять его кончиком пальца, по комнате пронесся общий вздох ужаса. Гример схватил его за руку еще до того, как тот коснулся модели, щелчком указательного пальца сбросил шпинат, попросил всех в комнате отступить назад и замереть, пока он не наденет маску и снова не загрунтует пораженную область. А потом пришло время ланча.

Я сидела поодаль, кашляя от распыленного в воздухе спрея, читала брошюру Эксли о тропических растениях и поглощала ломти севиче из сырого морского окуня, маринованного в соке цитрусовых, запивая все это большим количеством шардоне.

Потребовалось целых шесть часов, чтобы превратить ребенка во всемирно известную супермодель, но в конце концов подготовка завершилась и началась съемка ролика. Модель танцевала на специально возведенной сцене, одетая в короткое платье из лайкры, такое тесное, что под ним не осталось места даже для самого тонкого нижнего белья. Она начинала танцевать как босоногая девочка из джунглей, но, как только надевала серебряные кроссовки «Puma», превращалась в черную пантеру. Оглушительная музыка вибрировала, девушка ползла по искусственной почве джунглей, словно животное, соблазнительно двигаясь: то прилипала к полу, оттопырив круглый задик, то рычала и царапала пластиковый ствол дерева длинными ногтями, все время скаля зубы. Кожа ее блестела под пульсирующими голубыми вспышками света, и она медленными плавными движениями отбрасывала назад свои пришитые волосы, которые словно вбирали в себя мрачные искусственные лунные блики.

Режиссер, хорошо известный множеством снятых МТВ-видео, истошно завывал под музыку: