Читаем без скачивания Личный враг императора - Владимир Свержин

Он выбил пепел из трубки. Вдруг ему показалось, будто уголек отскочил и блеснул в темноте. Но нет, не уголек. Неподалеку грохнул выстрел, за ним второй.

– Дерьмо! – выругался Черный Маркиз и вскочил, хватаясь за пистолеты. – Проклятое дерьмо!

Стреляли издалека, примерно от чугунной ограды. Ответного залпа нет…

Еще выстрел…

«Дьявольщина! Как такое могло случиться?!»

Он змеей скользнул к окну, притаился сбоку, чтобы не маячить у окна освещенной мишенью, чуть отодвинул стволом пистолета штору, глянул во двор. Так и есть, два трупа валялись неподалеку от костра, еще один караульный, воткнув в землю штык, опирался на ружье, точно на костыль, и медленно оседал наземь.

«Все плохо. Все чертовски плохо! Три выстрела – три трупа. И это в темноте на изрядной дистанции. При этом ни один часовой у ограды не то что не подал сигнал – не вскрикнул. Похоже, это западня, наверняка западня. И этой ночью против меня кто-то жесткий, сильный и умелый. Вероятно, здесь у него была квартира. То-то старый гусар выскочил на крыльцо встречать гостей, явно ждал не меня. Значит, придется выяснять, кто сильнее и жестче».

Внизу раздался звон разбитого стекла, усадьба украсилась вспышками ответных выстрелов. Что и говорить, его гвардия состояла из отъявленных мерзавцев, но ни трусов, ни лопоухих щенков-неумех среди них не было. Конечно, таким огнем невесть куда в непроглядную тьму вряд ли нанесешь большой ущерб, однако же наверняка отобьешь у непрошеных гостей желание ломиться в атаку очертя голову. Надо оценить, очень быстро оценить обстановку. Сколько бойцов у него сейчас под рукой? Чуть больше трех десятков, тех, кто стоял в карауле, можно уже не считать. Будь они живы, непременно бы дали о себе знать криками, выстрелами, хотя бы стонами. Значит, мертвы. Как уж это удалось подкрасться незаметно – вопрос иной, сейчас не до него.

«Что делать, сражаться, обороняя усадьбу, или же пытаться вырваться из западни? Или же, – в голове мелькнула недобрая мыслишка, – оставить гвардию вести перестрелку с неведомым врагом, а самому с парой самых верных и испытанных соратников попытаться скрыться под покровом ночи? Возможно и такое. Но бежать – значит потерять все, что удалось взять в этой проклятой стране. – От этой мысли лицо его скривилось, будто невзначай вместо русской водки он хлебнул уксус. – Так что же, удерживать дом? Идея не самая лучшая, слишком много окон. Кроме того, надо еще защищать черный ход и задний двор со службами, там легко разместить бойцов. Попробуй только нос высунуть! А вот сунуться оттуда могут». Сквозь заградительный огонь вряд ли кто-то рискнет ломиться в штыковую с «ура!». Но если неизвестный стрелок или, того хуже, стрелки так ловко расправились с едва освещенной вахтой у крыльца, ориентируясь на вспышки выстрелов, без особого труда перебьют его головорезов одного за другим, не утруждая себя бессмысленным штурмом?

Проклятье, все чертовски плохо! Однако другого мира за окнами нет, действовать нужно в этом. Сейчас нужно выиграть хоть немного времени, постараться выяснить, каковы силы врага и его намерения. Кто знает, быть может, ночные гости – всего лишь такая же шайка мародеров, а то и вовсе сбившиеся в разбойничью шайку крестьяне. Прежде ему уже доводилось встречать таких. В таком случае вполне может быть, что засевший в каменном особняке пусть небольшой, но все же войсковой отряд окажется не по зубам. Тогда главное выдержать первый натиск, показать себя, продемонстрировать, что ни бежать, ни сдаваться мы не собираемся. Если все получится, то можно попробовать договориться. Конечно, придется идти на уступки, раз уж угодили в западню, но лучше так, чем тут подохнуть. Быть может, – Черный Маркиз усмехнулся, – начать переговоры, убедить в готовности принять любые условия, изобразить страх и ударить быстро и неотвратимо, как гром небесный?

Он вспомнил лихие атаки расфуфыренного, как павлин, Мюрата. В вызолоченном бархатном мундире с развевающимся плюмажем страусовых перьев над польской конфедераткой, с тигриной шкурой под седлом вместо уставного потника, он выглядел пародией на воина. Однако же не тогда, когда впереди обожающих его воинов мчал в самую гущу боя, не замечая опасности и насмехаясь и над самой смертью.

Нет, он, конечно, не Мюрат, подставлять голову под пули смысла не имеет, однако же внезапная стремительная атака вполне может принести успех. Значит, нужны переговоры, нужно улыбаться, пряча в рукаве кинжал. Пусть так, почему бы и нет?

