Читаем без скачивания После бури - Фредрик Бакман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В последнее время Фатима избегала людей в супермаркете – все спрашивали, что с ее сыном, а она не могла ответить. Прошлой весной все было как во сне: он выигрывал и его боготворили, потом он получил травму, и все в нем разочаровались. Затем он поехал в Северную Америку, чтобы принять участие в драфте НХЛ – Фатима едва понимала, что это такое. Они сидели за кухонным столом, и Амат объяснял ей, как взрослый ребенку: «Понимаешь, мама, НХЛ – это лучшая лига, там, в Северной Америке, играют профессионалы. Каждое лето лига устраивает драфт, там из команд выбирают двести молодых игроков, которым дают шанс проявить себя в НХЛ. И я могу туда попасть. Как Петер!» Амат пообещал, что, когда подпишет свой первый контракт, купит маме большой дом на Холме и «мерседес». Фатима засмеялась: «Зачем они мне? А вот новая посудомоечная машина и немного покоя не помешали бы».
Весной планы у Амата были такие грандиозные, что они не помещались в их тесной квартирке. Все, что от них осталось, – сломанная посудомойка. Он заперся у себя в комнате и несколько месяцев оттуда почти не выходил. Что она за мать такая, если не может ответить на вопросы о том, что с ее сыном? Вахтер научил ее, что в хоккее не принято уточнять характер травмы, иначе в будущем противник использует эту информацию, чтобы ударить в больное место, – говорят только «травма нижних конечностей» или «травма верхних конечностей». Но Фатима даже не знала, что у Амата за травма. Что у него разбито – нога или сердце?
Она погасила свет, вышла на трибуну и, сдерживая слезы, посмотрела на арену. После Амата придут новые игроки, они будут возноситься на вершину успеха и падать, только льду все равно. Со стороны можно подумать, что достаточно взглянуть на улыбку подростка, которого выбрали на драфте НХЛ, и ты поймешь все о детском спорте, но каждый год Фатима видела сотни родителей, проводивших в ледовом дворце тысячи часов и надеявшихся, что это случится именно с их подростком. Они приезжали сюда на взводе и уезжали в изнеможении, потели в автомобилях и мерзли на трибунах, отдавали половину состояния на членские взносы, а другую половину выкладывали за снаряжение и при этом продавали лотерейные билеты и торговали в киоске клуба на общественных началах. Им приходилось тратить все свое время, никогда не жаловаться, вытирать коньки, слезы и задницы. Без этого никуда. Родители должны принести себя в жертву во имя мечты, но если ты действительно хочешь понять, что такое детский спорт, тебе недостаточно знать имена победителей. Тебе нужно знать тех, кто был на самом пороге победы.
Фатима окинула взглядом лед от борта до борта, вспоминая, как между ними летал Амат. «Шустрый, как кот из мешка, – говорил вахтер. – Далеко пойдет». Значит, станет настоящим хоккеистом, думала Фатима. «Далеко пойдет» – будет зарабатывать на игре. В местных краях это не просто игра, и зарабатывать на ней начнет не только Амат, а все. «В хоккее ничего не бывает бесплатно, мама, хоккею нужно отдавать себя целиком!» – говорил маленький Амат и был прав. Все детство он играл в подержанном снаряжении. Они всегда зависели от благодетелей, вроде Петера Андерсона. «Это не благотворительность, а инвестиции», – из самых добрых побуждений поправлял ее Петер, но, когда Амат стал лучшим, Фатима поняла, что это значит: теперь все захотели получить свои дивиденды.
Сморгнув слезы, она вдохнула поглубже и зажмурившись двинулась к выходу. Увидев ее, вахтер посмотрел в окно и, немного поколебавшись, осторожно сказал:
– Слушай, здесь сейчас Фрак, я могу попросить его подбросить тебя до дома…
– Мне от него ничего не нужно, доеду на автобусе, – ответила Фатима.
Ненависти в ее голосе не было, лишь что-то близкое – все, на что Фатима была способна. Вахтер попытался уговорить ее, но тщетно. Вздохнув, он молча проводил ее взглядом.
Фрак стоял у входа, взъерошенный, с окровавленным рукавом. Они чуть не столкнулись, Фрак в последний момент отпрыгнул в сторону, и Фатима прошла мимо прежде, чем он успел открыть рот. Она знала, он хочет спросить, как себя чувствует Амат, все в городе хотели это спросить, но на самом деле им было все равно. Им плевать, как он себя чувствует. Они хотят знать одно: может ли он играть, может ли побеждать, можно ли использовать его в своих брошюрах. Но даже его мама не знала, что он теперь может, а чего нет.
Фатима шла к остановке нагнувшись, против ветра, шаг вперед, полшага назад. Она долго ждала автобус, но он так и не пришел. В бурю город опустел. Фатима могла бы вернуться и, несмотря ни на что, попросить Фрака подбросить ее до дома, но она скорее умрет, чем обратится к нему за помощью. И она отправилась в долгий путь до Низины пешком по шоссе, совершенно одна. Ветер рвал ее волосы, когда она перебежками пробиралась вперед. Ноги болели непрерывно, а в спину боль впивалась внезапно, без предупреждения, иногда с такой силой, что Фатима чуть не падала.
Деревья склонились над дорогой и заслонили небо, и Фатима вспомнила, как боялась местной природы, когда они переехали в Бьорнстад. Ветер, мороз, лед и бесконечный снег – казалось, все это только ждет своего часа, чтобы тебя убить; было так холодно, что Фатима не знала, переживет ли зиму. Теперь эта природа для нее – самое прекрасное, что есть на земле. У нее до сих пор захватывает дух при виде снега, такого белого, что через несколько секунд глаза слепнут; при виде льда, такого блестящего, что, если стоять у озера рядом с ледовым дворцом, бесконечный горизонт сливается с небом. Голова идет кругом от этого дымчатого пейзажа, в лесу тишина такая, будто уши забиты ватой, будто деревья поглотили все звуки мира. Поначалу ей нравились здешние люди, а от здешней природы она старалась защитить сына, теперь все стало наоборот.
Фатима остановилась на обочине. В глубине души она понимала, что этого делать не стоит, это опасно, надо идти домой, пока буря не разгулялась еще сильнее. Но ноги больше не слушались, спину опять прихватило, легкие перестали дышать. Она была на полпути между ледовым дворцом и Низиной, предстоял самый тяжелый отрезок
