Читаем без скачивания Рим должен пасть - Александр Прозоров

Слушая Памплония, Федор пытался восполнить пробелы своего образования. Раньше он был уверен, что в римской армии служили только свободные граждане. Туда не допускали ни нищих, ни рабов. А теперь получалось — нет. Точнее, пока нет. Ведь вокруг него, как выяснилось, стояли отнюдь не граждане. И всем им действительно круто повезло, что по большой необходимости их скоро примут в дружную семью римлян. Всей манипулой сразу. «Если я не ошибаюсь, — размышлял Федор, глядя на распалившегося Памплония, — то и этот хлыст пошел в армию не по большой любви. У него тоже не было выбора, даже если он сынок какого-нибудь сенатора. Ведь, при местных порядках, занять место отца он мог, только отслужив в армии энное количество лет».

Гражданским во власть путь в римской республике был заказан. Похоже, служба в местной армии открывала-таки некоторые перспективы. Если повезет, можно пролезть и повыше. Но для этого требовалось начать. А потому, не задумываясь, особенно после того, как Памплоний вызвал новобранца из первой шеренги и приказал ему прочесть клятву (заученную заранее, конечно, — не зря быковатый Гней его вчера вечером заставлял орать текст на всю казарму), Федор вместе со всеми хором повторил «Idem in me!». И перешагнул грань, отделявшую его от кратчайшего пути к римскому гражданству.

Здесь от него, похоже, не требовалось никого спасать. Просто вытерпеть пару недель изнурительных тренировок, дать прижечь себя раскаленным клеймом, навсегда впечатав в кожу латинскую цифру с номером легиона, и ты уже по смерть свою римский гражданин.

Дальнейшее его несколько удивило, поскольку сильно отличалось от службы в родной армии. Когда трибун вместе со свитой ушел, Гней Фурий Атилий приказал всем новоиспеченным курсантам немедленно зайти в небольшой отдельный барак с крепкими стенами и дверями, что стоял на краю пирса. К местному квестору.[30] А оттуда прямиком направляться в город за покупкой необходимого оружия и снаряжения. На все им отводилось целых два дня, начиная с нынешнего утра.

Из обиталища квестора, который на латыни назывался quaestorium, Федор вышел еще более удивленным — ему выдали денег на покупку обмундирования. Помимо солдат — получателей жалования и самого квестора, слащавого толстяка, явно законченного педераста, по имени Нумерий Манций Вольциус, там толклось еще немало народа. Процесс выдачи денег был формализован не хуже бухгалтерии на его родном Кировском заводе, где он успел отработать пару месяцев до службы, чтобы заиметь трудовую книжку. В узком пространстве главной комнаты без окон находился самый настоящий офис, возглавляемый «дощечником». У него имелось несколько распределителей. Они получали от квестора через дощечника платежные поручения, проверяли их и разрешали платеж, «отовариваемый» ящичником, то есть кассиром. Он и выдал Федору, вынужденному вместе со всеми проходить этот конвейер, деньги согласно полученному предписанию.

Правда, квестор, хитрозадая сволочь, отлично знал о том, что у новобранца Федра имеется вполне приличный кожаный панцирь и меч с ножнами, а потому насчитал ему почти вдвое меньше денег, чем остальным. Но спорить было себе дороже, поэтому Чайка нацарапал на дощечке («тессере») свою подпись и вышел вон.

— Каптерщик хренов! — выругался он по-русски, оказавшись на пристани с худым мешочком медных монеток. — Бюрократ! Чтоб тебе так зарплату платили!

Некоторое время Федор раздумывал, что делать дальше. Получалось, что ему выпала увольнительная на два дня. Даже разрешалось не возвращаться сегодня ночью в казарму. Города он не знал, где искать нужные лавки тоже. Но тут из конторы, растолкав очередь из будущих легионеров, ожидающих жалования, показался Квинт Тубиус Лаций. Все манипулы будущих морпехов получали деньги в строгом порядке, согласно своим номерам. Манипула, в которой служили вместе Федор и Квинт, была первой, а потому и деньги они получили раньше других.

— Ну, — Квинт хитро подмигнул Федору, взвешивая на ладони мешочек с монетами, — тридцать три асса, считай, жалование за десять дней выдали.[31]

Федор взвесил на руке свой кошелек и резюмировал.

— А мне дней на пять, значит.

— Ну, так у тебя же отличный панцирь есть и меч, — подбодрил его Квинт, заметив кислое выражение на лице сослуживца. — Ничего, потом еще начнут за жратву вычитать, вообще ничего не останется. Но, если знать места, где можно взять приличное оружие подешевле, то и выжить можно.

— А ты их знаешь? — заинтересовался Федор.

— Конечно, — бодро ответил Квинт. — Я здесь, в Таренте, все лавки на рынке обошел. Бывал пару раз с отцом и братьями, рыбу продавал.

— Тогда, может, возьмешь в компанию? — предложил Федор.

— Ты чего, сдурел? — уставился на него Квинт. — До Кампании[32] далеко — пока дойдешь, три пары сандалий стереть можно. А на рынок возьму, все веселее.

Затем он прищурился, словно собирался рассказать Федору военную тайну, и медленно, с удовольствием, проговорил:

— А когда закупимся, брат Тертуллий, надо будет все это обмыть хорошенько. Я знаю одно тепленькое местечко на южной окраине. Там все есть: вино, девочки. Ты будешь доволен.

— Девочки — это хорошо, — автоматически переводя столь знакомое слово femina, отметил Федор, вспомнив ненароком о Маринке, оставленной в прошлой жизни, и о том, что к женщине он не прикасался уже очень долго. Можно сказать, тоже с прошлой жизни, с самого дембеля. — Ну, тогда пошли что ли?

И привязав свои кошельки к поясам, оба будущих легионера направились к выходу из расположения морских пехотинцев в гавани Тарента. Федор, правда, зашел еще к опциону и получил свой кожаный панцирь и меч, к которым ему предстояло докупить еще шлем, щит и прочее снаряжение.

Глава вторая

Оrnamentum

Углубившись в узкие улочки прижавшегося к скалам города, они поднялись на пару кварталов вверх и теперь неторопливо брели в сторону рынка, благо времени у них, как сказал Квинт, было больше, чем нужно. Солнце уже жарило вовсю, раскаляя камни мостовой. Федор глазел по сторонам, пользуясь случаем, изучал город, в котором ему предстояло сделать первые шаги по службе. Да и в глубине души его не покидала уверенность, что скоро он притрется к местным условиям, послужит немного, а там и новая увольнительная не за горами. Нужно только изучить и запомнить дорогу до центра, а ко всяким злачным местам Квинт его и без напоминаний приведет.

Город был богатый, торговый, это сразу бросалось в глаза. Дома отстроены на совесть, каменные, многоэтажные. Но у моря и в центре, где жили богатые граждане Тарента, все чаще попадались отдельные особняки с колоннами у входа, портиками и даже с внутренними двориками. Такие он видел уже не раз. Некоторые окружали небольшие сады для отдыха. Само собой, статуй тоже хватало. И у домов, и на крышах, и просто отдельно стоящих. По дороге к рынку, притягивавшей, словно магнит опилки, пестрый людской поток, они прошли мимо нескольких богато украшенных храмов.

— Это чей храм? — спросил Федор, указав рукой на последний, где у входа высился огромный, высеченный из камня минотавр.

Квинт удивленно посмотрел на него и заметил:

— Юпитера Фретерия, а ты что, Федр, не знал?

Федор повел плечами.

— Так не бывает, — добавил внезапно насторожившийся Квинт, — все воины знают Юпитера Фретерия. Это — наш наступательный бог.

— Да у меня с памятью плохо, — пожаловался Федор, — после того, как чуть не утонул. Я его вроде бы признал, но не был уверен.

— А-а, тогда ясно, — кивнул сразу утерявший подозрительность Квинт. — Сам моряк. У моего брата тоже так было, когда отец на рыбалке еле вытащил его из воды, он почти уже захлебнулся. Только брат после этого еще и оглох.

— У меня с этим пока нормально, — Федора даже передернуло, — слышу тебя хорошо.

— Скажи, Федр, — Квинт снова с сомнением уставился на рослого сослуживца, которому доходил едва ли до уха, — а ты случайно не из галлов? Больно здоров ты для каллабрийца. Я там бывал. Они все такие, как у нас в Бруттии, то есть с меня ростом. И волосы у тебя ненормального цвета. Слишком светлые. А про твою ужасную латынь даже бычок Гней сказал, что она похожа не на язык великих римлян, а на варварский говор.

— Нет, — нагло заявил Федор, желая прекратить эти неожиданные расспросы, прямиком ведущие к ненужным подозрениям, и приврал на всякий случай. — Я настоящий каллабриец. Таким уж уродился. А что до волос, то может, мамаша моя с кем из северян спуталась… или отец у меня с севера… Я же не помню.

Лихо приврав насчет выдуманных родителей, Федор погрустнел, вспомнив о ни в чем не повинных настоящих, которые его, наверное, уже никогда не увидят.

— Ну да, — кивнул Квинт с пониманием, — бывает. Мой отец тоже мне однажды заявил, что я вообще не его сын, а соседа. Поэтому он выгонит мать на улицу вместе со мной, а лодку отдаст старшему брату.