Я молча глядел, как гаснет свет в доме. Вместо сотен ярких свечей, освещавших центральное здание и крылья флигелей, теперь в темных проемах окон скорее угадывался, чем виделся свет небольших огарков. Вполне достаточно, чтобы перебежать, не споткнувшись ни обо что, с одной позиции на другую, чтобы перезарядить ружье или пистолет. Когда бы взгляды могли воспламенять, барский дом бы уже пылал, как олимпийский факел.

Рольф Ротбауэр, не так давно мечтавший о лаврах придворного эскулапа в родной Вестфалии, по-своему оценил сумрачное молчание командира.

– Экселенц, штурмом мы этот особняк не возьмем. Половина наших ляжет под стенами. А сколько в доме в рукопашной – это уж как бог даст.

Ни у кого из тех, кто знал Рольфа с той поры, когда он сменил университетскую парту на солдатский ранец, не повернулся бы язык назвать его не то что трусом, но даже просто робким человеком. Всякому было известно, что в случае необходимости он готов с голыми руками броситься на превосходящего врага, особенно если речь идет о спасении друга. Однако же подвох состоял как раз в определении этой самой необходимости. Тут Ротбауэр был весьма скрупулезен. Идея рисковать без нужды казалась ему совершенно безрассудной. Однако приказ командира есть приказ командира. Тем более если это не какой-то там чужак, поставленный над тобой волей проклятого корсиканского выскочки, а человек, не раз спасавший твою жизнь и в десятках схваток доказавший свой воинский талант. Когда это сам князь Трубецкой!

Я перевел взгляд на боевого товарища.

– Так и есть, лобовая атака вообще дурацкая затея, а в нашем случае так и вовсе. С противоположной стороны дома – черный ход. Наши корсиканцы его контролируют, но их всего двое, так что, если противник не дурак, а он, похоже, совсем не дурак, в случае нашего штурма он либо скроется отсюда, либо контратакует нас во фланг и тыл. А оцепить дом по периметру нашими силами просто невозможно.

– Хорош кусок, да в рот не лезет, – поддержал князя земляк Рольфа, Фердинанд Кляйн, прозванный в отряде Малышкой. – Однако же как-то нужно освобождать фройлейн Александру. – Он хотел еще что-то добавить, но смолк, поймав жесткий взгляд командира. Да уж, что за нелепость, кому он это говорит?

С той поры, как вчера ближе к вечеру они подобрали в лесу раненого, почти до смерти замерзшего Томаша Бочанека, оставленного при монастыре охранять ясновельможную панну, князь будто закусил удила, даже сама его личная война с Бонапартом, казалось, отступила на второй план.

– Я не смог защитить панну, – лежа на застеленной серым плащом волокуше из лапника, шептал Бочанек, когда его доставили в лагерь. – Хотел, но не смог.

Князь молчал, глядя на него без осуждения, но и без сочувствия. Никто бы, даже сам он, не смог в одиночку противостоять отряду в более чем полсотни сабель. Томаш сделал все, что возможно, прикончил двоих и сам чудом остался жив. Он плелся за бандой, отыскивая следы, покуда не рухнул без сил от потери крови. Так и лежал с зажатым в руке пистолем, когда наткнулся на него передовой дозор. Но, увы, ситуацию его личная доблесть не меняла.

– Какие будут приказы, экселенц? – глядя на молчавшего предводителя, спросил Ротбауэр.

– Сколько у нас пленных?

– Двое.

– Достаточно, – я удовлетворенно кивнул. – Трупам отрубить головы, собрать в мешки. Пленным отсеки пальцы на руках, они им больше не понадобятся. Раны прижги, им еще нужно дойти до крыльца, не сдохнув от потери крови. Мешки с головами привяжи этим ублюдкам на шеи и гони к крыльцу. Мы вступаем в переговоры, а тут без подарков никак.

– Будет исполнено, экселенц, – выдавил недоучившийся хирург, вытаскивая из ножен пехотный тесак.

Конечно, ему не впервой было резать человеческую плоть, как живую, так и мертвую, однако от такого приказа почему-то бежал мороз по коже. Но умом он все же понимал, что с Черным Маркизом, судя по его манере вести дела, иначе разговаривать не получится. По вереницам трупов в несчастном монастыре, в сожженной деревеньке, в которой отряд мародеров останавливался следующей ночью, было ясно, что этот взбесившийся зверь пьянеет от вида крови и упивается собственной безнаказанностью. Что ж, как ни крути, принц все же повыше, чем маркиз. А уж по черноте… «Прости меня, Господи! – незаметно перекрестился недоучившийся медик. – С ним еще нужно потягаться».

Он скрылся во тьме, спеша выполнить недвусмысленный приказ командира. А в это время уже звучала новая тихая команда: